– О нас…
Он смотрел на нее в изумлении. «О нас…» Ну и ну! Брови сошлись на переносице – вновь накатила прежняя холодная злоба. Неужели думает, что он тряпка? Считает, что заполучила его обратно, раз уж не устоял перед ее прелестями?
Она уловила произошедшую в нем перемену, но продолжала:
– Мы же не чужие, Росс! Не можем же мы вот так взять и перечеркнуть все разом –и хорошее, и плохое, что связывает нас, включая эту ночь.
– Вот что, Дайана! Давай расставим точки над «i», раз и навсегда, – сказал он, выделяя каждое слово. • «Нас» нет, не существует больше. Все умерло в тот самый день, когда не стало Тэми. Ты преднамеренно убила «нас» своими собственными руками! Я тебе со всей прямотой объяснил в баре, что хочу провести с тобой ночь. Вот и все!
Ее мгновенно охватила ярость.
– Я тебе не верю! Ты это говоришь исключительно для того, чтобы побольнее ударить меня. Сам сказал об этом ночью. Если бы все было так, как ты утверждаешь, то не смотрел бы на меня таким жадным взглядом и не занимался бы со мной, любовью всю ночь!
Он вздрогнул и побледнел, как будто она его ударила. А она даже и не подумала смягчить резкость своих слов. Сказала именно то, что намеревалась. Да, он перебрал вчера вечером, когда увидел ее. Да, сразил ее наповал откровенно грубым предложением переспать с ним. Но… но где-то в душе она надеялась, что его потянуло к ней и он маскирует это, не желая показывать, что испытывает к ней прежнее влечение. Она и теперь была уверена в этом. Не было бы такой нежной и страстной ночи, испытывай он к ней одно лишь плотское влечение. И тем не менее после всего, что она тогда сделала, у нее нет никакого права обвинять его. Это она понимала. Очевидно, сама мысль возобновить прежние отношения была ему неприятна.
– У тебя своя жизнь, и, насколько я могу судить, побывав в гостях, вполне на уровне. А у меня – своя. Пусть все остается так, как есть. – Росс старался говорить сдержанно, и было заметно, что он не хочет обнажать то, что чувствовал на самом деле.
Она ощущала боль в сердце. Неважно, что он в данный момент испытывал к ней, важно было другое – он не хотел иметь с ней ничего общего. Ясно было одно: он намеревался уничтожить остатки их прежней любви. Приняв решение, он всегда добивался своего, подумала она, и душа ее заныла. Хорошо! Пусть будет так. На коленях она не поползет и в ногах валяться тоже не намерена! В конце концов, у него решимость, а у нее – гордость…
– А как быть с Эдэмом? – спросила она тихо.
Росс пожал плечами.
– А что тебя волнует?
– То, что мы не вместе, может сказаться на нем.
– Ничего не поделаешь…
– Росс, я не могу поверить, что ты такой на самом деле. Понимаю, тебе хочется ненавидеть меня, и ты имеешь на это право, но…
Он бросил на нее суровый взгляд и, не дав договорить, отчеканил:
– Ты что, ребенок, что ли? Неужели не понимаешь, что ночь, проведенная с тобой, не может ни изменить, ни поправить все отвратительное, что происходило между нами?
– Нет, я не ребенок. Но я считала, что эта ночь может быть началом…
– Напрасно!
– Росс… прости меня, прости за все. Если бы только можно было все начать с самого начала…
Он грубо оборвал ее:
– Давай без этого! Никаких возвратов, никаких начал.
Резко отодвинув стул, он встал из-за стола. Захотелось немедленно уйти – из этой комнаты, от этой женщины, от притягательной прелести ее лица, опасно дорогого для него. Размашисто шагая, он мгновенно оказался в гостиной и принялся лихорадочно искать свой пиджак, который вчера вечером так неосмотрительно бросил на подлокотник кресла.
Обернувшись к ней, он резко спросил, вложив в голос все чувства, раздирающие его:
– Черт возьми, куда ты дела мой пиджак?
