Ночной дежурный хмуро посмотрел на них.
– Вы уезжаете?
– Да, уезжаю.
– Но у меня нет счета.
– Это не моя вина.
Именно в этот момент Анри постучал в дверь. Дежурный впустил его внутрь. Он был одет так, словно об его одежду вытирали ноги, и смотрел на меня с искренней ненавистью.
– Это самая глупая выдумка… – начал он.
– Назовите это тактическим сюрпризом. – Я протянул портье триста флоринов. – Послушайте, не может быть, чтобы счет был так велик. Мой друг получит сдачу, когда вернется обратно.
Портье это все еще не нравилось.
– Я не знаю…
– Нет закона, по которому я не могу уехать, когда мне захочется, верно? Не может быть таких запретов, если я плачу по счету. Если у вас нет счета, это ваша проблема, приятель, а не моя. Правильно? Правильно.
Я подхватил свои чемоданы и вышел на улицу. Некоторое время спустя следом вышел Анри.
– Вы вели себя очень грубо, – заметил он.
– А как бы вы себя чувствовали в такую рань?
– Ведь это ваша собственная идея.
– Знаю, знаю. Так где машина?
Она стояла прямо под фонарем немного дальше по улице; желтовато-коричневый «фольксваген» с длинной ржавой царапиной на правом крыле. Я бросил чемоданы на заднее сидение.
– Все в порядке. Поехали в Гаагу.
Анри вставил ключ в замок зажигания, потом снял очки и потер глаза.
– Я должен выпить кофе.
– Выпьем дороге. А теперь поехали.
Улицы были совершенно пусты, фонари висели как забытые перезревшие фрукты. Только несколько велосипедистов спешили по такому холоду, да промелькнули несколько грузовиков с овощами. Через десять минут мы выехали из города и поехали в аэропорт, мимо искусственного гребного канала.
Никто из нас не произнес ни слова, пока я не попытался зажечь сигару. Анри безразлично проронил: – Мне будет плохо, – и я положил сигару обратно.
Аэропорт Скипхол был ярко освещен, но ничего не двигалось. Анри заметил, что бар в аэропорту может быть открыт. Я возразил:
– Позже.
Фольксваген задребезжал, поворачивая на скоростную автостраду в сторону Гааги. Анри знал дорогу, все было в порядке.
По хорошей дороге до Гааги было не больше пятидесяти миль. Мы сможем уложиться в час, если не наткнемся на автомобильную пробку.
Однако в половине восьмого на полпути до цели я решил, что у нас есть время выпить кофе в баре для водителей грузовиков. Это заняло около двадцати минут, причем не больше десяти секунд ушло на разговоры. Но после этого мы стали немного лучше относиться друг к другу. Во всяком случае, Анри не возражал, когда я вновь раскуривал сигару.
Перед тем, как ехать дальше, я открыл свой чемодан и занялся переделкой «браунинга»: вставил короткий ствол и пластиковую рукоятку. Анри мрачно наблюдал за мной при слабом желтоватом свете приборного щитка.
– Не думаю, что это вам понадобится.
– Картины я перевожу только с пистолетом. Такой уж у меня порядок. Вам следует это знать.
Он что-то буркнул и отжал сцепление.
Несколько минут спустя Анри сказал:
– Я не смогу найти настоящей драгоценности, картины, о которой стоило бы говорить. Среди работ импрессионистов и современных мастеров таких картин нет.
– Я тоже не рассчитывал, что девушка сможет найти новую Мону Лизу.
– Но ей кажется, что такие картины существуют. В случае импрессионистов ценность представляет только полное собрание работ. Если бы мне дали все деньги, я смог бы собрать для них лучшую коллекцию импрессионистов, какой нет ни в Европе, ни в Америке.
– Если бы все деньги дали мне, то я собрал бы лучшую в мире коллекцию старинного оружия. Они не смогут сделать этого ни в одной области искусства.
– Их не интересуют старые пистолеты.
Я вздохнул.
