всю публику, значит, угощаем! Пущай все поют да поздравляют жениха с невестой!
Ящик с двумя дюжинами бутылок не заставил долго дожидать себя; стаканы налиты, и большая часть публики не отказалась от дарового угощения.
- Идут! идут! - махала руками экономка, вбегая в залу, и обратилась к таперу: - Живей марш играй! Einen teierlichen Zeremonialmarsch!*
______________
* Торжественный церемониальный марш! (нем.)
- Мит грос шкандаль! - подхватил голос неизвестного остроумца.
- Встречайте, господа, встречайте! Gratulieren sie doch das Paar!* - в каком-то экстазе, размахивая лапами, обратилась Каролина к почтеннейшей публике.
______________
* Поздравляйте же чету! (нем.)
И вот под громкие звуки торжественного марша откормленной утицей выкатилась в залу сама мадам-тетенька, с расплесканным стаканом шампанского в торжественно поднятой руке, а за нею гоголем выступал разгулявшийся Пашка, волоча под руку сгорающую от стыда и до болезненности истомленную девушку.
- Уррра-а! Браво! - громким, дружным криком пронеслось по зале.
Пашка раскланивался с комической важностью, не выпуская из-под руки свой живой приз.
А звуки фортепиано меж тем не умолкали.
Отец, не ведая сам, что творит, торжественным маршем встречал и приветствовал позор своей дочери.
Но вдруг эти громкие звуки неожиданно порвались на половине такта и умолкли.
Взоры тапера нечаянно упали на приволоченную девушку.
Это был удар молнии. Он оглушил и ослепил его. Старик не верил глазам своим - но нет, это не сон, это все въяве совершается, это точно она стоит она, его Луиза, его дочь родная.
При неожиданном перерыве звуков все головы с невольным любопытством обратились в сторону тапера. Все видели, как мгновенно искривилось его лицо каким-то страшным, конвульсивным движением, как с онемело раскрытым ртом и расширившимися неподвижными глазами медленно поднялся он со стула, как протянул он по направлению к девушке свою изможденную, трепетную руку, как силился вымолвить какое- то слово - и вдруг, словно безжизненный труп, без чувств грохнулся затылком об пол.
Раздался отчаянный женский вопль, и в то же мгновение, вырвавшись из лап своего обладателя, Луиза бросилась к отцу и поникла на грудь его.
Почтеннейшая публика никак не ожидала такого оборота обстоятельств. Более благоразумные и более трусливые, предвидя скверную историю с полицейским вмешательством, торопились взяться за шапки и поскорее ретировались из веселого дома. Более любопытные и более пьяные, столпившись вокруг бесчувственного старика и бесчувственной девушки, решились ждать конца курьезной истории.
- В больницу!.. Скорее в больницу его!.. Вон отсюда!.. Дворников, дворников зовите!.. - метались из угла в угол экономка с тетенькой.
Явились дворники и потащили старика из залы.
Очнувшаяся девушка встрепенулась и, быстро вскочив с колен, в беспамятстве погналась вслед за ними.
Но ее вовремя успели схватить сильные руки экономки.
- Пустите!.. Пустите меня!.. Отец мой!.. Боже!.. Господи!.. Пустите, говорю! - вопила и металась она в беспамятстве, стремительно вырываясь из лап Каролины, на помощь которой подоспела и сама тетенька.
Двум против одной бороться было нетрудно, и Луизу насильно увлекли во внутренние комнаты, откуда еще мучительнее, еще отчаяннее раздавались ее безумные крики. Наконец, вне себя от ярости, она стала кусаться и царапать их ногтями.
- Ach! du gemeines Thier!* - гневно вскричала тетенька, - ты драться еще!.. Кусаться! Da hast du, da hast du!**
______________
* Ах ты, подлое животное! (нем.)
** Вот тебе, вот тебе! (нем.)
И вслед за этим отчетливо раздались хлесткие звуки нескольких полновесных пощечин.
