лояльность к фрагрантам. Ты пойми, мы не можем ошибиться, приняв в наш круг человека, способного на измену.
– Понимаю.
– Ты клянешься быть преданным фрагрантам до самой смерти?
– Клянусь! – сказал я искренне, отринув вдруг сомнения.
– Дело в Жене? Только ради нее ты готов переломить себя, изменить всю свою жизнь?
– Не только. Я стараюсь полюбить всех подлиз, но они слишком скрытны, я до сих пор не могу понять, что они из себя представляют. Вы можете мне помочь, Иван?
– Попробую.
Ганс поднялся на ноги, подошел к тумбочке с телевизором, взял пульт, вставил диск в DVD- проигрыватель. На экране появилась фотография.
В носу моем защипало, на глаза навернулись слезы. Я становлюсь болезненно сентиментальным, когда дело касается Жени. А на экране была именно она – юная, моложе, чем сейчас, почти ребенок. В окружении других девчонок и парней она сидела около лесного костра и задорно хохотала. И все смеялись, и выглядели донельзя счастливыми. Я ощутил боль в сердце, острую зависть, что не могу сидеть вместе с ними, смеяться с ними, глядеть на них, красивых, просто разглядывать, и радоваться от этого. Их юное счастье осталось в далеком прошлом, я опоздал.
– Снимок сделан десять лет назад, – сказал Ганс. – Есть в нашей области заброшенная деревенька под названием Шубино, в двухстах верстах от города. В те годы я стал человеком уже достаточно обеспеченным, бизнес мой связан с производством строительных материалов. Я купил в Шубино дюжину домов – все избы, оставшиеся в приличном состоянии. Провел электричество, пробурил скважину для воды. И привез туда тех подлиз, которых мне удалось найти и уговорить – всего сто пятнадцать человек.
– Зачем?
– Здесь, на фотографии, одиннадцать ребят. Четверых из них уже нет в живых. Если бы я не вывез тогда подлиз из города, погибли бы все.
– От чего?
– Их бы убили.
– Чистильщики?
– Не валяй дурака, чистильщиков тогда не было. Дети, вылеченные от рака профессором Григорьевым, получившие чудесный дар регенерации и особо тонкое обоняние, оказались плохо приспособлены к жизни среди обычных людей. Они не подозревали, что их эмоции сопровождаются выбросом феромонов. Феромоны нельзя почувствовать подобно запахам, воздействие происходит на подсознательном уровне. Излеченные детишки вдруг обнаружили, что их желания стали исполняться с необыкновенной легкостью – стоило попросить чего-нибудь, и окружающие люди спешили купить им всяких вкусностей, или дать денег на кино, или поставить пятерку на уроке, или уступить место в переполненном автобусе. Ты знаешь, как быстро дети учатся всему – хорошему и плохому. Многие из детей, вылеченных Григорьевым, интуитивно нащупали, как правильно подлизываться. Не всем это удалось – многих убили, потому что вместо феромона-аттрактива они выделяли стимулянт агрессии, вызывающий неконтролируемый аффект. Но и те, кто научился вызывать у людей химическую симпатию, ежечасно рисковали ошибиться, потому что на выброс феромонов воздействуют десятки факторов. Подлизы не знали о том, что являются мутантами, и гибли один за другим.
Это развилось не сразу. Способность выделять феромоны появляется у фрагрантов спустя четыре-пять лет после лечения препаратом. Поскольку я был самым старым из фрагрантов, то первым прошел через преобразование. По образованию я химик, закончил химфак университета, и это помогло понять то, что со мною происходит. К тому же я добрался до доктора Григорьева, к тому времени он уже находился под следствием. Я сумел встретиться с ним до того, как его посадили, и получил бесценную информацию о том, что именно было введено в кровь детей под именем противоракового препарата.
– Стало быть, вам известен состав этого лекарства?! – воскликнул я, вскочив на ноги в необычайном волнении.
– Известен.
– И его можно воспроизвести?!
– Без малейших проблем.
– Так вот почему Агрба стал подлизой уже после смерти профессора!
– Именно поэтому. И не он один. Но не будем опережать события, вернемся к тому, что происходило десять лет назад…
Мне хотелось наорать на господина Сазонова: какого черта он столько лет скрывает панацею от рака, способную исцелить миллионы безнадежных больных, почему не сделает ее достоянием человечества? Но я понимал сложность ситуации: избавившись от онкологического заболевания, пациент неизбежно становится мутантом. А жизнь подлиз непроста – это уже не нужно доказывать.
Поэтому я смиренно сел на стул. Что за глупая идея – орать на человека, который открывает тебе великие секреты?
– Я спасал их, – продолжил Ганс. – Спасал несчастных подростков. Способность подлиз выделять феромоны развивалась, но это делало их жизнь все более и более опасной. Они не имели понятия, что с ними происходит, почему до сих пор все давалось так легко, а теперь каждый встречный норовит на них наброситься. Кто-то должен был научить их жить. К тому времени я знал о феромонах более чем достаточно. Возраст подлиз, которых я привез в Шубино, был от одиннадцати до двадцати лет – довольно разношерстная компания. Мне тогда было тридцать, я был успешно женат, дочке моей исполнилось пять годиков. Я взял жену и дочь в деревню с собой.
– Ваша дочь – подлиза?
– Разумеется. Все дети фрагрантов унаследовали способности родителей.
– Даже если фрагрант – только один из родителей?
