– Мне не твой крестик нужен, дура. Мне нужна ты. Ты не беременна?
Дарья не сразу ответила.
– Нет.
– А если ты обманываешь меня?
– Вы считаете, я сплю со всеми скинами скопом?
– Можно спать с кем-нибудь одним и забеременеть.
– Я была бы рада, если бы я забеременела снова.
– Рада?
– Счастлива.
– Хочешь, я возьму у тебя кровь на беременность? У меня домашняя лаборатория. Очень простой тест. Раз-два – и готово. Хочешь, я проверю тебя?
И она увидела, как снова засветилось ее неподвижное тонкое лицо.
– Да. Хочу. Очень.
– Дай сюда руку. Мне нужна капля твоей крови.
Дарья протянула ей руку так, как протягивают руку за куском хлеба.
И Ангелина впервые увидела, как дрогнули ее неподвижные, будто мраморные, губы.
Так. Хорошо. Что и требовалось доказать. И золотой крестик – память. Дешевые, сусальные я выкидываю. Нет, она не знала о работе Амвросия. Иначе она сорвалась бы с места и, спотыкаясь, кувырком, нащупывая руками стены, выбежала вон, заподозрив меня в том, что выделывал Амвросий. Мне повезло! Свежий образец! И ничей. Можно сказать, с улицы. Аристократки и дочки бизнесменов хороши, при них баксы, при них их цацки и бирюльки, при них, на худой конец, откупные суммы их родителей. Но мы же никогда не пользовались откупными суммами. Это означало бы – провал всей системы. А система отлажена, и каждый шаг внутри нее взвешен и рассчитан. Мене, текел, фарес. Или упарсин? Да, воред бы упарсин. Что такое «упарсин»? Это как название лекарства. Как – аспирин. Девка беременна, и она с улицы, и никто не узнает, не будет охотиться на охотников. Мне сегодня повезло. Ура!
Когда Ангелина вышла из комнаты, где она делала экспресс-анализ, в гостиную, она нашла Дарью уже не сидящей в кресле – стоящей около ночного, дегтярно-темного окна. Дарья положила обе руки на стекло, ощупывая его трепещущими, как крылья бабочки, ладонями. «Бейся, бейся, пташка, бейся о стекло, золотая бабочка, ахеронтиа атропос, бражник мертвая голова. Теперь ты, душечка, мертвая голова. Почти. Ты в моей личной тюрьме. Ты драгоценный товар. И я тебя дорого продам. Очень дорого. Так дорого, как ты и не подозреваешь. Возможно, что и твоего первого ребенка прикарманили наши люди. Все может быть. Наша система отлаженно, четко работает. Наших людей много везде. И нас очень трудно обнаружить. Всякий, кто хочет скрыться, скроется».
Она шагнула к застывшей у окна Дарье. Положила руки ей на плечи.
Дарья вздрогнула.
«Наконец-то эта сучка вздрогнула».
– Поздравляю. Третий месяц, – торжественно сказала Ангелина.
Перед домом тщетно расхаживал туда-сюда маленький человечек. Он ходил, задирал голову, смотрел на освещенные окна. Все окна в конце концов погасли. Остались гореть во всем доме, в ночи, только два. «Там, там они, – шептал маленький пьяница замерзшими губами – ночью снова подморозило, и поднялся сильный, пронизывающий ветер, – там они обе. Зачем я привел ее, нежную, к той, злой? Чтобы нежность наткнулась на черное острие. Так надо. Их надо было столкнуть. Вылетит искра. Все так непросто. Я вижу их слитно текущие судьбы. Я вижу взрыв яркого света в конце дороги. Но всякую дорогу надо ведь пройти, пройти до конца, Господи?!»