Расписка Луизы лежала уже в кармане тетеньки, и потому ей незачем было прикидываться теперь кроткой и нежной. Она вступила в свои настоящие, законные права над личностью закабаленной девушки.
- Жертва!.. Вот она - жертва вечерняя!.. - пьяно промычал неизвестный остроумец, нахлобучивая на глаза помятую в суматохе шляпу и - руки в карманы - шатаясь, пошел из веселого дома.
XXVI
ФОТОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТОЧКА
- Боже мой, да это она... она! - изумленно прошептала княжна Анна, склонившись над роскошным альбомом своего брата и пристально вглядываясь в фотографическую акварельную карточку замечательно красивой женщины. - Брат, поди сюда! Бога ради, кто это такая?
- Баронесса фон Деринг, - ответил Каллаш, мельком взглянув на карточку. - Чем она тебя заинтересовала?
- Странное, почти невозможное сходство! - пожала плечами сестра. - Я вот и через двадцать лет как будто сейчас вижу эти черты, эти глаза и брови... Да нет, неужели бывают на свете такие двойники? Ты знаешь, на кого она похожа?
- А бог ее знает... Сама на себя, полагаю.
- Нет, у нее был или есть двойник; это я знаю наверное. Ты помнишь у нашей матери мою горничную.
- Наташу? - проговорил граф и, словно припоминая, сдвинул свои брови.
- Да, горничную Наташу. Такая высокая белолицая девушка... Густая каштановая коса у нее была - прелесть, что за коса!.. И вот точно такое же гордое выражение губ... Глаза проницательные и умные... Эти сросшиеся брови... Да, одним словом, живой оригинал этой карточки!
- А-а! - медленно и тихо проговорил граф, проводя по лбу ладонью. Точно, теперь я вспомнил. Кажись, ведь она исчезла куда-то, совсем неожиданно?
И он нагнулся над карточкой баронессы.
- А ведь точно: ты права. Как смотрю теперь да припоминаю действительно, большое сходство!
- Да ты вглядись поближе! - с одушевлением настаивала сестра. - Это совсем живая Наташа! Конечно, тут она гораздо зрелее, женщина в полной силе. Сколько лет теперь этой баронессе?
- Да лет под сорок будет. Но этого почти совсем незаметно, и на лицо ты никак не дашь ей более тридцати двух.
- Ну, вот! И той, как раз, было бы под сорок.
- Лета-то одинаковые, - согласился Чечевинский.
- Да!.. - грустно вздохнула Анна. - Вот двадцать два года прошло с тех пор, а встреться она мне лицом к лицу, я бы, кажется, сразу узнала. Да скажи мне, пожалуйста, кто она такая?
- Баронесса-то? А как бы тебе это сказать?.. Личность довольно темная. Скиталась лет двадцать за границей да два года здесь вот живет. В свете выдает себя за иностранку, а со мною не церемонится, и я знаю, что она отлично говорит по-русски. Для света она замужем, да только с мужем будто не живет, а живет с другом сердца и выдает его в обществе за своего родного брата. А в будущем даже небольшой скандальчик ожидает ее: беременна от нареченного братца; впрочем, теперь пока еще в самом начале.
- Кто же этот братец? - любопытно спросила княжна.
- А черт его знает! Тоже из темненьких, полячок какой-то. Да вот Серж Ковров его хорошо знает; он мне как-то даже историю их отчасти рассказывал: приехал сюда с фальшивым паспортом, под именем Владислава Карозича, а настоящее имя - Казимир Бодлевский.
- Казимир... Бодлевский... - прищуря глаза, припоминала Чечевинская. Да не был ли он когда-то литографом или гравером - что-то вроде этого?
- Помнится, сказывал Ковров, что был. Он и теперь отлично гравирует.
- Был? Ну, так это так и есть! - быстрым движением поднялась Анна с места. - Это она... Это Наташа!
