заглянул в вагон. Железнодорожник сидел в том же купе; теперь он был без плаща и без фуражки. Андрей решил на всякий случай не лезть ему на глаза и, договорившись с Никитиным, начал проверку с другого конца вагона. Пассажиры в основном были гражданские. Все были разбужены резкой остановкой поезда и судачили по этому поводу; высказывались самые различные предположения. Сержант светил фонарем; Андрей машинально просматривал документы и так же машинально задавал положенные в таких случаях стереотипные вопросы: 'Откуда едете?.. Куда?.. Кем выдан пропуск?..' и так далее. Мысленно же он находился в другом конце вагона. Мандата на право проверки никто не требовал. Андрей проверял уже третье купе, когда поезд снова тронулся. - Лейтенант, - крикнул Никитин, - сходим! Андрей, поняв, что все уже сделано, поспешил вслед за патрулем покинуть вагон.
* * *
-... пропуск, броня - все в порядке, - докладывал коменданту Никитин, когда Андрей вошел в кабинет. - Командирован со станции Котельнич, следует в Гродно к месту постоянной службы. С женой и двумя детьми... - Откуда д-дети? К- какая жена? - перебил Андрей изумленно и растерянно. - Не может быть! - Тот самый, что вы указали. Во втором купе. Невысокий, толстый. Железнодорожник. Других там не было! - Он п-поляк? - Поляк? - Никитин от души расхохотался. - Вятский!.. Его же видно наш брат, Ванька! - Перестаньте, - строго остановил комендант- - Вас спрашивают серьезно. Фамилию вы установили? - А как же?.. Шишков Федор Алексеевич, девяносто шестого года, родом из Зуевки Вятской губернии... Они сели в Минске - проводница подтвердила... А здесь он вылезал за кипятком... - Ты упустил его по дороге, - заключил Алехин, выслушав Андрея. Они снова лежали в холодной мокрой траве, наблюдая за домом. Еще не светало. - В поезде ты наткнулся на другого... наверно, похожего... - невесело продолжал капитан. - Все остальное было впустую...
35. ВСЕ ЖЕ ПОСТАВИМ ТОЧКУ...
Оставив Блинова наблюдать, Алехин на полуторке - Хижняк с вечера спал в машине на соседней улице - помчал в предрассветной полутьме к аэродрому. Мокрое обмундирование холодным компрессом липло к телу. За ночь он так продрог, его било как в лихорадке. Сейчас бы пробежаться для согрева, да не было времени. Город еще не проснулся. За всю дорогу к аэродрому он повстречал лишь четырех одиночных военных - ни одного гражданского - да два грузовика с ночными пропусками на лобовых стеклах. Поляков, как и у себя в Управлении, в гимнастерке без ремня, с расстегнутым воротником сидел за столом в зашторенном кабинете начальника отдела контрразведки авиакорпуса и колдовал над листом бумаги. На приветствие Алехина он, подняв голову, рассеянно ответил: 'Здравствуй... Садись...' - Они в доме, - сообщил Алехин. - Застыл? - Если бы не дрожал, то совсем бы замерз, - отшутился Алехин. - На вот, погрейся. - Поляков подвинул к нему трофейный, с идиллическим баварским пейзажем розоватый термос, известный, наверно, всему Управлению. - И булочку бери... Алехин налил из термоса в стакан крепкого душистого чая, завариваемого подполковником самолично по какой-то своей особой методе, опустился на стул у приставного столика и, положив в рот кусочек сахара, с удовольствием сделал несколько глотков. Перед Поляковым лежал лист бумаги с десятью, наверно, строчками, исчерканными, со вставками, исправлениями и двумя вопросительными знаками синим карандашом. Алехин взглянул мельком, подумал, что это, очевидно, текст для одной из точек радиоигры, дела столь конфиденциально-секретного, что и смотреть туда больше не стал. Он знал, что каждая буковка в таких документах утверждается Москвой, согласовывается, если содержит дезинформацию, с Генеральным штабом, но продумать и составить текст должен Поляков, вся ответственность на нем, и Алехин пожалел, что пришел не вовремя. Его восхищало в Полякове умение при любых обстоятельствах сосредоточиться, отключиться от всего в данную минуту второстепенного, а главным сейчас для подполковника были, очевидно, эти исчерканные строчки. Помедлив, Алехин взял сиротливо лежавшую на блюдце булочку, маленькую - из офицерской столовой. Он так зазяб и проголодался, что съел бы сейчас десяток таких крохотулек, а то и больше. Подобные по форме пышечки пекли и дома, только не на противне, а в печи, тоже из пшеничной муки, но деревенского, не машинного помола. Те, разумеется, были несравненно вкусней, особенно со сметаной. Он вспомнил, как весной или осенью, продрогший, возвращался в сумерках с полей в тепло родной избы, и радостный крик дочки, и необыкновенные щи, и горячие блины, и соленые грузди, и квас... Все это казалось теперь призрачным, совершенно нереальным... - Вчера они опять выходили в эфир, - вдруг спокойно сообщил Поляков. - Где?! - От неожиданности Алехин поперхнулся куском булки. - В тридцати - сорока километрах к востоку от Шиловичского леса. Поляков поднял голову, и Алехин увидел, что он переключился и думает теперь о разыскиваемой рации. - Передача велась с движения, очевидно с автомашины. Любопытно, что ни одного случая угона за последние трое суток не зафиксировано. - Есть дешифровка? - быстро спросил Алехин. - Пока нет. Они каждый раз меняют ключ шифра. Ты пей. И наливай еще. - Спасибо. Во сколько они выходили в эфир? - Между семнадцатью двадцатью и семнадцатью сорока пятью. - Николаев и Сенцов в этот час были в городе, - констатировал Алехин, - под нашим наблюдением. - В данном случае у них железное алиби. Кстати, на них уже есть ответ. Как быстро исполнили, а?.. Сообщают сюда, в Лиду, но почему-то на имя генерала... Странно... 