– Повесила на плечики, – ответила она кротко, направляясь к стенному шкафу в прихожей.
Она подала ему пиджак, он перебросил его через руку, намереваясь немедленно покинуть этот дом.
– Росс… – Она дотронулась до его руки, но он ее резко отдернул.
На его лице отразились все чувства, которые он испытывал в эти минуты, – боль, гнев…
– Дайана, прошу, не заставляй меня говорить резкости! Вчера ты сказала, что любишь меня, что совершила ошибку… Я ничего не хочу. Оставь меня в покое, мне никто не нужен.
– 'Я понимаю…
– И прекрасно! – Он открыл дверь.
– Но я все-таки хочу кое-что сказать. Я все время хотела это сделать, как только увидела тебя.
Он повернулся к ней. Бросил раздраженно: – Ну что еще?
– Я хочу перебраться в Ориндж.
– Что-что? – Его и без того мрачное лицо исказилось от гнева, голос прогремел как гром в тишине огромной прихожей.
– Я уже давно собираюсь открыть там филиал фирмы, – сделала она попытку объяснить мотивы своего решения. – Здесь, в Хьюстоне, я чувствую себя как в изгнании. Вся моя жизнь была связана с Оринджем, пока мы с тобой не расстались. Я потому уехала, чтобы тебе было легче. Хьюстон такой огромный, столько народу… Я здесь пропадаю. В Ориндже мои родители, Эдэм…
– Ты что, с ума сошла? Если переедешь в Ориндж, тогда случайные встречи будут неизбежны!
– Понимаешь, я не уверена, что смогу жить, убегая от прошлого. Что случилось, то случилось… Не в моих силах все исправить, как бы я этого ни хотела. Я смогу продолжать жить, только уехав отсюда.
– Вот что, Дайана! Я не собираюсь сейчас спорить с тобой. Ты прекрасно знаешь, что я чувствую. Помешать я тебе не могу, но, если хочешь поступить благородно, не возвращайся в Ориндж. Это моя территория!
С этими словами он захлопнул за собой дверь, приняв твердое решение не пускать ее больше ни в свою жизнь, ни в свое сердце.
Глава пятая
Дайана легкой походкой шла по тротуару, направляясь к своему офису, и, как всегда, выглядела элегантно. На ней было темно-синее платье из крепа и блузон из тончайшей замши цвета жженого сахара. Ее «Декор Дайаны» располагался на Вестхеймере, в самом престижном районе юго-западного Хьюстона, на первом этаже одного из шикарных зданий, возведенных совсем недавно.
Она шла, не обращая внимания на дорожную суету. Скрежетали тормоза, взвизгивали шины, кто-то нетерпеливо сигналил. Казалось, что едкий смрад выхлопных газов и гул интенсивного движения ее не беспокоили.
В конце августа такая жарища и влажность, подумала она, что жизнь в Хьюстоне становится просто невыносимой. И трех минут не прошло, как выключила кондиционер в своей машине, а на лбу уже выступила испарина. Не будь этих кондиционеров, Хьюстон стал бы просто необитаемым городом, подвела она итог, подходя к подъезду.
Она опаздывала, что было в порядке вещей, так как встречи с многочисленными клиентами постоянно переносились то на более позднее время, то на другой день. Словом, совершенно сумасшедший распорядок дня. Дайана толкнула половинку двустворчатой стеклянной двери и вошла внутрь. Каблуки погрузились в мягкий восточный ковер, устилавший фойе. Она забрала почту со столика под ультрамодерновым торшером из латуни. Длинные волосы упали с плеч, закрыв лицо, когда наклонилась. Она машинально откинула их назад. Туалет ее был прост, но продуман до мельчайших деталей, и только прическа намекала на некоторую несобранность натуры. Впрочем, она прилагала немало усилий, чтобы эта черта характера была не очень заметна окружающим.
Дик, ее деловой партнер, седовласый вдовец с царственной осанкой, восседал на своем месте и был буквально завален альбомами с образцами обоев. В одной руке он держал образчик коврового покрытия
