– Ты что...
Слабый крик тут же оборвался – так крепко он обнял ее.
В голове Каллиопы было пусто. Она угнездилась у него на груди, а он все не открывал глаз, и это ее раздражало. Она попыталась вырваться и пересесть обратно, но сразу почувствовала, что зажата в его руках, как в тисках. Он не пошевелился. Голова его лежала на подушке.
Каллиопа украдкой посмотрела на него и слабым голосом произнесла:
– Милорд, я думаю, это неприлично...
Он ничем не показал, что слышит ее.
– Милорд?
Нет ответа.
– Энджелфорд?
Тишина.
– Джеймс! Открылся один глаз.
– Тебе не кажется, что мне пора вернуться на свое место?
– Лучше отдыхай – ты спала ночью не больше меня.
От этих слов ей почему-то стало легче. Действительно, на его стороне кареты уютнее, а она так измучена! Если он решил забрать себе более удобную часть кареты, то только справедливо, что она разделит с ним это место.
Каллиопа закрыла глаза и опустила голову на плечо своему спутнику. Движение кареты успокаивало, ее охватила приятная дремота, ночные страхи отошли прочь.
В яркий солнечный день она прогуливалась по лугу. Насколько хватало глаз, всюду росли цветы. Джеймс подошел к ней с синим цветком в руке; она его взяла и понюхала. Божественный запах! Похож на тот, что исходит от него. Странно, что так может пахнуть цветок.
Но запах цветка был мужской, совсем не похожий на аромат розы. Джеймс с нежностью посмотрел на нее и наклонил голову. Хватит себя обманывать: это то, чего она страстно желает, каждая частичка ее тела говорит, что так будет правильно. Он наклоняется ближе, все ее тело звенит от счастья... Она вздохнула, но тут неожиданно он отпрянул.
– Нет!
Каллиопа подскочила на месте, и Джеймс повел плечами:
– Что – нет?
Карета остановилась.
– М-м... Нет, ничего. Я просто удивилась, что мы уже приехали.
До чего глупо!
Джеймс внимательно посмотрел на нее и, выбравшись из кареты, подал ей руку.
Возвращение в Лондон оказалось для нее ударом. Она быстро подошла к двери и, увидев своих здоровяков лакеев, нахмурилась. Что происходит? Неужели она перестала считать Джеймса врагом и начала думать о нем как о спасителе? Примерно тогда же она перестала называть его Энджелфордом.
Нет, ей нужно побольше Энджелфорда и поменьше Джеймса. Теперь, когда они в Лондоне, так будет куда лучше.
Они вошли в библиотеку, и Джеймс пошел к ее любимому креслу. Впервые это ее устраивало. Она села на парчовую кушетку и закрыла глаза.
– Я думал, мы будем просматривать вещи Стивена...
Каллиопа снова открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
– Я просто дала отдых глазам. Может, подождешь минут десять?
Джеймс покачал головой. Она могла поручиться, что у него на лице промелькнула улыбка.
– Ну ладно, я сейчас. Его глаза смеялись.
Каллиопа взглянула на величественные книжные шкафы и вздохнула.
Двадцать минут спустя она все еще вздыхала. Джеймс выглядел страшно недовольным – он был уверен, что искомый предмет находится именно здесь, но мысли о Каллиопе мешали ему сосредоточиться.
Каллиопа сняла парик, и мягкие кудри накрывали ее плечи; тем временем Джеймс, пытаясь сконцентрироваться на задаче, взял прогулочную трость, прислоненную к стене. Он узнал ее – этой изысканной тростью она ночью пыталась ударить его по голове.
– Почти нисколько не отличается от той, что была у тебя на балу у Киллроев...
Каллиопа подняла глаза от кипы бумаг:
– Ты нашел там мою трость?
– Да. Вообрази мое удивление, когда ты поплыла по бальному залу, грациозная, как газель.
Каллиопа вспыхнула:
– Не знаю, почему я забыла эту трость.
