бриллиантов. Такое кольцо соответствовало положению невесты Рена.
Рен положил руку на плечо брата.
— Похоже, что мы готовы. — Он смотрел на блестевшие драгоценные камни на крошечном платиновом колечке. Если бы перед алтарем рядом с ним стояла Илейн, он бы выбрал простое золотое кольцо. Он осыпал бы ее бриллиантами. Ему бы так хотелось покупать ей все, о чем она мечтала — но кольцо было бы залогом его любви. Оно было бы простым и значимым. Он знал, что какое бы кольцо он ни подарил, ей бы оно понравилось. Она никогда не была претенциозна. Даже сейчас, став состоятельной женщиной, Илейн предпочитала простую жизнь. Это была одна из черт, за которые он ее любил.
Любовь. Он не ожидал, что сможет влюбиться в кого-нибудь. Он считал, что любовь — для дураков. Бракосочетание укрепляло связь, несло поддержку и положение. Но он влюбился в Илейн, хотя отчаянно сопротивлялся этому с самого начала. Сейчас он расплачивался за свою слабость. И расплачивался дорого.
Он задумался о том, что она делает в этот момент. Может, она тихо плачет, как в тот день в Сентрал- Сити? А может, она держится, принуждает себя сохранить глаза сухими? Но ее сердце наверняка обливается кровью так же, как и его. Ему захотелось увидеть ее, обнять в последний раз, но он знал, что больше не увидит ее никогда. Он не сможет увидеть ее и снова причинить ей этим боль. Он навсегда запомнит ее улыбку и веселый смех, который слышал за день до свадьбы под дубами. Он запомнит, как блестели на солнце ее волосы, запомнит золотистые глаза, ее надутые губки — они всегда казались ему будто подставленными для поцелуя. Он не буде ждать большего. Он просто будет помнить. Эти воспоминания помогут ему жить. Илейн Мак-Элистер — часть его прошлого. Он позволит ей исчезнуть, как позволил это Дэну Моргану. Но разве можно сделать так, чтобы она исчезла из его сердца?
Рен повернул мысли в другое русло. Он пока еще был способен держать мысли о ней контролем. Ему было необходимо продолжать в том же духе.
В дверях показалась голова Джакоба Стэнхоупа.
— Все готово?
В новом черном костюме он выглядел сногсшибательно. Как всегда, Джакоб держался прямо, но теперь плечи его были безвольно опущены. Это только усилило решимость Рева.
— Мы готовы, а вы? — ответил он, стараясь говорить весело. Теперь он ждал, пока Томми приколет к петлице нежную кремовую розу.
— Сейчас или никогда, — произнес Томми, делая неудачную попытку улыбнуться.
Рен серьезно кивнул. Мужчины вместе вошли в церковь и остановились справа от алтаря. Публика затихла. Нервы Рена были взвинчены ожиданием. Заиграл орган, и все посмотрели на вход в церковь. Оттуда под звуки свадебного марша появилась медленная процессия подружек невесты. Они были одеты в платья из нежно-розового шифона. Каждая несла букет кремовых роз, перевязанных кружевом, и на каждой была широкополая, из розового атласа шляпа, украшенная розами. Из-под подолов воздушных платьев выглядывали розовые атласные туфельки.
Рен стоял спокойно, его мозг, казалось, окаменел. Музыка временно успокаивала его, помогала не погрузиться в состояние транса. Он наблюдал, как на островок перед алтарем ступила последняя подружка Мелиссы — Элизабет Пикман. Платье Элизабет имело более темный оттенок, чем у других, ее букет, был больше, и в нем были темно-розовые цветы. Она улыбалась, но улыбка получалась неискренней, вымученной.
Рен догадался, что она знала правду осупружестве Мелиссы. Звуки органа становились все громче, и вот свадебный марш эхом разнесся под сводами церкви. Теперь должна была появиться невеста. Мелисса показалась в дверях, опираясь на руку отца. На ней было закрытое платье из многих ярдов кристально- белого кружева. Нежная ткань обтягивала тончайшую талию и снова расширялась на бедрах. Юбка была такой пышной, что задевала скамейки с обеих сторон островка. Лиф и руки до перчаток покрывались только кружевом, не скрывавшим бледную полупрозрачную кожу. Светлые волосы, собранные в изящные локоны, блестели в свете ламп.
