приласкать себя. – Мы увидим тебя утром за завтраком.
Хью дождался, когда Олимпия затушила свечу и направилась к двери. ;
– Тетя Олимпия?
– Да, дорогой? – Она быстро повернулась л снова подошла к его кровати.
– Роберт сказал, что Итон и я должны вести себя мужественно, так как вы, похоже, в конце концов устали от нас и решили отослать к родственникам в Йоркшире. Я еще удивлялся, как же мало времени прошло, а мы уже надоели вам.
Олимпия окаменела.
– Мне никогда не надоест ваше присутствие. На самом деле я не понимаю, – как вообще жида до вашего появления здесь. – Правда? – с надеждой спросил Хью.
– О да, – серьезно и искренно заметила Олимпия. – Правда. Жизнь здесь была безумно скучна до тех пор, пока не появился ты со своими братьями. Ничто не подействует на меня более угнетающе, чем ваш отъезд.
– Вы уверены? – забеспокоился Хью.
– Уверяю тебя, если вы с Итоном и Робертом уедете, я быстро превращусь в весьма странный «синий чулок», обреченный черпать эмоции исключительно из книг.
– Это не правда, – возразил Хью в сильном возбуждении. – Вы не странная. Чарльз Бристоу так говорил, и я ударил его, потому что это не правда. Нет! Вы очень милая, тетя Олимпия.
Олимпия была потрясена.
– Так вот почему ты подрался с Чарльзом Бристоу? Потому что он сказал, что я странная?
– Я не собирался говорить вам. Мистер Чиллхерст похвалил меня за то, что я не стал обсуждать с вами это происшествие.
– Совершенно верно, – заметил Джаред. – Джентльмен, идущий на дуэль, чтобы защитить честь дамы, не должен обсуждать схватку ни до нее, ни после.
– Так недалеко и до беды. – Олимпия была оскорблена. – Я не собираюсь допускать, чтобы кто-нибудь сражался за мою честь. Ясно?
Хью вздохнул:
– Не имеет значения. Все равно я проиграл. Но мистер Чиллхерст говорит, что научит меня приемам бокса, которые в следующий раз сослужат мне добрую службу.
Олимпия взглянула на Джареда:
– Вы что, действительно обещали?
– Не принимайте близко к сердцу, мисс Вингфилд, – ответил Джаред.
– Вы можете говорить что угодно, но я начинаю думать, не обратить ли мне более пристальное внимание на уроки, которые вы преподаете моим племянникам.
Джаред нахмурил брови.
– Наверняка нам лучше обсудить это наедине, мисс Вингфилд. Спокойной ночи, Хью.
– Спокойной ночи, сэр.
Олимпия с непреклонным видом вышла в холл. Джаред последовал за ней, тихонько затворив за собой дверь спальни.
– Поистине, мистер Чиллхерст, – сказала Олимпия приглушенным голосом, – я не могу позволить вам поощрять моих племянников к уличным дракам.
– Я и в мыслях не держал таких намерений. Вы должны доверять мне, мисс Вингфилд. Я убежден, что интеллигентный человек во всех возможных случаях пытается найти мирный способ разрешения конфликта.
Она воззрилась на него:
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен. Но жизнь не всегда исполнена миролюбия, и человек должен уметь защищать себя.
– Хм-м…
– А также честь женщины, – мягко закончил Джаред.
– Это старомодные представления, я с ними не согласна, – мрачно сказала Олимпия. – Тетя Софи и тетя Ида учили меня, что женщина сама должна заботиться о собственной чести.
– Тем не менее, надеюсь, вы по-прежнему будете доверять моим методам обучения. – Он поймал ее ладонь и задержал в своей. – И мне.
Она рассматривала его лицо в отраженном свете, отбрасываемом подсвечниками. Ее гнев остыл.
– Я вам доверяю, мистер Чиллхерст.
Уголки губ Джареда дрогнули.
– Отлично. Тогда я должен пожелать вам спокойной ночи, мисс Вингфилд.
Он наклонился и страстно поцеловал ее.
Прежде чем Олимпия смогла ответить на поцелуй, он быстро отпрянул. Джаред спустился по лестнице, не произнеся ни слова, и вышел в парадную дверь.
Олимпия медленно переступала со ступеньки на ступеньку. Она попыталась определить для себя ту гамму, эмоций, которая кружилась в водовороте чувств внутри ее, но усилие это оказалось напрасным. В ее ощущениях появилось много ранее неизвестного, странного и удивительного. Новые впечатления казались ослепляющими, волнующими и, возможно, слегка опасными.
Она чувствовала себя так, будто попала в самое сердце легенды, написанной специально для нее.
С мечтательной улыбкой она заперла входную дверь на большой железный засов. Затем проследовала в библиотеку и взяла дневник Лайтберн. Несколько минут она постояла в центре комнаты, оживляя в памяти объятия Джареда. Наверное, была какая-то высшая справедливость в том, что он впервые поцеловал ее именно здесь.
