Кенни был облачен в черную кожаную куртку на «молнии», черные кожаные штаны и ботинки, доходившие чуть ли не до колен. Когда он двигался, кожа громко скрипела. В руке он держал перевернутый мотоциклетный шлем, из которого торчали пальцы черных кожаных перчаток. Два пальца выдавались вперед. Казалось, они показывали прямо на Ребуса. Кенни высвободил руку из цепких коготков Саманты и протянул ее Ребусу:
– Здрасьте.
У него был довольно грубый голос и уверенный тон. Прямые черные волосы, разделенные пробором, и редкие прыщики на шее и на щеках, покрытых вчерашней щетиной. Ребус нехотя пожал его горячую руку.
– Привет, Кенни, – проговорила Рона. И добавила специально для Ребуса: – Кенни работает курьером на мотоцикле.
– О, – проговорил Ребус, снова опускаясь в кресло.
– Ага, верно, – воодушевился Кенни, – я работаю в Сити. – Он повернулся к Роне. – Сегодня у меня был удачный день, Рона, – сказал он и подмигнул. Рона ласково ему улыбнулась. Этот «молодой человек», этот молокосос неполных восемнадцати лет (такой взрослый, такой искушенный по сравнению с Самантой), очевидно, покорил сердце мамаши, равно как и дочки. Он опять повернулся к Ребусу с видом победителя:
– Если повезет, у меня меньше сотни в день не выходит. Конечно, во времена Большого Взрыва было еще лучше. Тогда образовалось много новых фирм, и все выпендривались, типа «мы самые крутые». И все- таки, я считаю, можно и сейчас кой-чего добиться, если не бояться шевелить задницей. Зато люди знают, что на меня можно положиться. Многие клиенты знают меня по имени. Это показывает, что я на правильном пути. – Он плюхнулся на софу рядом с Самантой, и все они уставились на Ребуса, ожидая, что он что-нибудь скажет.
Он знал, чего они от него ждут. Кенни бросил ему вызов: только попробуй теперь скажи мне что-нибудь поперек. Интересно, что он от него хочет, этот недомерок? Чтобы Ребус погладил его по головке? Или дал торжественное разрешение лишить Саманту девственности? Пару советов, как избежать дорожных пробок? Как бы то ни было, Ребус не собирался так легко сдаваться.
– Не очень-то полезно для легких, – сказал он, – все эти выхлопные газы.
Кенни слегка растерялся. Такого поворота он явно не ожидал.
– Я поддерживаю себя в форме, – ответил он. Ремарка Ребуса задела его за живое.
Неплохо, подумал Ребус. Я могу достать этого маленького ублюдка. Он знал, что Рона буравит его взглядом, умоляя остановиться. Но Ребус сосредоточил свое внимание на Кенни.
– У такого паренька, как ты, наверняка большие планы на будущее.
Кенни моментально оживился.
– Ага, – проговорил он, – я даже подумываю о том, чтобы открыть собственное дело. Все, что для этого нужно…
Он замолчал, не сразу осознав, что Ребус назвал его «пареньком», словно он все еще носит шортики и школьную шапочку. Но уже было слишком поздно пытаться что-то исправить, слишком поздно. Ему пришлось продолжать в том же духе, однако теперь его слова звучали как наивные разглагольствования и пустые мечты. Этот легавый, должно быть, долбаный Джок, но такой же вкрадчивый, словно какой-нибудь старый хрыч из Ист-Энда. С ним надо держать ухо востро. А сейчас? Этот Джок, этот кретин в дурацком прикиде, купленном в дешевом универмаге, ударился вдруг в воспоминания о том, как в юности работал мальчиком на побегушках в бакалейной лавке. Он разъезжал по окрестностям на своем тяжелом черном велосипеде с прямоугольной металлической корзиной, приделанной над передним колесом. В корзину помещалась коробка с товарами, и ему оставалось только крутить педали, выполняя очередной заказ.
– …Я воображал, что я богач, – говорил Ребус, по всей видимости приближаясь к кульминации своего рассказа, – но когда я захотел заработать побольше, я понял, что не так-то это просто. Нужно было подождать, пока я подрасту и смогу устроиться на настоящую работу. Но мне так нравилось гонять на велосипеде, выполняя поручения и доставляя заказы старичкам. Иногда они даже баловали меня чаевыми, давали мне яблочко или банку джема.
В комнате воцарилась мертвая тишина. На улице взвыла полицейская сирена. Ребус откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. По его лицу бродила сентиментальная улыбка. И тогда до Кенни дошло:
Все произошло так быстро. Кенни все еще никак не мог врубиться, и Ребус прекрасно это видел. Этот жалкий тупой недоносок пытался понять, куда его Ребус, фигурально выражаясь, послал. Ребус знал ответ на этот вопрос: туда, где ему место. Рона, конечно, возненавидела его за это, да и Саманта выглядела слегка обалдевшей. Ну и черт с ними. Он выполнил свой долг, отдал дань уважения. Больше он их не побеспокоит. Пусть себе живут в своей клетушке с этим… молодым человеком, этим прыщавым недоумком. У Ребуса есть дела поважнее. Почитать книги. Сделать кое-какие записи. Впереди напряженный день. Сейчас десять. В одиннадцать он будет в отеле. Ему необходимо выспаться. Восемь часов сна за последние два дня. Не удивительно, что он на всех набрасывается. Он просто переутомился.
Ему стало немного стыдно. Кенни был слишком легкой мишенью. Поддавшись собственному негодованию, он попытался прихлопнуть муху бетонной плитой. Негодованию, Джон, или просто-напросто ревности? Нет, это слишком сложно для смертельно уставшего человека. Для такого человека, как Ребус. Завтра. Завтра, быть может, он сможет ответить на некоторые вопросы. С завтрашнего дня он намерен начать отрабатывать свое проживание в Лондоне. С завтрашнего дня все должно пойти по-другому.
Он снова потряс руку Кенни и заговорщически подмигнул ему на прощанье. Рона проводила его до входной двери. Они вышли в холл, оставив Кенни с Самантой в гостиной за закрытой дверью.
– Не беспокойся, – сказал Ребус, – я сам найду дорогу.
Он начал спускаться вниз по лестнице. Если он не поторопится, Рона непременно затеет с ним спор. А какой в этом смысл?
– Присматривай лучше за Лотарио! [10]– крикнул он снизу, не в силах
