На следующей неделе Фрэдди поменял ей фарфоровую пломбу, а потом принялся названивать ей ежедневно ровно в полдень, предлагая переспать. Впрочем, места, где бы можно было этим заняться, он не называл, как и время встречи; она догадалась, что серьезных намерений у него нет: он довольствуется интимным ощущением от болтовни. Тем временем Гарольд, умолявший ее возобновить с ним отношения, потрудился заиметь ключ от пустовавшей днем холостяцкой квартиры на Бекон-стрит. Ей стало любопытно, как живут холостяки, и она отправилась с ним туда в пятницу, за два дня до баскетбольного матча, в котором Пайт сломал Фредди мизинец. Достаточно было окинуть квартиру взглядом, чтобы догадаться, что здесь свили гнездо гомосексуалисты. Слишком гармонично была подобрана мебель, в цветовой гамме доминировал оранжевый бархат. Один из жильцов рисовал, вернее, делал коллажи — наклеивал на рекламные объявления из журналов военные заголовки. Обнаженных красоток, брызгающих себе под мышки дезодорантами, он совмещал с разбомбленными крестьянами в лужах крови и Робертом Макнамарой, а в район лобка помещал карикатурные пушки. Получалось безобразно и зло, однако комната почему-то не шокировала — наверное, из-за цветущих магнолий на южной стороне улицы. Гарольд был вежлив, робок, по-отцовски заботлив, предавался трогательным воспоминаниям. Она позволила ему ее раздеть, быстро возбудилась, кончила одновременно с ним, потом, покурив и выпив вина, позволила ему кончить еще раз. После этого орудие оказалось надежно спрятанным, и он, утопая в ее телесах и весь дрожа, как после порки, вылизал ей веки, потом обсосал по одному пальцы ног. Ощущение было забавное до истерики, На следующий день, в субботу, она написала Фредди письмо:
Письмо она отправила по адресу его кабинета в коттедже на улице Божества. Он получил его в понедельник, прочел с улыбочкой и не расстроился. Сначала хотел сжечь бумажку на газовой горелке в лаборатории, но потом, решив, что в его жизни не так уж много любовных тайн, выбросил скомканный конверт в мусорную корзину, а письмо спрятал в карман плаща, где его и нашла Джорджина, пока он был в клубе «Лайонс». На следующий день она поделилась своим испугом с Пайтом, чем нанесла ему несмываемое оскорбление.
Так что Фокси и ошибалась, и не ошибалась по поводу Джанет. Она переоценила степень ее свободы и промахнулась насчет степени сексуальности Фредди Торна. Он только казался агрессивным в отношении женщин, а на самом деле стремился обрести в их лице союзниц. Но тем летом догадки о любовной жизни окружающих захлестнули Фокси, как морская волна, и вышвырнули на берег в том месте, откуда Tap-бокс казался связкой разноцветного бисера.
Высланный из комнаты Пайт Хейнема получил кличку «Хо Ши Мин». Фрэнк Эпплби хотел сделать его Казановой, но Айрин сказала, что требуется реальный персонаж. Фрэнк возразил, что Казанова был не менее реален, чем они, но остальные утверждали, что никак к нему не относятся. Тогда Айрин предложила вице-президента Джонсона, но остальные запротестовали: слишком мрачный тип. Терри Галлахер назвала Хо Ши Мина, и это всех устроило. Лютня сделала Терри более человечной. Всю весну она брала уроки игры на инструменте у старушки в Норвелле. Она сидела с распущенными черными волосами, подобрав толстые губы, словно во рту у нее была монетка или леденец. Эдди, полюбовавшись Терри, предложил было переименовать Пайта в Джоан Баэз, но большинством голосов было решено остановиться на Хо Ши Мине. Джорджина пошла звать Пайта.
