И когда его рука скользнула ниже, обхватывая ее ягодицы, Кэтрин, собрав все силы, стала брыкаться, хотя легкие туфли вряд ли могли причинить особый вред его ногам в тяжелых ботинках. И тогда она пнула его, подняв повыше колено, впрочем, не особенно надеясь таким образом остановить Дейвида.
Но тог неожиданно вскрикнул и резко отстранился, согнувшись чуть ли не вдвое. Кэтрин не понимала, что с ним произошло, но и не подумала выяснять этого. Подобрав юбки, она повернулась и бегом бросилась по дороге к родному замку, сопровождаемая грязными ругательствами, которыми разразился Дейвид.
Она была уже почти вне пределов слышимости, когда до нее донесся его крик:
— Я этого так не оставлю, Кэтрин! Я сумею обойти проклятие! И ты выйдешь за меня замуж. Хочешь ты того или нет, но ты будешь принадлежать мне.
Кэтрин мчалась как вихрь, моля Бога о том, чтобы Дейвид не кинулся догонять ее. И еще она благодарила небеса за то, что не сказала Дейвиду правду о сосуде.
Мужчина сел на старый грубо сколоченный табурет, стоявший посреди заброшенной хижины, и с хмурым видом принялся смотреть в окно на тропинку, что шла через лес. Его прошибла дрожь — вечер был порядком промозглый. Хорошо бы развести огонь и согреться, но он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил идущий из трубы дымок.
Вместо этого он вынул фляжку с портвейном, отвинтил крышку и сделал большой глоток, прежде чем завинтить ее. Тепло, разлившееся по телу после глотка портвейна, принесло некоторое облегчение, но, конечно же, ненадолго.
«Если этот болван Дейвид не принесет мне никаких новостей и сегодня, — пробормотал мужчина себе под нос, — ему не поздоровится. Кэтрин вернулась из Лондона несколько дней назад. Он уже должен был выяснить все».
Мужчина уже было собрался покинуть хижину, когда вдруг заметил в просвете между деревьями знакомую долговязую фигуру. Дождавшись, пока тот постучится, мужчина отозвался:
— Входи!
Как только Морис вошел в убогое помещение, мужчина повернулся к нему, скрестив руки на груди.
— Итак, Морис, ты наконец явился. Не поздно ли? Дейвид отвел взгляд.
— Да, я знаю.
— Мне не следовало вызывать тебя, но ты меня вынудил, — угрожающим тоном продолжал собеседник. — Я приходил сюда каждое утро в надежде найти сообщение от тебя, но его не было. Мне пришлось рискнуть и отправить тебе записку в школу. Но иного выхода не было.
— Клянусь, я-я-я… собирался оставить вам сообщение сегодня вечером. Вы вызвали меня прежде, чем я сумел вырваться.
— Означает ли это, что ты наконец побеседовал с девчонкой?
Вокруг рта Мориса обозначились мелкие морщинки — след его разочарования из-за явной неохоты Кэтрин Прайс общаться с ним.
— Мне удалось перехватить ее только сегодня с утра.
— И что она тебе сказала о сосуде? — спросил мужчина.
Морис, оттягивая время, отбросил за плечи темные волосы тем романтическим жестом, который приводил в восхищение женскую половину лондезанского общества.
Однако это отнюдь не восхищало его нынешнего собеседника.
— Ну? — осведомился он с презрительной усмешкой. Морис с его склонностью порисоваться представлялся ему полным дураком. Но без него пока не обойтись, к сожалению. — Она заполучила его?
Морис покачал головой.
— Что? — прорычал мужчина. — Что ты хочешь этим сказать? Он должен быть у нее. Ведь именно за этим она ездила в Лондон?
— Кэтрин сказала, что сосуд лорда Мэнсфилда не тот, который был нужен, и она отказалась от покупки. И говорит, что больше не будет продолжать поиски.
Мужчина нахмурился:
— Быть может, она просто солгала, чтобы не обижать тебя отказом выйти за тебя замуж? Эта девчонка вполне способна на такое. Она весьма мягкосердечна.
