- Вот, - и вынул из вещмешка три прицела.
- Где четвертый?
- Мы не успели... - Казаков в изнеможении лег на траву под плетень. Танки и автоматчики вошли в урочище.
С перекошенным лицом Градусов шагнул к Казакову, трясущимися от бешенства руками рванул кобуру ТТ.
- Расстреляю сукина сына! Под суд, под суд за невыполнение приказа! Под суд!..
А Казаков, лежа под плетнем, глядел на Градусова снизу вверх усталыми и презрительными глазами.
В боях под Тернополем Градусов был ранен - маленький осколок мины застрял в двух сантиметрах от сердца. Три месяца провалялся он на госпитальной койке, а после выздоровления был направлен в запасной офицерский полк, и здесь, в тылу, в запасном полку, пришло наконец долгожданное звание 'майор'. И, как фронтового офицера, его послали работать в училище.
2
Дежурные и дневальные хорошо знали, когда приходил в дивизион Градусов. Ровно в девять утра в проходной будке появлялась грузная фигура майора, и тут начинались последние лихорадочные приготовления. Дежурные по батареям выглядывали в окна, взволнованно, точно певцы, откашливались, готовясь к уставному докладу; дневальные одергивали противогазы, расправляли складки у ремня и затем застывали возле тумбочек с выражением озабоченности, давно изучив все привычки командира дивизиона. Миновав проходную, он направлялся к орудиям батарей, после чего шел к училищному корпусу - осмотреть туалет и курилку. Если по дороге от орудий к корпусу Градусов срывал сиреневый прутик и на ходу угрюмо похлопывал им по голенищу, это означало: майор недоволен. При виде этого сорванного прутика напряжение предельно возрастало: красные пятна выступали на лицах дежурных, невыспавшиеся дневальные зевали от волнения.
Потом широкая парадная дверь распахивалась - и майор Градусов входил в вестибюль.
- Дивизио-он, сми-ир-но-о! - громовым голосом подавал команду дежурный, со всех ног бежал навстречу и, остановившись в трех шагах, придерживая шашку рукой, щелкнув каблуками, напрягаясь, выкрикивал: - Товарищ майор, вверенный вам дивизион находится на занятиях, за ваше отсутствие никаких происшествий не произошло! Дежурный по дивизиону сержант...
- А-атставить! - Градусов взмахивал прутиком. - Что ж вы, понимаете? Руку как коромысло к козырьку поднесли, докладываете, а в курилке грязь, окурки. Безобразие! Что делают у вас дневальные?
- Товарищ майор...
- Можете не отвечать! Следуйте за мной, дежурный! - И, пощелкивая прутиком, проходил в первую батарею.
Здесь, выслушав доклад дневального, Градусов басовито командовал:
- Отодвинуть кровати и тумбочки!
Суетясь, дневальные отодвигали кровати и тумбочки - поднималась возня во всей батарее.
- А теперь сами проверьте, как вы несете службу, - прутик Градусова скользил по выемам плинтусов. - Вы за чем следите, дежурный? Грязь! Что делают у вас дневальные?
Затем начинался осмотр тумбочек: командир дивизиона проверял, нет ли чего лишнего, не положенного по уставу в имуществе курсантов. Через несколько минут батарея, где только что все блестело, все, казалось, было прибрано и разложено по местам, напоминала склад писчебумажных принадлежностей - все койки были завалены книгами и тетрадями.
После этого дотошно, скрупулезно, педантично проверялась чистота умывальной, туалета, и майор Градусов, вытерев платком крепкую короткую шею, бросив прутик в урну, приказывал навести строжайший порядок и тогда поднимался по лестнице в канцелярию дивизиона. До самых дверей его сопровождала унылая фигура дежурного. И, только получив последнее приказание - вызвать немедленно командиров взводов, - дежурный с облегчением бежал в вестибюль к телефону, в то время как в батареях шла работа: дневальные вновь мыли полы, лазили со швабрами в самые дальние углы, до блеска протирали плинтусы.
