Шен глубоко вздохнул. Период раздумий и опытов подходил к концу. Испытывая одновременно глубокий душевный подъем и непреодолимый страх, он протянул худую руку вправо и сжал в костлявых пальцах рукоять кочерги резной слоновой кости. Потом опустился на колени и коснулся ее раскаленным металлическим концом черного порошка, насыпанного по кругу. Когда вокруг него взметнулось вверх алое пламя, он произнес заклинание, которым в свое время пользовался египетский колдун Амхотеп:
Как только с губ Шен Цуна сорвались последние слова заклинания, он увидел, что пламя, пройдя сквозь руины, ушло в море. Языки его бушевали с таким неистовством, какое он и вообразить себе не мог. Они перекинулись вдаль, причем сами развалины сожжены не были, они как бы растворились в огненном смерче. Пламя мгновенно достигло границ острова и ушло дальше, не только туда, куда простирался его взор, но дальше — туда, куда не могло дотянуться даже его воображение.
Потом колдун уловил чье-то высокое присутствие, входившее внутрь его вместе с вдыхаемым воздухом, даже физически он
— Да, властелин.
—
— Не тот, властелин.
—
— Да, властелин.
Протянулась почти невидимая рука и схватила желтого демона за рог. Дородный, дергающийся бес взвился в воздух, его маленькие ножки с острыми когтями высунулись из-под красного балахона.
—
— Да, властелин, — сказал демон, собрав остатки достоинства, которого в тот момент у него осталось совсем немного. Его большие белесые глаза раскрылись еще шире, отражая языки пламени, полыхавшего на раскинувшихся вокруг скалах и водах, в пещерах и карьерах. — Властелин, я видел его. Можешь мне поверить, это —
Свирепый, невероятно старый Шао Кан — властелин Внешнего Мира, хозяин фурий и Князь Тьмы — поднес демона ближе к своим глазам.
—
Капли кровавого пота выступили на тонкой как пергамент желтоватой коже демона. Он сомкнул руки и в мольбе протянул их вперед.
— Да, властелин. Ты… ты…
Темная пасть повелителя преисподней дохнула холодом, который слегка коснулся ладоней и длинных пальцев Рутая, и желтая, пергаментная кожа тут же стала синей. Сомкнутые пальцы демона перестал бить колотун — они превратились в бесчувственные сосульки.
—
— Он… он… он… — Рутай с трудом перевел дыхание. — …Он в х-храме на Ш-Шимуре, п-п- повелитель.
Глаза властителя демонов вновь стали черными как уголь. Во рту его блеснули длинные, острые, желтые клыки, и он дунул жаром на заледенелые руки Рутая. Пальцы беса оттаяли. На челе великого монарха промелькнуло некое подобие ухмылки, и он опустил демона на землю. Шуршащий звук огромной невидимой мантии наполнил гигантский сводчатый зал, когда Князь Тьмы снова сел на свое место. Красный свет бесчисленных светильников тускло освещал трон, высеченный прямо в стене зала.
—
Рутай низко согнулся и в глубоком поклоне попятился назад. Он с трудом мог разглядеть твердую, растрескавшуюся землю перед собой — обильная кроваво-красная испарина застилала ему глаза. Князь Тьмы поднял огромную руку, контуры которой смутно различались в мерцающих отсветах пламени светильников, — она была раза в три больше всего тела Рутая. Затем протянул могучий палец, и из-под длинного, загнутого когтя его вылетел язык пламени. В том месте, где он коснулся земли, образовался еще один светильник размером с круглое, полное, испуганное лицо Рутая.
В самом центре пламени костра показалась маленькая коленопреклоненная фигура человека, которого Рутай едва мог разглядеть. Демон перевел взгляд с ничтожного существа на повелителя преисподней, темные глаза которого вновь стали излучать красноватое сияние. Мантия Рутая насквозь пропиталась потом и была теперь в два раза тяжелее, чем раньше. Демон был близок к тому, чтобы растечься грязной лужей без всяких чар владыки, и даже в том случае, если стоявший на коленях в пламени человек и был смертным обличьем его коллеги, посланного пять столетий назад в иной мир. Путь в него был открыт одним придурком, которого звали Амхотеп. Ему удалось правильно пробормотать слова нужного заклинания, но верную формулу состава порошка он так и не смог найти, несмотря на то что искал ее всю свою жизнь.
Гладкие, иссиня-черные губы Князя Тьмы произвели движение, которое только с большим трудом можно было принять за улыбку.
—
Голос маленькой фигурки был едва слышен, и Рутай приблизил свое шишковатое ухо к земле, чтобы услышать ответ.
— Я… я ничего не помню…
—