сопровождала ее. Но этот душевный непокой лишь прибавлял ей прелести.
В костеле собралось много окрестной интеллигенции, с людьми этого круга в Слодковцах не поддерживали близких отношений. Вежливо кланяясь пани Идалии и Люции, все смотрели на них с тем невольным почтением, какое внушают древность рода и высокое общественное положение. Иным достаточно было и того, что на упряжи прекрасных лошадей сияли княжеские шапки, что эти дамы обитают не где-нибудь, а в замке.
Молодежь смотрела главным образом на Стефу, обмениваясь разнообразными замечаниями. Мужчин волновала ее красота, все они признавали, что Стефа держится с большим благородством. Дамы, однако, тихонько злословили на ее счет; все знали, что она — дочка зажиточного жителя Царства. Об этом рассказывал Вилюсь Шелига, со многими здесь знакомый и бывавший у них частенько. По его недомолвкам многие поняли, что студент был влюблен в панну Рудецкую, что вызывало к ней еще больший интерес. Перед началом мессы произошло движение перед ризницей, и вошел Вальдемар.
Все взгляды обратились от Стефы к нему. В этом костеле он был редким гостем. Пани Идалия, завидев его, удивленно подняла брови. Стефа залилась румянцем. С того утра, когда он обошелся с ней так холодно, девушка не видела его. Прошел месяц с тех пор, как он появлялся последний раз. Теперь он внезапно объявился в костеле, где прежде почти не бывал. Быть может, знал, что встретит здесь, ее?
Вальдемар прошел к почетным скамьям, поздоровался с дамами и занял место рядом со Стефой.
Пани Идалия, полуобернувшись, спросила шепотом:
— Вальди, ты едешь прямо из Глембовичей?
— Нет, я заезжал в Слодковцы.
— Значит, ты знал, что мы здесь?
— Конечно.
— Ты хорошо сделал, Вальди, что приехал! — шепотом сказала Люция.
Вальдемар выпрямился и склонял голову в ответ на многочисленные поклоны окружающих, Стефе он не сказал ни слова; лишь временами украдкой бросал взгляд на ее склоненный над молитвенником чистый профиль. При мысли, что он сидит с ней рядом, Вальдемара охватила необычайная радость. Он следил за каждым ее движением, не гладя на нее, он знал, как она одета.
Все в ней было исполнено для него неизъяснимой прелести. После долгой разлуки она показалась ему еще прекраснее и желаннее.
А Стефа лишь теперь поняла, что не смогла о нем забыть, как ни пыталась, что эта смутная, непонятная ей тоска была тоской по Вальдемару.
Осознание это причиняло ей боль и странное блаженство.
Слова молитвы мешались в ее сознании с ее собственными, она могла думать лишь о том, что он сидит рядом, что после месяца разлуки они вновь оказались так близко друг от друга. Украдкой она взглянула на его руку, увидела рукав легкого пальто и белоснежную полоску манжеты. Когда он клал деньги на блюдо для пожертвований, на его пальце сверкнул огромный бриллиант. Стефа решила сначала, что это обручальное кольцо, и ей пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, что этот перстень она видела у него и раньше. Она слышала, что графиня Барская отказала Лигницкому, и вскоре после этого Вальдемар куда-то уехал из Глембовичей. В Слодковцах много говорили о его отъезде, связывая это с графиней. Пани Идалия твердила, что обручение неминуемо. Пан Мачей сомневался, но не перечил. Только панна Рита смеялась над этими слухами, а Трестка в голос твердил, что графине Барской ничуть не грозит «майоратская опасность». Оба они имели информацию из первых рук…
Люция тихонько потянула Стефу за рукав:
Что они все так на нас таращатся? Мы что, туземцы какие-нибудь?
Стефа подняла глаза. Все смотрели то на Вальдемара, то на нее.
«Что за бесцеремонность!» — с неудовольствием подумала она.
Люция взялась теперь за Вальдемара:
— Вальди, ты мешаешь молиться!
— Кому? Тебе?
— Нет, вон тем господам. Вальдемар ничего не ответил.
Он заметил, что привлекает всеобщее внимание, но давно уже к этому привык; другое занимало его мысли. Глядя на молящуюся Стефу, он думал: «Молится она или думает о чем-то другом?».
Он был уверен, что девушка радуется про себя его появлению и тешился этой мыслью, не желая себя разочаровать.
Однако Стефа, очнувшись от первого потрясения, полностью отдалась молитве. Никогда еще она не молилась с таким жаром. В душе ее звучали радостные сонеты, покой охватил ее, новые, неизвестные доселе чувства рождались в душе. Вознеся Богу благодарность за эти минуты, она жаждала испытывать их вечно. Вальдемар сидел рядом, временами касался ее руки, она чувствовала на себе его взгляд и была счастлива. Ее внутренний покой отражался на лице. Вальдемар смотрел на нее с неизвестной ему доселе нежностью. Угадывал, что она счастлива, что молитвы ее идут от души и побуждаемы к тому счастьем.
«Когда она молится, она словно ангел», — думал Вальдемар.
Тоска его прошла, циник и философ уступил место идеалисту. Эта девушка медленно, но верно завоевывала его душу, пробуждала желание.
Оба сидели молча, но проникали в мысли и чувства друг друга безошибочно.
Когда ксендз отошел от алтаря, пани Идалия встала первой.
У выхода из костела вокруг них образовалась толпа. Пани Идалия благожелательно раскланивалась с подошедшими ее поприветствовать. Вальдемар здоровался с дамами. Его окружали пожилые и молодые мужчины. Каждый стремился перекинуться с ним хотя бы парой слов.
Пани Эльзоновская поинтересовалась у нескольких дам, отчего они так редко бывают в Слодковцах.
Стефа удивленно поглядывала на нее: давно уже она не видела баронессу в столь прекрасном расположении. Несколько молодых дам, смущенных появлением Вальдемара, приблизились к Стефе и Люции. Посыпались многочисленные вопросы. Ответы на них были лаконичными. По знаку Вальдемара подъехало ландо из Слодковиц и глембовическая «американка», запряженная четырьмя «музами».
Вальдемар уселся на переднем сиденье рядом с Люцией. Еще несколько поклонов — и экипажи тронулись.
Люция, воспользовавшись тем, что мать занята разговорами с Вальдемаром, сказала Стефе по- французски:
— Ну, наконец, уехали! Я всех этих людей как-то инстинктивно боюсь…
— Теперь я спрошу то, о чем ты спрашивала в костеле: разве они какие-нибудь туземцы? — с бледной улыбкой сказала Стефа.
— Конечно, нет, но они какие-то другие, это люди не нашего круга…
— Люция, тебе рано выносить такие суждения! — резко сказал Вальдемар.
Люция смешалась, испуганно взглянула на мать, понурила голову и прошептала:
— Прости…
Пани Идалия нетерпеливо вмешалась:
— Вальди, ты долго гостил у Барских в Ожельске?
— Я там вообще не был.
Пани Идалия сделала большие глаза, на лице ее изобразилось несказанное удивление:
— Не был у Барских? Где же ты так долго ездил?
— Господи, ну с чего вы решили, что я уехал в Ожельск? Я состою в организационном комитете выставки, и по этим делам мне и пришлось поехать в В.
— Значит, ты не знаешь, что произошло у Барских? Вальдемар довольно усмехнулся:
— Ну отчего же. Все знаю, от начала и до конца.
— До какого конца?
— Ну, разумеется, до корзины, которую князю вынесли.[47]
— И что ты на это скажешь?
— А что я могу сказать? Разве что пожелать графине Мелании новой победы и нового нареченного.