Дело было в последний воскресный вечер июня. Сирень, которую Пайт приметил еще раньше, когда мялся у ворот Фокси Уитмен, с первой же майской жарой роскошно зацвела. Первой распустились лавандовые бутоны, потом пошла аскетическая белизна, рядом с которой зелень листьев-сердечек выглядела дешевкой. Но со временем сирень отцвела, высохла, осыпалась и теперь понуро собирала пыль у гаражей. Стрела, самое изысканное из созвездий, зависла между Лебедем и Орлом — огромными поблескивающими аэропланами, ведомыми Денебом и Альтаиром; Млечный Путь казался в раскаленном небе мазком белил. Бесцельные, дурно организованные вечеринки, эти общественные сорняки, силились заполнить светлые вечера, подаренные «летним временем». Усталые теннисисты поглощали холодную колбасу и магазинную пиццу, а грязные заброшенные дети спали под колыбельное занудство, несущееся из телевизора: «Триумфальный тур президента Кеннеди по Западной Европе сегодня сменился приватными переговорами в английском Суссексе…»
Солцы, любители побродить пешком и понаблюдать за птицами, словно Природа была для них обязательной академической дисциплиной, побывали на пляже, где полюбовались куликами и искупались. Айрин были противопоказаны прямые солнечные лучи, поэтому днем она щеголяла в широкополой шляпе и в кофте с длинными рукавами, а купаться ходила только вечером. У дальних скал они с Беном нашли чету Хейнема и Уитменов. Кен был любителем поплавать с маской, и дети Хейнема пришли в восторг от его оснащения. Здесь сразу у берега начиналась глубина — отличное место для ныряния. Пайт учил Рут плаванию в маске и ластах, Нэнси завидовала сестре и плакала, Кен и Анджела, очень гармоничная пара, стояли рядом и следили за скользящим на горизонте парусом. Фокси в лимонно-желтом купальнике с юбочкой — специальный фасон для беременных — лежала на гладком камне с закрытыми глазами и улыбалась. Айрин завидовала всеобщему счастью под тем самым солнцем, которое доставляло ей столько мучений. Те, кто не боялся солнца, находились на пляже с полудня. Импульсивно, разве что в слабой надежде вовлечь Фокси, ни в чем пока что не участвующую, в какой-нибудь из своих проектов (дошкольное образование, борьба с дискриминацией при продаже и сдаче жилья, сохранение плодородия почв) она пригласила всех четверых к себе. Солцы жили рядом с полем для гольфа, в узком доме под асбестовой кровлей неподалеку от дома Константинов. Те, увидев машины, тоже пришли, прихватив Терри Галлахер. Кэрол, занимавшаяся балетом, шитьем, ткачеством и живописью, к тому же играла на гитаре, так что этим летом они с Терри часто встречались, чтобы попеть дуэтом. По предложению Эдди, Бен Солц позвонил Эпплби, а у тех в гостях оказались Литтл-Смиты и Торны; в результате прибыла половина — Фрэнк, Марсия и Джорджина. На часах было уже начало девятого. Не дожидаясь темноты, Эдди свозил на своей «веспе» Анджелу — не кого-нибудь, а именно ее — в итальянский ресторанчик на 123-м шоссе за пятью пиццами. Снова появившись на пороге тесной гостиной Солцев, Анджела привлекла к себе всеобщее внимание, так она раскраснелась от ветра и от стараний не выронить коробки. На ней был черный купальник и мокрое полотенце на поясе; когда она наклонилась вперед, чтобы откусить кусок пиццы, Пайт увидел ее соски. Соски жены, лакомое блюдо мужа. Они не думали, что засидятся, и взяли с собой детей. Рут смотрела широко распахнутыми слезящимися глазами на телеэкран в компании старшего сына Солцев Бернарда; Нэнси уснула в комнате маленького Иеремии. Айрин любила играть в слова. К половине двенадцатого, когда Кен Уитмен уже занялся разглядыванием своих шнурков, Фрэнк Эпплби перестал интересоваться чем-либо, кроме своего пищеварительного процесса, а Джанет уже дважды звонила, проверяя, не уехал ли он куда- нибудь с Марсией и спрашивая, собираются ли они помочь ей удалить из дому Фредди Торна, компания успела четыре раза сыграть в «призраки», дважды в «правду» и трижды в «Боттичелли». Оставались шарады. Эдди Константин выиграл первым, со второй попытки идентифицировав себя с покойным Папой Иоанном. Джорджине потребовалось чуть больше времени, чтобы угадать, что она — Алтея Гибсон. Потом вызвался Пайт — ему хотелось в туалет и надо было проверить Нэнси («Я никогда не вырасту и никогда в жизни не умру»). Волосы торчали у нее в разные стороны, купальный костюм съехал, обнажив попку с прилипшими песчинками. Пайту хотелось посидеть с дочкой, но его пленяла яркая жизнь внизу. Спи. Прости нас во сне.
Его сделали Хо Ши Мином.
На лестнице он, глядя прямо перед собой, потрепал Джорджину по бедру в память о былом. В гостиной он появился в свитере и клетчатых плавках. Его голые ноги выглядели узловатыми и вывернутыми, но Фокси они показались затянутыми волосяным туманом.
— В каком пейзаже я нахожусь? — спросил он.
— В джунглях, — ответила Джорджина.
— Рисовые чеки, — уточнила Марсия Литтл-Смит.