Вчера я наклонялась над его широким, как тарелка, лицом. Татарские скулы; косые глаза. А сам из перерусских русский. Железная пята Азии наступила на каждое горло. Железная рука Азии измяла каждую податливую бабью грудь. А мы врем сами себе, что мы русская страна, чистая страна, вся насквозь славянская страна. Как можно нагло врать самим себе в лицо, когда в каждом из нас течет хоть капля крови инородца? Хоть сейчас на анализ бери. На исследование ДНК. Ох и будет открытие: в России нет чистых русских! Что ж они народные песни-то поют? Голосят: русский порядок, руссише орднунг? Я наклонилась над его широким, как монгольская миска, лицом и спрашиваю: Хайдер, тебе расчистить дорогу к славе? Он смеется: мне не нужно славы. А к власти? И тут его круглая рожа просветлела. Клюнул на блесну. «К власти – можно. Но прекрати эту болтовню. Это все бабья болтовня, Ангелина. Какую власть ты имеешь в виду? Над моими солдатами, над моими соратниками, внутри организации – или...» Конечно, или, сказала я. Я имею в виду только «или». Но для этого тебе необходимо убрать тех, кто работает рядом с тобой. Запомни: у вождя соратников нет. У него есть только враги. И их надо уничтожить. «Что за пещерный метод, – рассмеялся он, и дернулась вбок его голова на подушке, – им уже, кажется, не раз пользовались...» И что, спросила я, ты считаешь, что старые методы хуже? Да они, к твоему сведению, самые верные. Что ты имеешь в виду? А то. Убери с дороги самых верных. Тех, кто больше всего клянется тебе в верности и в подмоге. Эти – первыми предадут. Выдадут тебя с потрохами.
Что ты мелешь?! Я правду говорю. Ну тогда и действуй сама, как считаешь нужным!
Он перевернулся на другой бок и через пять минут уже храпел. Здесь он такой же дуболомный мужик, как и все остальные. Поял бабу – и на боковую. Храпит, будто после косьбы. Хорошо, будут думать я. Буду делать я. Я хочу, чтобы ты ощутил вкус власти.
ВКУС ВЛАСТИ.
ЭТО САМЫЙ МОЩНЫЙ НАРКОТИК.
СИЛЬНЕЕ НАРКОТИКА В МИРЕ НЕТ. ЭТО Я ГОВОРЮ ТЕБЕ КАК ВРАЧ.
Разрешение получено. Санкция получена. Храпи, храпи, мой герой.
Это я, я сделаю тебя героем.
Для этого мне нужно так немного.
Просто – голова на плечах.
Я так люблю тебя, что я опьянела. Я опьянела и охмурилась тобой; я, железная баба, я, сама себе царица, я, не спавшая с мужиком более одной ночи, я брежу тобой, я хочу тебя всегда, ты всегда во мне, твой железный жезл, твой солдатский штык, твой могучий уд – мощный и неутомимый, как ты сам. Ты сплотил вокруг себя молодежь. Ты научил ее лозунгам и знакам. А большему, рассудил ты, и не надо ей учиться – для того, чтобы идти на штурм. Ты многое знаешь в психологии масс. Ты не читал Юнга и Фромма, но ты пришел к их истинам. Ты отлично, как на скрипке, играешь на коллективном бессознательном, и у тебя оказался абсолютный слух, поэтому ты и стал Вождем. Спи, мой Фюрер! У тебя уже есть жена. Я твоя жена, и я сделаю все для тебя. Я расчищу тебе дорогу. Я проложу тебе путь. Дорога, по которой идет мой Вождь, должна быть широкой и свободной.
– Ты! Зубрила! Баскакова убили!
– Да ну, иди ты...
– Завтра похороны! Тайные...
– Какое тайные, во всех газетах точно вой поднимут... журналюги набегут...
– Эй, Фарада! Фарада, ты слышал? Роста кокнули!
– Он же с пистолетом везде ходил... как не отстрелялся...
– Если тебе вмажут в затылок маслину и твои мозги брызнут в стороны – как ты, с позволения сказать, отстреляешься, фраер?!..
Баскакова убили вчера. Все скинхеды узнали об этом сегодня.
По восстановленным сведениям, Баскаков поздно вечером возвращался из гостей, от философа Дмитрия Васильчикова. Недалеко от его дома нашли его тело с простреленной головой.
Скинхеды переговаривались меж собой: ну что, теперь враги торжествуют, погиб один из генералов святого войска, да еще какой – самый фанатичный, самый крутой... Люкс тупо глядел в стену Бункера. Фарада ковырял носком стоптанного «гриндерса» грязный, давно немытый пол. Полы здесь мыла эта
