– Сколько времени? – Голос, хриплый со сна, раздраженный.
– Пап, только что звонила соседка Винни. Она сообщила ужасную новость.
– Новость? – Раздражение все еще оставалось. Он расправил затекшие плечи и посмотрел на часы: час тридцать.
– Зачем ты меня разбудила? Только что задремал, и вот…
– Это была соседка Винни. Винни получила телеграмму – из министерства обороны. – Летти не понимала, как ей удалось выговорить эти слова.
Отец уставился на нее. Он уже полностью проснулся, но все еще ничего не понимал. Летти увидела, как он медленно побледнел, как сгорбился в кресле. Его глаза смотрели не на нее, а куда-то вдаль, будто там кто-то мог его успокоить, сказать, что она лжет.
– Лавиния? Моя малышка… – Затем: – Боже мой! Нет! – Голос стал похож на рычание, когда он вновь поднял голову. – Этого не может быть!
Летти нежно взяла его за руку.
– Надо успеть на трамвай, пап. Мы должны поехать к Винни.
Мгновение он бездумно смотрел ей в лицо, а потом вырвал свою руку, как будто обжегшись.
– Ты мне не нужна. Я поеду один, а ты присмотришь за магазином.
– Нет, я еду с тобой.
– Ты мне не нужна.
Она почувствовала злость – даже в эти минуты отец мстил ей. Горе Винни нисколько не уменьшило его ненависти.
– Мне все равно, что тебе нужно или не нужно! Думай обо мне, что хочешь. Но я поеду к Винни, и ты ничего с этим не поделаешь. И если ты отказываешься терпеть мое присутствие, то оставайся дома.
И тогда, в состоянии всепоглощающей ярости, она поклялась, что никогда больше не склонит голову перед отцом, как бы он ее ни презирал.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Люди танцуют, прыгают, обнимаются от радости. Развеваются флаги, звонят колокола всех церквей.
Летти, стоя у порога магазина, отчетливо слышала перезвон колоколов в Церкви Святого Леонарда, тонущих в общей какофонии радости и облегчения.
Война закончилась! Через четыре с половиной года.
Но были и те, кто не торопился веселиться. Винни, овдовевшая ровно за десять недель до последнего выстрела, или она сама, потерявшая любимого через четыре месяца после начала войны.
И, улыбаясь радующимся людям, Летти глотала слезы. Многие плакали, некоторые оттого, что их близкие теперь в безопасности, другие – вспоминая погибших, для которых мир наступил так поздно. Кто на этом фоне заметит ее слезы?
Ты одна из миллионов, говорила она себе. Миллионов жен, матерей и возлюбленных, которые никогда не увидят своих любимых. И ты должна радоваться за других, которым повезло больше. Слезы не вернут Дэвида. Ты только расстраиваешь себя, а он не хотел бы этого. Надо думать о том, как жить дальше. Но было так трудно удержаться от слез.
Она плакала и из-за Кристофера. Он уже лишился отца, которого и не знал никогда, а сейчас потерял человека, которого называл «папа». О, как ей сейчас хотелось видеть Кристофера рядом. Ему только три года, и он в конце концов забудет о своей потере. Но осмелится ли она рассказать ему о настоящем отце? Рассказать, что он был зачат в любви, хотя и не освещенной браком. Незаконнорожденный. Ее горло сжалось при этой мысли. Нет, нельзя. Сейчас нельзя. Но когда-нибудь… Надо вытереть слезы и думать только о сегодняшнем дне.
Я верну сына, сказала она себе. Он мой ребенок!
Стоя на пороге своего дома, наблюдая за проходящими мимо толпами народа, она поклялась: «Я верну его, Дэвид. Когда-нибудь я верну его».
Наверху Ада Холл и отец танцевали, напившись пива и джина. Потолок над головой Летти ходил ходуном.
Мимо прошел одетый в военную форму Берт Уилкинс, держа под руку жену. После ранения в ногу его отослали домой на поправку, и он должен был вернуться на фронт на следующей неделе. У них действительно был повод для празднования – и Берт, и его жена сияли от счастья.
Летти помахала им рукой, глядя, как они растворяются в толпе.
– Пошли, пошли с нами, – Этель Бок помахала флажком прямо перед носом Летти. Она обнимала за шею вдребезги пьяного канадского солдата, который, наклонившись, пытался поцеловать ее в щеку, однако все время промахивался.
– Пойдем, посмотрим торжества на Трафальгарской площади.
Летти покачала головой, и, не тратя больше на нее времени, Этель со своим солдатиком отправились дальше. То, что Этель стала вдовой, ничуть ее не угнетало. В отличие от других, она прекрасно себя чувствовала.
За спиной Летти раздался голос отца:
– Мы с Адой сбегаем в пивную. Ты останешься здесь?
Не ожидая ответа, они прошли мимо. Ада послала Летти глуповатую улыбку и вместе с отцом смешалась
