дочка - занятная пацаночка, веселая и очень подвижная - играла возле дверей хатенки, что-то распевала и ежеминутно почесывалась, что, впрочем, ничуть не портило ей настроения. Уж если блохи жрали нас здесь, на чердаке, представляю, как они свирепствовали там: в хатах с земляными полами их обычно полным- полно. Хозяйство Антонюк из-за отсутствия какой-либо живности, хотя бы кошки или курицы, выглядело не просто бедным, но и запустелым. Я даже поймал себя на чувстве жалости к этой девахе, по дурости прижившей от кого-то ребенка, - житуха у нее получилась несладкая. Рассмотрев в бинокль лицо девочки, я вполне допускал, что она от немца, а вот с Павловским, как я его представлял по словесному портрету и фотографиям, у нее не было, по-моему, и малейшего сходства. Метрах в трехстах дальше и немного правее я видел хату Свирида, наблюдал в бинокль и самого горбуна, его мать и жену. Лицо у него было злое, неприятное, и домашние, как мне показалось, его побаивались. Поутру он что-то мастерил, приколачивал в стодоле - оттуда доносился стук по дереву и по металлу, - потом запряг лошадь, взвалил на телегу плуг и куда-то уехал. Вскоре после этого его жена с крынкой и каким-то свертком в белой тряпке прошла в хату к Юлии и, пробыв там совсем мало, тут же вернулась к себе. Я заметил, что по дороге к сестре она дважды как-то воровато оглядывалась и что вышла потом от нее, вытирая слезы. В полдень я растолкал Фомченко и, приказав ему разбудить меня в шестнадцать ноль-ноль, передал наблюдение и улегся на его место. Нам предстояло сутками, а может, неделями ждать у моря погоды и не зевать. Это как на рыбной ловле: никогда не знаешь, в какой именно миг клюнет. А в данном случае я сомневался: клюнет ли вообще? И еще меня заботило одно существенное обстоятельство. Никаких доказательств принадлежности Павловского к разыскиваемой нами группе не имелось. Подвернулся он случайно, разумеется, взять его - тоже наш долг, но при этом мы наверняка отвлекаемся от основной цели. А спрашивать за передатчик с позывными КАО, за 'Кравцова' и 'нотариуса' будут с нас, да еще как - три шкуры спустят! Я заставлял себя быть объективным, однако... Почему он должен здесь появиться? Предположений капитана я во многом не разделял. Как и всегда, он преувеличивал фактор человечности. С агентами-парашютистами я имею дело четвертый год, сопротивляются они отчаянно, но всяких там чувств я у них что-то не замечал. Да они из родной матери колбасы наварят, а тут, видите ли, судьба отца, ребенок (еще неизвестно чей?!) и - эка невидаль! - женщина. Чихал он на всю эту лирику! Промежду прочим, бабу можно найти и не только на этом хуторе, запросто это не проблема. Впрочем, наше дело маленькое. Наше дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай...
38. ПОДПОЛКОВНИК ПОЛЯКОВ
В Гродно у него было несколько дел, и главным среди них - вовсе не случай с угоном 'доджа' и убийством водителя, однако начал Поляков именно с него. Отчасти потому, что автобат размещался на окраине, при въезде в город. О том, что машина найдена, он узнал рано утром перед выездом из Лиды, когда по 'ВЧ' позвонил в Управление и ему перечислили все основные происшествия минувших суток в районе передовой и в тылах фронта. Конечно, можно было все это поручить кому-либо из подчиненных, но уже шестые сутки, с того момента, как в лесу под Столбцами группа Алехина обнаружила отпечатки протектора 'доджа', все, что касалось автомобилей этого типа, особенно интересовало Полякова. Рыжий полноватый майор, чем-то похожий на Бонапарта, - командир батальона и бравый, подтянутый капитан в кавалерийской кубанке - командир автороты, несколько удивленные неожиданным визитом подполковника из Управления контрразведки фронта, провели его к стоящей отдельно, как бы в ожидании проверки автомашине. Сюда же тотчас подоспели уже вызванные старшина-механик с изуродованным шрамами лицом и старший лейтенант, уполномоченный контрразведки, выбритый, аккуратный, пахнувший одеколоном или духами. -... Машина оказалась на ходу, в баках было около тридцати литров бензина, - рассказывал командир роты Полякову. - Кто и когда ее обнаружил? - Местные жители... Очевидно, они и сообщили в Лиду... А нам вчера позвонили из комендатуры. - Кто за ней ездил? - заглядывая под скамейки, прикрепленные к бортам, справился Поляков; разговаривая, он последовательно осматривал машину. - Вот... старшина. Поляков повернулся к старшине - тот вытянулся перед ним. - Вольно... Расскажите, пожалуйста, как и что. - Это отсюда километров сорок... - напрягаясь, произнес старшина; у него не хватало передних зубов и, очевидно, был поврежден язык, он говорил шепеляво, с трудом, весь побагровев от волнения. - Там, значит, за деревней... рощица... Ну, нашли ее, - старшина указал на машину, мальчишки... Я сел - она в исправности. Так и пригнал... - А шофер убит? - Чтобы старшине было легче, Поляков перевел взгляд на капитана. - Да, - сказал тот. - Его подобрали на обочине шоссе - машина из