Гордо вскинув голову, Морис свысока глянул на допрашивающего его человека.
— Приходилось ли вам слышать, чтобы мне отказала хоть одна женщина? А уж тем более женщина в возрасте Кэтрин, с ее сомнительной репутацией и без всякой надежды обрести мужа? Разве может она устоять против меня?
— В возрасте Кэтрин? Ты хочешь сказать — привлекательная, богатая вдова, у которой отбоя нет от охотников за приданым? Полагаю, это вполне возможно.
Несмотря на всю свою видимую беззащитность, Кэтрин не глупа и временами умеет почуять неладное. Поэтому ей и удалось улизнуть от него в Лондоне. Каким-то образом Кэтрин почувствовала, что за ней следят. Она оказалась еще осторожнее, чем ее бабушка. Удрав из «Козерога» через черный ход, Кэтрин в тот же день сменила гостиницу, где остановилась. И на корабле ее не оказалось. Только позже он узнал, что она уехала в дилижансе. И вот теперь она снова в своей крепости, окруженная челядью, и ему не под силу узнать, где она спрятала сосуд. Морис напыжился и покраснел.
— Меня интересуют не деньги Кэтрин, — бросил он угрюмо.
— Разве? И ты будешь уверять меня, что якобы не мечтаешь стать лордом-землевладельцем и управлять большим поместьем? — Мужчина хрипло рассмеялся. — Сказав так, ты, несомненно, солжешь.
— Это с вашей точки зрения. Ибо в ваших старых венах уже не кипит огонь страсти. Недаром мой отец и его друзья называли вас Твердокаменным. У вас в груди вместо сердца камень.
Мужчина улыбнулся, услышав свое старое прозвище. Сколько прибыльных дел он тогда провернул, — и все благодаря этой своей твердокаменности.
— Насчет камня — это все верно. Но твой отец называл меня так по другой причине. Потому что я не простил ему долг, который он мне не хотел платить. Или, скажем точнее, долги, которые он мне так и не выплатил, поскольку ты не хуже меня знаешь, что своим положением в школе ты тоже обязан мне.
— Это неправда, — отвел глаза Морис.
Что? — усмехнулся мужчина. — Думаешь, тебя держали бы в здешней школе, если бы я не вмешался? Переделка, в которую ты вляпался с забеременевшей ученицей, могла тебе дорого обойтись. Но до чего не доводит… огонь страсти!
Ответом ему было молчание.
— Как я помню, ты не торопился предложить ей руку и сердце. И был вполне доволен, когда я устроил, чтобы девицу обвинили в мелком преступлении и отправили в Австралию, прежде чем эта малышка смогла выдать тебя. Так что нечего толковать о моем каменном сердце. — Мужчина с грохотом отодвинул деревянный табурет.
— Все это давно позади, — запротестовал Морис. — Вы можете не верить моим словам, но мое желание жениться на Кэтрин абсолютно бескорыстно. Я люблю ее. Это единственная женщина в городе, которая способна оценить высокое искусство.
— И у нее — единственной — имеются кое-какие весьма ценные произведения искусства, не так ли? И ты жаждешь завладеть ими с такой силой, что даже не в состоянии отличить истинную любовь от жадности.
— Думайте что хотите, — покачал головой Морис, — но мне нужна Кэтрин…. и, конечно, то, что составляет ее жизнь. Я хочу ее, и я ее заполучу.
— Каким образом? Без этого сосуда она никогда не согласится выйти замуж.
Морис, нахмурившись, принялся размышлять вслух:
— Наверное, есть какой-то способ обойти проклятие! Если бы мне удалось снова почитать этот дневник… Там, возможно, нашлось бы указание, где искать сосуд. Я бы сам сумел раздобыть его.
— Думаешь? А я вот в этом сомневаюсь. Как ты помнишь, я тоже исследовал дневник. И первый пришел к выводу, что это не подделка.
— Лучше бы я вам его не показывал, — пробормотал Морис. — Если бы я знал, как вы заинтересуетесь этим сосудом, я бы ни за что не стал с вами связываться.