Но бывали и счастливые дни - прутик не срывался, и тогда Градусов без единого замечания поднимался к себе. Это означало: орудия дивизиона безупречно чисты, летние курилки идеальны. В эти редкие дни было необычно спокойно в батареях, и, пораженные тишиной, дневальные переговаривались между собой: 'Вроде температура спала, нормальная'.
Как раз в тот жаркий, безоблачный день, когда дневалил Витя Зимин, налетела гроза; она была тем более неожиданной, что Градусов вошел без прутика. Он выслушал доклад покрасневшего от волнения Зимина и дал вводную:
- Дневальный! В батарее пожар! Ваши действия? Горит шкаф с противогазами!
- Я должен взять... огнетушитель и... погасить, - запинаясь, начал объяснять Зимин и посмотрел на огнетушитель. - По правилам противопожарной безопасности...
- Именно - как? Я повторяю - горит шкаф. Как вы ликвидируете пожар?
Витя Зимин потоптался в замешательстве. Он уже на вполне понимал, чего хочет от него командир дивизиона. Глаза его больше обыкновенного стали косить, на лбу бисеринками выступил пот.
- Как, я спрашиваю? - повторил майор. - Что же вы стоите, дневальный? Шкаф горит, пламя перебросилось на тумбочки! Ваши действия?
Витя сглотнул и сказал:
- Я... беру огнетушитель. Ударяю колпаком о пол.
- Как, я спрашиваю? Покажите!
У Вити Зимина ослабли ноги, но внезапно на его веснушчатом лице появилось выражение отчаянной решимости, и, побледнев, он кинулся к огнетушителю, сорвал со стены, однако до того волновался - не удержал его, огнетушитель выскользнул из рук. Колпачок ударился об пол. И сейчас же белая неудержимая струя с ревом выскочила из недр огнетушителя, захлестала в дверцу шкафа, послышался скандальный звон разбиваемых стекол; на полу бешено закипела пена. Сметаемые струей, полетели к стене книги, с грохотом упала тумбочка.
- Отставить! - загремел Градусов. - Отставить!
Витя Зимин выдавил шепотом:
- Я... тушу... нечаянно...
- Отставить! Вынести огнетушитель в коридор! Сейчас же!
Разбрызгивая пену, обливая стены и полы, Витя Зимин при помощи дежурного вынес огнетушитель в коридор, в полной растерянности прислонил его к стене.
Расставив ноги, майор Градусов ошеломленно глядел на него из-под опущенных бровей, точно не зная, что же сейчас делать.
- Хорошо, - наконец проговорил он не очень ясно. - Что же вы, Зимин, а? Ну ладно, ладно. - И, подозвав застывшего в отдалении дежурного, приказал: - Убрать все! Навести образцовый порядок.
Он направился к лестнице, но тут взгляд его остановился на стеклянной банке, валявшейся в пене возле опрокинутой тумбочки.
- Что за банка? Откуда?
- С вареньем. Мне мама прислала, - пролепетал Зимин, - моя...
- И тумбочка ваша?
- Моя.
- Принести сюда тумбочку!
Шагая через пену, Витя Зимин принес тумбочку, поставил ее перед Градусовым, несмело поднял свои косящие от волнения глаза. Тумбочка была вся в пене. Он думал, что это спасет его, но ошибся.
Градусов с кряхтением нагнулся, двумя пальцами вытащил из тумбочки мокрый пакет с печеньем, вслед за этим кулек с конфетами; затем зеленую школьную тетрадь, совершенно сухую. При виде этой тетради Зимин подался к Градусову, сейчас же проговорил тоненько и жалобно:
- Товарищ майор...
- Вы любите сладкое? - тихо спросил Градусов, указывая на печенье и конфеты. - Откуда это?
- Это... мама прислала посылку, - сникая весь, прошептал Зимин. Товарищ майор, а это... не надо. Это дневник.
- Вы ведете дневник? - проговорил Градусов. - Это дневник? Конечно, я вам верну этот дневник, хорошо.
