– нет. У одного нос перебит в драке, а у другого – ровный, как у кондотьера. А так – глаза, губы, лепка лица, это хорошо знакомое ей, надменно-веселое выражение...
Как два яйца в яичнице, вылитые на сковородку.
Нет. Не может быть.
– Особые приметы, – сказала она четко, – раскосый немного, с азиатчинкой. Россия азиатская страна, вы же догадываетесь. Был обрит, но волосы уже отросли. Высокий. Худой. Убежал в больничной пижаме. Полосатая?.. Нет, холщовая. Возможно, – она поморщилась, – кто-то принес ему одежду. Может быть, побег был задуман. Его одежда хранится у меня в больничном шкафу. Она цела. Когда убежал?.. Сегодня?.. Нет, не сегодня. Несколько дней назад. Я была занята и не появлялась в палате, где он лежал. Спасибо, будем держать с вами связь.
Частный сыск все равно лучше любых милиций. Не бойся, друг, далеко не удерешь, найдут. Она положила трубку на рычаги, подошла к шкафу. Вынула из кармана ключ, повернула в замке. Шкаф, где хранилась скинхедовская одежда Архипа Косова, был пуст.
Когда Хайдер, переступив порог Бункера, мрачно сообщил всем, что убит Сашка Деготь, Зубр, витиевато выматерившись, смачно плюнул себе под ноги.
– Фюрер, они отслеживают нас!
– Все кого-нибудь отслеживают в мире. Запомни это.
Он не мог находиться сегодня среди скинов. Они разомкнули черное кольцо, дали ему выйти. Когда он шел к выходу, он спиной чувствовал взгляды, хлещущие его, Вождя, как плети.
Теперь он, дубинноголовый, одержимый, фанат, отомстит ей за смерть Лии. Надо же, как он привязался к этой девчонке! Ну да, она же была скинхедка, она же была ему родная. С ней он нашел общий язык. Санитар Марк донес ей: они по ночам распевали песни, мешали спать больным. Может, он в отместку за Хайдера, соснул с этой чернявой козявкой?! Пусть даже так. Он молодой. У молодых стручки стоят на каждую кошку и собаку. Однако как он ухитрился убежать? И когда? Да, неделю, нет, больше недели, десять дней она точно не появлялась в его палате. Кто же отпер ее шкаф? Кто выкрал одежду? Подобрали отмычки? Умело вскрыли?
Она вспомнила. До нее дошло. Когда она его водила туда, в его Бункер, к его идиотам, она, достав из шкафа его шмотки, закрыла дверь ключом и сунула ключ в карман шубки. Другой ключ остался в кармане ее белого халата. Все верно. Архип залез к ней в карман. Воровское дело нехитрое.
И что? Теперь бояться ходить по улицам? Шарахаться от каждой тени?
Он явно добрался до своих. Причем давно. И они его вооружили.
Нет, Хайдер бы наверняка сообщил ей: появился Бес! Бес, так долго пропадавший!
Хайдер молчит. Он загадочно, тяжело, страшно молчит. Он не говорит с ней об убийствах его соратников. Он запер рот на замок.
И она молчит. Они оба играют в молчанку.
Кто кого перемолчит.
Кто кого обманет.
Кто кого заколдует.
– Амвросий, приедешь ты или пришлешь людей?
– Я дурак, чтобы сам приезжать, да? Конечно, пришлю людей.
– От Георгия?
– У меня есть своя агентура, ты же меня знаешь. Когда?
– Я сейчас дома. Можешь сейчас.
– Хорошо.
Было слышно, как в соседней комнате, через стену, бьют часы.
Она прислушалась. Она хотела услышать плач. Чтобы из соседней комнаты донесся тихий плач, вой, скулеж. Нет, эта девка не плакала. Эта девка побывала в тех еще переделках. И она еще на что-то надеется? На что? На чудо? Верующие в Бога всегда надеются на чудо?
В соседней комнате было тихо. Каждые полчаса били часы.
В дверь застучали условным стуком. Она вскочила. Кажется, поджидая их, она задремала в кресле.
Она подбежала к двери. Быстро поглядела в глазок. Негромко, быстро спросила, не открывая:
– Север и Юг?
– Запад и Восток, – ответил грубый мужской голос из-за двери. – Открывайте скорее! Почта вам!
Затрещали ее чудовищные, сложные замки с тысячью секретов. Наконец тяжелая дверь отъехала, и в прихожую не вошли – ворвались двое, захлопнули за собой дверь. Измерили Ангелину взглядами, будто прикидывали: хороша – не хороша, наша – не наша.
– Ведите. Где товар?
– В спальне. – Она отчего-то взволновалась. – У вас с собой все, что нужно?
– С собой. – Один из вошедших, голубоглазый, грубо рубящий словами воздух, кивнул на черный чемодан в руке. – Веревки, наручники, кляпы, снотворное, рауш-наркоз, если сама не пойдет, будет артачиться.
Она пошла по коридору. Оба мужчины – за ней. Когда она толкнула дверь в спальню, она поняла, почему за стеной царила тишина.
Дарьи, беременной на третьем месяце, в спальне не было. Окно было открыто. Ангелина, закусив губу, ринулась к окну. Шестой этаж! Проклятье! Неужели... Она высунулась из окна. Бред! Мистика! Не на облаке же она улетела! Далеко внизу виднелись крохотные, как спичечные коробки, машины. Детские песочницы казались игральными картами. Ангелина скосила глаза вбок – и все поняла.
Водосточная труба. Дарья спустилась вниз по водосточной трубе.
У, ловкая бурятская обезьяна! И харю не расквасила... может, искусно сыграла слепую?..
На тротуаре, во дворе, на окрестных улицах никого похожего на нее не маячило. Никакой девушки со смоляной, густо-черной косой.
Двое стояли, ждали. Грубый голос за ее спиной спросил:
– Мы что, не в ту комнату зашли?
Она обернулась к перевозчикам товара. На ней лица не было.
– В ту, господа. Товар убежал. Я возмещу вам расходы по транспортировке инструментария и на бензин. Вы издалека ко мне ехали?
– Из Жуковского. – Грубый мужик с голубыми небесными глазами хмыкнул. – Плохо сторожили, что ли? Давайте нам деньги. Мы за так работать не собираемся.
Косов убежал.
Дарья убежала.
Она усмехалась: не хватало, чтобы Хайдер от нее убежал.
«Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а от тебя, лиса, и подавно уйду...»
Кто от нее не убежал?
Ее люди. Те, с кем она давно уже идет в связке.
Георгий. Амвросий. Цэцэг. Александрина. И эта...
Она сама сказала ей: «Если когда-нибудь назовешь кому-нибудь – на допросе, на пытке, на дознании, на дыбе, на костре, на эшафоте – мое имя, я приду с того света и убью тебя». Она запомнила эти слова напрочь.
Какую прочную сеть они связали!
То, чем занимаются они, гораздо важнее того, чем занимается дурак Хайдер и вся его дурацкая компания.
Вождь... Фюрер... Предводитель... Переворот...
Коловрат над всем миром...
Свастика, черная свастика, черный паук...
Кельтский Крест...
Она вдруг поняла: они прикрываются и свастикой, и крестом, и коловратом – от стихии, от бури, которая