'Когда- нибудь он нарвется!' - разумея Таманцева, со злостью подумал Алехин и тут же про себя отметил, что если бы не 'элементы авантюризма', ответ был бы не раньше чем еще через сутки. А Поляков уже достал из папки листок бумаги и прочел: - 'Проверяемые вами капитан Николаев и лейтенант Сенцов действительно проходят службу в воинской части 31518. В настоящее время командированы в район города Лида с целью децентрализованной заготовки сельхозпродуктов для штабной столовой'. Так что их появление на хуторах вполне объяснимо, заметил Поляков. - 'Никакими компрматериалами на проверяемых вами лиц не располагаем'. - Вот так, выходит, сутки впустую! - огорченно сказал Алехин. - Я должен сейчас выехать в Гродно, - словно оправдываясь, сообщил Поляков, - ночью, очевидно, вернусь в Управление. Позвони обязательно... Очень жду дешифровку первого и вчерашнего перехватов. Загляни сюда днем, посоветовал он, - возможно, что-нибудь будет. - А может, они вовсе не те, за кого себя выдают? Может, в группе четверо и передачу с движения вчера вели двое других?.. Все же поставим точку! Взгляну-ка я на них в упор и пощупаю документы, - предложил Алехин; он смотрел на Полякова, ожидая одобрения, но тот, кажется, снова углубился в свои строчки. - Децентрализованная заготовка сельхозпродуктов в тылах другого фронта - это самодеятельность, причем незаконная. Интересно, что мне-то они скажут о цели командировки?.. Прихвачу кого-нибудь из комендатуры, - упорно продолжал Алехин, - для вида зайдем и в соседние дома... - Разумно, - подняв голову, согласился Поляков. - Но время лишне не трать!..
36. АЛЕХИН
К хозяйке дома номер шесть по улице Вызволенья, пани Гролинской, я отправился с одним из офицеров городской комендатуры, немолодым, совершенно лысым и весьма толковым капитаном, понимавшим все с полуслова. Он свободно говорил по-польски, очевидно, много раз выполнял подобные роли, и, если бы еще относился ко мне без некоторого подобострастия, работать с ним было бы истинным удовольствием. Чтобы не вызвать подозрения, мы побывали и во всех соседних домах, в десяти или в одиннадцати, хотя, по комендантским учетам, лишь в трех из них размещались военнослужащие. Как и всегда, маскирование - инсценировка общей сплошной проверки - заняло большую часть времени. Раннее солнце миллионами капелек сверкало на траве, на листьях и на крышах, но еще нисколько не грело. Где-то там, в конце улочки, в мокрых холодных лопухах, за канавой, располагался Блинов. Лежал он хорошо: я раза четыре поглядывал в ту сторону, но определить, в каком месте он находится, так и не смог. Как и ночью, мыслями я то и дело возвращался к Таманцеву. Мы здесь, по сути, ничем не рисковали, ему же в случае появления хотя бы одного Павловского предстояла ожесточенная схватка. Я не мог не думать о Таманцеве; впрочем, сомнение, правильно ли там выбран объект для засады - не пустышку ли тянем? - и по сей час не оставляло меня. Пани Гролинская, для своих шестидесяти лет очень моложавая и подтянутая, в этот ранний час занималась уборкой: развесив на штакетнике половики, как раз принялась их выбивать. Мы поздоровались, капитан сообщил, что мы из комендатуры 'по вопросам расквартирования', и поинтересовался, есть ли у пани на постое военные. - Так, - приветливо отвечала она. - А разрешение комендатуры?.. Документ?.. - почти одновременно осведомились мы. - Проше пана. - Она с улыбкой пригласила нас в дом. Когда мы подходили к ее палисаду, я заметил позади дома, на соседнем участке, пожилую женщину, возившуюся на огороде и что-то при этом недовольно бормотавшую по-польски. Завидев нас, она выпрямилась и, глядя недобро большими светлыми глазами, забормотала с возмущением еще громче. Вместе с пани Гролинской мы прошли в комнату, обставленную добротной старинной мебелью. Первое, что бросалось в глаза - уже в кухне, - чистота и аккуратность. Из лежавшей в ящике комода домовой книги хозяйка достала маленькую бумажку - талон со штампом комендатуры - и протянула ее капитану: 'Проше пана'; тот посмотрел и передал мне. В верхней графе талона было вписано: 'К-н Николаев, л-нт Сенцов'. - Срок разрешения истек в полночь, - вполголоса напомнил мне капитан. - А где они? - справился я и посмотрел на дверь в другую комнату. Я не сомневался, что подлинные или мнимые Николаев и Сенцов слышат и слушают наш разговор -