другой части. Нам сообщили уже из госпиталя. Я поехал туда, но меня к нему не пустили. Врач сказала, что он без сознания, надежды никакой, а справку они вышлют. - Какую справку? - О смерти. - Справка справкой, а кто же его хоронил? - Поляков поднял в кузове промасленные тряпки и рассматривал их. - Они сами хоронят. - И никто из батальона больше туда не ездил? - обводя глазами офицеров, удивился Поляков. - Нет, - виновато сказал капитан. - Да-а, помер Максим - и хрен с ним... - У нас запарка была дикая... - нерешительно вступился майор. Выполняли срочный приказ командующего. - Приказы, конечно, надо выполнять... - еще раз оглядывая сиденье машины, раздумчиво сказал Поляков. Он знал, что со своей невзрачной нестроевой внешностью, мягким картавым голосом и злополучным, непреодолимым пошмыгиванием выглядит весьма непредставительно, не имеет ни выправки, ни должного воинского вида. Это его не огорчало, даже наоборот. Не только с младшими офицерами, но и с бойцами, сержантами он держался без панибратства, но как бы на равных, словно они были не в армии, а где-нибудь на гражданке, и люди в разговорах с ним вели себя обычно непринужденно, доверительно. Однако эти майор и бравый капитан явно его боялись, ожидая, видимо, неприятностей. Заслуживал же в этой истории неприятных слов и, более того, взыскания только уполномоченный контрразведки, но он-то как раз был совершенно невозмутим. - Ни капли крови, никаких следов... - обратился к нему Поляков. Какие все-таки у Гусева были ранения? Как его убили? Кто?.. Ведь вы должны были если не выяснить это, то хотя бы поинтересоваться. А вы даже в госпиталь не выбрались. - Я съезжу туда сейчас же, - с готовностью предложил старший лейтенант. - Это надо было сделать неделю тому назад, - неприязненно сказал Поляков. Его удручало, что здесь, во фронтовом автомобильном батальоне, где люди не спят ночами, по суткам не вылезают из-за руля, где не только командиры взводов, но и ротные, и сам комбат не чураются возиться с машинами (о чем свидетельствовали руки и обмундирование обоих офицеров), ходит чистенький, благоухающий наблюдатель, и этот невозмутимый сторонний наблюдатель, к сожалению, - коллега, представитель контрразведки. Причем от него ничуть не требовалось копаться в моторах, но и свое непосредственное дело он толком не знал и ничего не сделал. На земле, метрах в трех от машины, Поляков заметил скомканный листок целлофана, подойдя, поднял и, поворачиваясь, спросил: - А это что? Все посмотрели, и старшина сказал: - Это, значит, из кузова... Я выбросил... Мусор. - Из этой машины?! - живо воскликнул Поляков. - Да. Поляков уже развернул листок, осмотрел, потер о ладонь - кожа засалилась - и, обращаясь в основном к старшему лейтенанту, спросил: - Что это? - Целлофан? - рассматривая листок, не совсем уверенно сказал старший лейтенант. - Да... сто шестьдесят миллиметров на сто девяносто два... Что еще вы можете о нем сказать? Старший лейтенант молча пожал плечами. - Обычно салом в такой упаковке - стограммовая порция - немцы снабжают своих агентов-парашютистов, - пояснил Поляков. Обступив подполковника, все с интересом разглядывали листок целлофана. - Впрочем, иногда сало в такой упаковке попадает и в части германской армии: воздушным и морским десантникам, - добавил Поляков и, пряча находку в свой вместительный авиационный планшет, спросил старшину: - Вы из этой машины еще что- нибудь выбрасывали? - Никак нет. Ничего. - Накатайте протектор и сфотографируйте, - поворачиваясь к старшему лейтенанту, приказал Поляков. - Необходимо не менее шести снимков восемнадцать на двадцать четыре. - У нас нет фотографа, - спокойно и вроде даже с облегчением доложил старший лейтенант. - Это меня не интересует, - жестким, неожиданным для его добродушно-интеллигентской внешности тоном отрезал Поляков, - организуйте! Снимки должны быть готовы к восемнадцати часам... Второе: возьмите десяток толковых бойцов и вместе со старшиной немедля отправляйтесь в Заболотье. Осмотрите место, где была обнаружена машина. Подступы и окрестность. Тщательно - каждый кустик, каждую травинку! Поговорите с местными жителями. Может, кто-нибудь видел, как на ней приехали. Может, кто-нибудь разглядел и запомнил этих людей... Вечером доложите мне подробно, что и как... И будьте внимательны!..
39. АЛЕХИН
- Пшепрашем, пани, - сказал я Гролинской и, чтобы скрыть волнение, улыбнулся. - Что это? - Цо? - Она обернулась и посмотрела в угол возле печки, куда я указывал. - Вот. - Я нагнулся за скомканным листком целлофана, увидел второй, присыпанный мусором, и поднял оба. - Это... у официэров. - Она указала в сторону свежеубранной комнатки, где вчера помещались Николаев и Сенцов. Я уже расправил листки, убедился, что они сальные внутри и соответствуют по размерам. У меня сразу пересохло в горле. С пани Гролинской приходилось говорить по-другому: предыдущая конспирация исключала разговор по существу дела. Я отпустил капитана и предложил ей пройти в большую комнату, где