«Она похожа на китайскую куклу, — подумал Рен. — Она прекрасна. Милая, утонченная, красивая. И любой мужчина был бы счастлив взять ее в жены. Любой, кроме меня».
Джакоб шел рядом с Мелиссой в такт музыке. Он выглядел гордым отцом: высокий, прямой, с расправленными широкими плечами. Дойдя до того места у алтаря, где стоял Рен, он подал Рену руку дочери, а сам сел на скамью.
Рен сжал в своей руке изящные пальчики, удивляясь размерам крошечной ручки Мелиссы. Она была холодной, как мрамор. И прежде, чем повернуться к алтарю, он посмотрел ей в лицо. Кружевная вуаль не могла скрыть безжизненного взгляда и напряжений улыбки, которую она старательно сохраняла на устах. Ее голубые глаза смотрели прямо перед собой на священника, который приговорит ее к пожизненному заключению с мужчиной, которого она не любила.
Священник заговорил сильным чистым голосом:
— Дорогие возлюбленные. Мы собрались сегодня вместе, взяв в свидетели Бога и присутствующих, чтобы сочетать законным браком Мелиссу и Рейнольда.
Бракосочетание — это святая и священная обязанность, установленная Богом и освященная присутствием Христа, Святой Павел сравнил ее с таинственным союзом между Христом и его Церковью.
Священник продолжал говорить. Рен уже не следил за его речью. Он пытался вспомнить, где видел этот полный боли взгляд. У кого? Что он значил? Внезапно ему стало дурно. Такими же глазами Илейн смотрела на Чака Даусона. Взгляд испуганной лани.
— Супружество, однако, не должно начинаться необдуманно, — говорил священник, — или несерьезно, но с благоговением и в полном понимании ответственности перед Богом.
Рен с трудом понимал слова. Его ошеломил дикий ужас в глазах Мелиссы. Все поплыло перед глазами, и у него вспотели ладони.
Если она смотрит на него так здесь, в окружении друзей и близких, какое у нее будет выражение, когда он войдет в ее спальню, чтобы стать мужем? Как он сможет захотеть ее? Кто дал ему такое право? И кто далтакое право любому другому мужчине? Ему вдруг стал ясен ответ на все эти вопросы. Никто. Даже Джакоб. Такое право есть только у Бога.
— Теперь эти два человека хотят войти в священный союз. И пусть тот, у кого есть причины назвать это бракосочетание незаконным, скажет, чтобы раз и навсегда успокоить свою совесть.
Тишина в церкви оглушила его. Рен расправил плечи.
— Боюсь, что я должен сделать это, — произнес он. Его голос эхом разнесся по церкви. Священник изумленно застыл. Гости начали шептаться между собой.
— И я, — послышался резкий голос Джакоба.
Он встал со своей скамейки, и в свете канделябров стали видны слезы, блестевшие в глазах высокого пожилого человека.
— И я. — Со своей скамейки неподалеку от островка перед алтарем поднялся Стюарт Пикман. Он нервно мял в руках шляпу.
Рен посмотрел на стоявшую рядом крохотную блондинку. По ее щекам текли слезы. Она так благодарно улыбалась ему, что он сам чуть не расплакался.
— Стюарт? — спросил он.
— Да, — прошептала Мелисса.
— Почему же ты мне не сказала?
— Папа так любит тебя.
— Я знаю. — Рен поцеловал ее в щеку через вуаль. Потом вздохнул, чтоб не дрожал голос. — Тебя он тоже любит.
Она кивнула. Среди присутствующих поднялся шум и гам. Слышались громкие возгласы удивленных и оскорбленных гостей. Органист снова тихо заиграл, стараясь успокоить общество.
— Стой здесь, — приказал Рен Мелиссе. — Я сейчас вернусь.
Он быстро зашагал туда, где гордо и нервно теребил шляпу Стюарт Пикман.
— Если причина этого я, — сказал Стюарт, — я не стану извиняться. Вы можете требовать удовлетворения.
