Джулиан помолчал, потом тихо сказал:
- Софи, ты можешь попасться на его уловку.
- Милорд, - продолжала Софи, не обращая внимания на его попытки загладить свою резкость. - Самое меньшее, что вы можете сейчас сделать, это принять мою клятву.
- Софи, я не имел в виду...
- Хватит! - Софи резко остановилась посреди дорожки. Он тоже вынужден был остановиться. Она посмотрела на него с горячей решимостью. Поклянитесь честью, что вы уверены в том, что я не позволю соблазнить себя Уэйкоту или кому-то другому. Я должна получить от вас слово чести, милорд, прежде чем сделаю еще один шаг.
- Неужели? - Джулиан долго всматривался в ее лицо в свете луны. Его лицо, как всегда, было непроницаемо.
- Вы меня очень обяжете, милорд. Неужели так трудно произнести эти слова? Когда вы дарили мне браслет и книгу Калпепера, вы сказали, что я должна их хранить как знак вашего уважения. Я хочу иметь доказательства вашего уважения и имею в виду не бриллианты или изумруды.
Что-то блеснуло в глазах Джулиана, когда он поднял руки и взял в ладони ее лицо.
- Ты приходишь в бешенство, когда затрагивается твоя честь.
- Так же как и вы, если подвергается сомнению ваша честь.
Его брови поднялись.
- А ты собираешься подвергнуть сомнению мою честь, если я оставлю твою просьбу без ответа?
- Конечно, нет. Я не сомневаюсь, что ваша честь не запятнана. Я просто хочу быть уверенной, что вы в равной степени уважаете и мою честь. И если уважение - это все, что вы чувствуете ко мне, милорд, дайте мне хоть какое-то значительное свидетельство своего уважения.
Он еще некоторое время постоял молча, глядя ей прямо в глаза.
- Ты слишком много просишь, Софи.
- Не больше, чем вы от меня, милорд.
Он медленно наклонил голову и нехотя сказал:
- Да, ты права. Я не знаю другой женщины, которая отстаивала бы свою честь таким образом. И я не знаю других женщин, которые вообще беспокоились бы об этом.
- Может быть, потому, что мужчины не обращают внимания на чувства женщины. Кроме тех случаев, когда появляется угроза их собственной чести.
- Больше не надо. Прошу тебя. Сдаюсь. - Он поднял руки, желая прекратить спор. - Отлично, мадам, я торжественно клянусь, что целиком и полностью доверяю вашей женской чести.
Софи почувствовала глубокое облегчение. Она трепетно улыбнулась, зная, как трудно далось ему это признание.
- Благодарю, Джулиан. - Она вдруг встала на цыпочки и коснулась его щеки губами. - Я никогда не предам тебя, - прошептала она горячо.
- Ну тогда вместе мы справимся со всеми неурядицами. Ты и я.
Он обнял ее, привлек к себе, его губы прижались к ее губам с требовательной жаркой страстью. А когда Джулиан поднял голову, то прочел в ее глазах ожидание.
- Джулиан?
- Пожалуй, моя самая верная жена, нам пора ехать домой. У меня есть кое-какие планы на вечер.
- Правда, милорд?
- Совершенно точно. - Он снова взял ее под руку и повел в зал так быстро, что Софи едва поспевала за ним. - Мы поедем сейчас же.
Но когда они вошли в парадное своего дома, встречавший их Гаппи выглядел озабоченным, что случалось с ним крайне редко.
- А вот и вы, милорд. Я только что собирался послать за вами в клуб. Ваша тетушка, леди Синклер, заболела, и мисс Раттенбери уже дважды посылала к нашей мадам за помощью.
Глава 15
Джулиан беспокойно ходил по комнате, не в силах заснуть. И причина бессонницы в том, что Софи нет в ее спальне - там, где ей надлежало быть. Он провел рукой по взъерошенным волосам и с удивлением подумал: неужели без нее он уже не может спать?
Он устроился в кресле, изготовленном по его заказу младшим Чиппендейлом в ту пору, когда столяр и краснодеревщик увлекались неоклассическим стилем. Это кресло в какой-то мере отражало идеалистические воззрения молодого Джулиана, и он иногда любил вспоминать о том времени.