Олимпия вспомнила свое первое мимолетное впечатление от библиотеки. Когда ее оставили на попечение тети Софи и тети Иды, день был сумрачный, дождливый. Оказавшись на ступеньках у дверей очередного родственника, замерзшая и запуганная, она твердо решила никому не показывать своих слез.
Два года перекидывания от одной ветви семьи к другой не прошли для девочки бесследно. В десять лет Олимпия была слишком худа, слишком тиха, чрезмерно беспокойна и подвержена ночным кошмарам.
Некоторые из родственников обретали в памяти конкретный облик. Например, дядя Дунстан, имевший обыкновение наблюдать за Олимпией со странно блестящими глазами.
Однажды он последовал за ней в комнату и закрыл за собой дверь. Он начал беседу, восхищаясь тем, как она прелестна, а затем протянул к ней большие потные руки.
Олимпия закричала. Дядя Дунстан немедленно отпустил ее и умолял прекратить шум, но она не могла остановиться.
Она кричала до тех пор, пока тетя Лилиан не открыла дверь.
Ее тетушка мгновенно оценила ситуацию, однако ничего не стала говорить, а на другое утро Олимпию отправили к следующему по списку родственнику.
И затем был еще кузен Элмер, злобный мальчик тремя годами старше Олимпии. Ему доставляло большое удовольствие пугать ее при любой возможности. Когда она проходила мимо, он с воплями выскакивал из темного угла холла. Он поджег ее единственную куклу. Он угрожал запереть ее в погребе. Буквально через несколько недель Олимпия вздрагивала от любого шороха и движения. Она шарахалась от каждой тени. Доктор определил у нее нервное заболевание, и ее незамедлительно переправили очередной родственнице.
Ею оказалась тетя Софи. Они с тетей Идой в первый же день привели Олимпию в библиотеку. Угостив девочку горячим шоколадом, они сказали, что теперь она обрела постоянный дом. Конечно, Олимпия сначала не поверила, но старалась быть вежливой.
Тетя Софи обменялась понимающим взглядом с тетей Идой, взяла Олимпию за руку и подвела ее к огромному глобусу.
– Ты можешь заходить в библиотеку в любое время, когда пожелаешь, Олимпия, – мягко сказала тетя Софи, – В этой комнате ты вольна делать все, что хочешь. Вольна исследовать странные земли. Вольна мечтать о любых вещах, какие только можешь себе вообразить. В этой комнате заключен целый мир, Олимпия, и он – твой – .
Потребовалось время, многие месяцы, прежде чем Олимпия расцвела под влиянием доброты и сердечности, проявленными по отношению к ней тетей Софи и тетей Идой. Но она наконец расцвела. По мере того как она становилась все более жизнерадостной и чувствовала все большую свободу в новом доме, она проводила все больше и больше времени в библиотеке.
Эта комната стала ее любимым местом. Здесь она открыла свой собственный мир, где все было возможно. Тут даже легенда могла обратиться в реальность. Целый мир, где она оставалась одна.
Идеальное место, чтобы впервые испытать пиратский поцелуй.
Зажав дневник под мышкой, Олимпия медленно шла по дому. Она проверила задвижки на окнах, потушила свечи, а затем поднялась наверх, в свою спальню.
]]]
Стоял чудный вечер. Трудно было представить более приятную погоду. Мягкий воздух, полная луна и витавшие вокруг весенние ароматы. Ему казалось, что стоит только внимательно прислушаться, и можно услышать волшебную музыку лугов. Это была именно та ночь, которая заставляет мужчину полностью увериться в своей мужественности, ночь, предназначенная для нежного шепота и сладких вздохов желания. Ночь, когда все возможно.
Когда мужчина способен соблазнить сирену.
На самом деле, если бы юный Хью невольно не разрушил волшебную магию момента, с досадой подумал Джаред, Олимпия сейчас уже принадлежала бы ему.
Попытки представить себе разметавшуюся Олимпию в момент страстной капитуляции привели к тому, что его тело снова напряглось. Она была так прелестна, когда лежала на софе при свете огня, мечтал он, погрузившись в воспоминания.
Ее волосы, разбросанные по подушкам, были подобны потоку пламени. Упругая высокая грудь прекрасной формы увенчивалась пухлыми сосками цвета кораллов. Кожа была столь же мягка, сколь и шелковиста. Рот, казалось, наполнен медом и пряностями. Ее запах все еще кружил голову Джареда.
И она хотела его, отвечала взаимностью, вручала ему себя.
Жаркое чувство удовлетворения охватило Джареда. Впервые в жизни он был убежден, что женщина желает его просто потому, что он такой как есть. Ведь мисс Олимпия Вингфилд, в конце концов, сознавала, что ее соблазняет учитель ее племянников.
Джаред улыбнулся. Она находила его восхитительным.
Она таяла от его прикосновений. В ее взгляде отражалась сладкая и подлинная страсть.
В ней не было холодности, свойственной высокомерной Деметрии. Вдобавок Джаред был совершенно убежден, что в жизни Олимпии не существует другого любовника, по крайней мере
