двигателя и расчет на большее число пассажиров. После моей старушки 'Дакоты', этот самолет напоминал мне истребитель.
Я слегка перекрыл дроссели. Потеря мощности не сразу стала заметна, и самолет опустил нос несколько позже, чем мне ожидалось, а ее увеличение тоже не вернуло его в прежне положение. Машина реагировала на любые действия с некоторым опозданием. В следующий раз меня на этом не поймаешь.
Кен оторвался от своих расчетов.
– Зачем ты его раскачиваешь?
Я снова начал плавно набирать высоту, а он склонился над картой.
Через пару минут мой приятель наконец закончил свои вычисления.
– Наш курс должен быть шестьдесят восемь градусов. Ветер дует с берега, значит пока мы не окажемся через несколько минут над морем, переходи на курс семьдесят один градус.
С моей стороны возражений не последовало, но пока еще оставались сомнения в способности 'Пьяджио' держать курс в пределах одного градуса, так что я продолжал держать прежние семьдесят.
– Если нам не удастся во время полета получить радиопеленг, то мы заблудимся, несмотря ни на какие расчеты.
– А ты реалист, – ухмыльнулся Китсон. Похоже теперь он немного расслабился. Напряженное ожидание моих ошибок на взлете сильно действовало ему на нервы. Я тоже был не в своей тарелке: впервые мне приходилось играть роль первого пилота в компании Кена. И я был уверен, что мне это нравится.
– Как тебе нравится машина? – спросил он.
– Отличная вещь. Как только у меня появятся лишние тридцать пять тысяч фунтов, сразу куплю себе такую же.
– Можешь держать курс шестьдесят восемь градусов еще три с лишним часа, а потом постараешься определить наши координаты. Вот сейчас ты отклонился на четыре градуса.
И это было правдой. Я вернул 'Пьяджио' на прежний курс. Китсон пришпилил к держателю вторую, уже крупномасштабную карту и стал переносить на нее наш маршрут. В пять часов тридцать семь минут мы достигли высоты в десять тысяч футов и вышли на крейсерскую скорость сто восемьдесят узлов.
29
Звезды на ночном куполе неба несколько потускнели, и на горизонте стала появляться синева. Теплая и уютная кабина самолета навевала дремоту, а местное освещение напоминало о пылающем огне в камине. Мы утонули в больших кожаных креслах с автономной подачей теплого воздуха с потолка кабины.
– Хочешь кофе? – оживился мой приятель.
Я сонно посмотрел на него. Мне конечно хотелось бы тихо уснуть, но если это было не в моих интересах, то лучшего средства чем кофе просто не найти.
– Да, – с готовностью отозвался я. – А что в оборудование этого самолета входит еще и стюардесса?
– Просто электрический кофейник, – он поднялся с кресла и отправился в хвостовую часть самолета.
А мне нужно было выпрямиться в кресле, постараться настроить радиопередатчик на авиабазу 'Уилас' и включить радиокомпас.
Я все еще ожидал от них проявления признаков жизни, как появился Китсон. В руке у него был кофейник и две кружки. Потом он поставил кофейник на цоколь панели приборов контроля двигателя, выдвинул из подлокотников кресел две серебряных подставки и поставил в них кружки.
– У нас кончился сахар. Так что тебе придется довольствоваться горьковатым черным кофе.
В эфире неожиданно прорезалась авиабаза 'Уилас', которая кому-то передавала, что давление в приземном слое атмосферы тысяча восемнадцать миллибар, а ему предстоит сделать еще один круг, и на земле его будут ждать яичница с ветчиной. Ничего не поделаешь. Жизнь военных летчиков полна трудностей и лишений.
Я снял показания с радиокомпаса – двести пятьдесят восемь градусов, и Кен нанес их на карту.
– Послушай, парень, это означает, что ты оказался в трех-четырех милях севернее первоначального маршрута. С другой стороны, ветер скорее всего начинает менять направление. Оставайся на прежнем курсе, и посмотрим, к чему это приведет.
– Идет, – я сделал пару глотков кофе и почувствовал, как душа снова возвращается в мое тело. Небо уже стало синего цвета с голубой полоской на горизонте. Кен изогнулся, чтобы ему было удобнее дотянуться до кружки с кофе.
– Как рука? – поинтересовался я.
– Почти сносно, – он осторожно откинулся в кресле и выпил немного кофе. Я снова вернулся к поискам в эфире, но там царило сонное молчание.
– А вот и оно, – раздался через несколько минут спокойный голос Кена.
Я оторвался от своих манипуляций и заметил как на горизонте показался краешек солнечного диска, небо вокруг него стало белесым и безжизненным. На горизонте не было ни одной тучки, ни облачка, и солнечные лучи беспрепятственно устремились ввысь.
На моем лице появилась гримаса неудовольствия, наша уютная кабина теперь казалась мне крошечным и унылым островком в океане солнечного света. Китсон подался вперед и выключил подсветку приборов. Море темной массой лежало в десяти тысячах футов под нами.
Мой приятель посмотрел на часы.
– Когда мы сможем получить метеосводку?