В те давно минувшие дни он мог до полуночи рассуждать о греческих и латинских классиках, он увлекался радикально-либеральными реформами вигов и даже - хотя, как оказалось, совершенно зря, - продырявил пулями конечности двоих джентльменов, защищая честь Элизабет.
Многое изменилось за последние годы, думал Джулиан. У него теперь очень редко возникало желание говорить о классиках: на это не оставалось времени. А что касается вигов, то он пришел к выводу: виги, даже либеральные, так же продажны, как и тори. И очень скоро ему пришлось смириться с тем фактом, что даже сама мысль о наличии у Элизабет какой-либо чести просто смешна.
С отсутствующим видом он гладил ладонями красивые подлокотники из красного дерева. С изумлением Джулиан понял, что в глубине души он все еще тянется к классическому стилю. И вдруг какая-то часть его существа потребовала, чтобы он сопроводил предназначенные Софи бриллиантовый браслет и книгу о травах несколькими поэтическими строчками. Стихи получились неуклюжими.
Он не писал ни строчки со времени Кембриджа и первых дней жизни с Элизабет. Откровенно говоря, он понимал, что у него нет поэтического дара. После нескольких неудачных попыток он в сердцах разорвал и выбросил бумагу, заменив стихи короткой запиской, приложенной к подаркам для своей Софи.
Но оказалось, это еще не все. Идеализм молодости еще жил в нем, хотя он был убежден, что предпринял все, чтобы похоронить его под грузом циничного и прагматичного взгляда на мир. Джулиан не мог отрицать: где-то в глубине души он понимал, что Софи надеется, что он будет уважать ее право на чувство собственного достоинства.
Джулиан размышлял: стоило ли отпускать ее к Фанни и Генриетте на всю ночь? Должен ли был он повлиять на ее решение? И мог ли? Она, едва услышав о болезни Фанни, тотчас поехала к ней.
Джулиан не возражал. Он искренне беспокоился о здоровье тетки. Фанни эксцентрична, непредсказуема, склонна к истерикам, но Джулиан обожал ее. И после смерти его родителей она осталась единственной из клана Рейвенвудов, к кому он относился с искренним почтением.
***
Получив известие о болезни Фанни, Софи быстро переоделась и разбудила горничную. Мэри суетилась, упаковывая все необходимое, а Софи собрала медицинский саквояж и не забыла свою драгоценную книгу о травах Калпепера.
- У меня кончаются кое-какие травы, - сказала она Джулиану, садясь в нанятый им экипаж. - Может быть, кто-то из местных аптекарей продаст мне ромашку хорошего качества и турецкий ревень? Жаль, что старая Бесс так далеко. Ее травы самые надежные.
Когда они подъехали к дому Фанни, у порога их встретила Генриетта в состоянии крайнего смятения. Джулиан, увидев обычно спокойную Генриетту столь расстроенной, понял наконец что болезнь тетушки действительно серьезна.
- Слава Богу, что ты уже здесь, Софи. Я так беспокоилась. И уже хотела послать за доктором Хиггсом. Но Фанни и слышать о нем не хочет. Она считает его шарлатаном и не разрешит ему переступить даже порог ее комнаты. Я не могу ее осуждать, он и вправду остался без пациентов. Поэтому я послала за тобой. Надеюсь, ты не рассердилась на меня?
- Конечно, нет. Я немедленно иду к Фанни.
Софи, попрощавшись с Джулианом, поспешила вверх по лестнице. Слуга с саквояжем в руках едва поспевал за ней. Взволнованная Генриетта повернулась к Джулиану, все еще стоявшему в прихожей:
- Спасибо, что ты разрешил ей приехать в столь поздний час.
- Я не смог бы ее остановить, даже если бы и захотел. И потом, ты знаешь, я обожаю Фанни. Замечу, я совершенно согласен с ней насчет доктора. Единственное средство Хиггса - кровопускание и промывание желудка.
Генриетта вздохнула:
- Боюсь, ты прав. Я никогда не верила в кровопускание. И поверь мне, бедной Фанни больше незачем
