В результате всей этой истории 'Пьяджио' неуклюже встал к ангару задранным носом, на бетонной дорожке появились новые отметины, которые при свете звезд были похожи на масляные пятна, и некоторые из них действительно были таковыми. Мы поставили его в прежнее положение, влезли в кабину, и Кен дал мне вводный инструктаж по запуску двигателя.
Я нацепил пару облегченных пластиковых головных телефонов, которые больше походили на стетоскоп, включил радиопередатчик, снял 'Пьяджио' с тормозов и дал ему покатиться вперед по дорожке.
С управляемым носовым колесом он легко бежал по дорожке и хорошо слушался руля. По маневрам на земле о самолете судить трудно. Кен замер в кресле второго пилота., его левая рука покоилась на коленях, а в тусклом свете кабины лицо казалось восковым. Во рту он держал незажженную сигарету.
Я довел машину до начала взлетной полосы и остановился.
– Дай мне порядок проверки.
Кен процитировал его для меня, и мои руки забегали по рычагам управления, проверяя и устанавливая. Они немного дрожали от вибрации двигателя, но корпус самолета оставался неподвижен. Он оживет только в полете, а пока мы были знакомы только заочно, и трудно предположить, что за характер у этого малютки. Я мог положиться только на порядок предстартовой проверки... смесь на автообогащение, число оборотов – максимальное, заслонка дросселя зафиксирована, подача топлива из концевых баков, бустерный топливный насос включен, закрылки на двадцать градусов, люки – заблокированы.
Китсон неуклюже пристегнулся ремнями, приглушил свет в кабине и теперь были видны только стрелки на циферблатах приборов. Отблески на ветровом стекле исчезли и за ним стала видна призрачная чернота ночи. Несколько посадочных огней уже прогорело и взлетная полоса приобрела щербатый вид.
– Все в порядке, – повернулся ко мне Кен.
Я только кивнул в ответ. Он нажал на штурвале кнопку радиопередатчика и сказал:
– 'Пьяджио' запрашивает разрешение на взлет.
Диспетчер в контрольной башне прокашлялся и, наконец, отозвался.
– 'Пьяджио', взлет разрешаю.
Я неторопливо окинул взглядом кабину и успокоил дыхание. Мне долго пришлось водить 'Дакоту', даже слишком долго, а теперь предстояло выяснить, что я стою как пилот. А начать предстояло с ночного взлета без должного инструктажа.
Отличный маленький самолет без недостатков. Опусти закрылки на двадцать градусов, полностью выдвинь задвижку дросселя и он оторвется от земли уже на скорости шестьдесят узлов. Указатель скорости немного запаздывает, так что надо брать рулевую колонку на себя уже на пятидесяти узлах...
– Все о'кей? – голос Китсона прервал мои размышления.
– Да, в порядке, я освободил тормоза и медленно стал выдвигать задвижку дросселя.
Самолет резко взял с места и гул моторов наполнил кабину, он был белее резким и энергичным, чем у 'Пратт и Уитни' моей 'Дакоты'. Я слегка тронул рулевую колонку: с повышением скорости самолет начнет чутко отзываться на мои действия.
А она нарастала быстро и даже слишком. Мне нужно было время, чтобы приспособиться к поведению машины, научиться чувствовать и предугадывать ее ответную реакцию. Она уже стала зарываться носом.
– Все нормально, отрываемся от земли, прокомментировал Китсон.
Стрелка указателя скорости чуть перевалила за пятьдесят пять узлов. Я немного ослабил хватку рук на штурвале. Самолет продолжал бежать по взлетной полосе.
– Подъем! – почти закричал мой приятель и потянулся рукой к рулевой колонке.
Стрелка уже прошла отметку шестьдесят, я сжал штурвал руками и взял его на себя.
Кен уронил свою руку на колени.
– Шасси, – выдохнул он.
Я нащупал нужный рычаг и потянул его вверх и стал следить, чтобы до набора соответствующей скорости 'Пьяджио' не задирал свой нос. Наконец этот момент наступил, и я медленно стал поднимать закрылки. С некоторым опозданием самолет стал легко набирать высоту. На сотне узлов подъем стал еще круче, а я стал понемногу перекрывать дроссели.
Китсон снова потянулся к кнопке радиопередатчика.
– 'Пьяджио' покидает зону аэропорта. Спасибо и спокойной ночи.
– Вас понял, 'Пьяджио' покидает зону аэропорта. При необходимости получения пеленга для ориентировки запрашивайте военно-воздушную базу 'Уилас'. Спокойной ночи, синьоры.
Мы уже миновали высоту в тысячу футов, поднимались со скоростью сто узлов и держали курс более- менее на восток.
– Точный курс? – затребовал я.
Кен перебросил ногу на ногу, расстегнул ремни и прикурил от зажигалки сигарету. Потом он глубоко затянулся и выдохнул дым в лобовое стекло.
– Тебе нужно держать примерно на семьдесят градусов. Через минуту я смогу сказать точнее.
Я взял курс семьдесят градусов. Китсон выждал, пока самолет выровнялся, и осторожно встал с кресла второго пилота. По возвращении в его руках была дюжина карт, линейка, угломер и навигационная счетная машинка 'Далтон'. Потом он включил местное освещение и принялся работать с большой картой.
Мне уже было понятно, как эта машина откликается на малейшее движение штурвала и триммеров. Она была легкой и чувствительной, с небольшим налетом своенравия, только чтобы напомнить мне про свои два