в каждой есть икра!
Взгляните, взгляните, друзья,
на эту груду добра!
Придется продать их скорей,
раз уж такая жара,
но это большая жалость,
что их зажарить пора!
(Мальчик, не суйся к тачке!
Опять ты здесь, как вчера!)
Как много расцветок у рыбок моих!
К ним присмотреться надо:
нынче сверкает тачка моя
всеми красками маскарада,
словно клубы танцуют сегодня
на площадях Капстада,
словно мчится толпа карнавала,
пестрая и рябая,
все на своем пути
разбивая и расшибая!
Вот луфарь, вот кефаль, вот красный зубан!
Бери - хороша любая!
Свежая рыба! Ту-ру, ту-ру-ру,
только что из Валс-бая!
Ставрида, луфарь, желтохвост, макрель
и самый лучший зубан!
Яркие рыбы в тачке моей
как флаги разных стран!
Зеленый и синий, как волна,
желтый, как шафран,
будто приехал на ярмарку
праздничный балаган!
Это радуга, а не тачка!
Это огромный тюльпан!
Покупай, пока не продал!
Лезь за деньгами в карман!
Ставрида, луфарь, желтохвост, макрель
и самый лучший зубан!
Они на господ похожи
и на уличных забияк:
вот эта рыбка - в пижаме,
а вот эта - одета во фрак,
но каждая на сковородку
попадет и этак и так,
свежая рыба! Скорей покупай,
если ты не круглый дурак!
Помните, люди, - Великий Рыбарь
грозно машет жезлом
над самым премудрым из людей
и над последним ослом;
он бросил свою драгоценную жизнь
в почву хлебным зерном,
чтобы счастья великого урожай
могли мы пожать потом.
Черные, белые, желтые - все
мы в мире живем людском,
поэтому зависти, злобы, вражды
быть не должно ни в ком,
пусть это трудно, пусть даже нам
придется идти напролом,
но надо попробовать!.. Мир на земле
совсем не мечта пустая!
(Опять этот мальчик! Гоните его,
чертова шалопая!)
Помните, кружится жезл Рыбаря,
нас, словно кегли, сшибая!
Свежая рыба! Ту-ру, ту-ру-ру,
только что из Валс-бая!
МОГИЛА В ПУСТЫНЕ
Отбой тревоги. Кончился налет.
Вдали затихла песня 'мессершмитта'.
Заходит солнце - кажется, вот-вот
на землю рухнет глыбой динамита.
Вокруг могилы шестеро стоят.
Никто в печали не потупит взора.
Высоко над барханами закат
горит и гаснет, как витраж собора.
Вот вспыхнул он и вот совсем истлел.
Пустыню грохот боя рвет на части.
Смерть собирает жатву. Где предел
ее безумию и хищной власти?
'Бедняга Абель... - первые слова
промолвил Пит. - Но нужно топать живо!
Пусть плоть - трава, но где же здесь трава?
Здесь высохла бы даже и крапива!
Господь, раба усопшего прими.
Не повезло бедняге. Боже правый,
помилуй нас!' Высоко над людьми
занесена, как ятаган кровавый,
огромная луна. Пустыня спит,
но в ней грохочет битва с новой силой.
'Пора идти, - устало молвил Пит,
но надо спеть хоть что-то над могилой,
чтоб наш товарищ спать спокойно мог.
Но я пою, к несчастью, препогано.
Ты тоже так считаешь? Спой, браток.
Но только - никакого балагана,
серьезно пой! Какой-нибудь псалом,
такой, в который много сердца вложишь.
Ну пой же, пой! Да не реви ослом!
...Ну я же так и знал, что ты не можешь!'
Вот рухнул самолет. И два, и три.
Все небеса в дыму, в огне и скверне.
Остаток догорающей зари,
а с ним и слабый блеск звезды вечерней
коричневые лица озарил.
'Вы ж на войну пришли, а не на танцы!
На ругань нет ни времени, ни сил.
Вы что, псалмов не знаете, поганцы?
И вам не стыдно, Господи прости?
Да что я вам толкую, горлопанам!
Но, черт возьми, пора уже идти.
Как измельчали вы за океаном!
Никто из вас не разевает рта.
Придется петь - таков мой тяжкий жребий.
Вы не поймете, правда, ни черта...'
Три 'хейнкеля' сверкали в темном небе.
'Вот не сидится им в своей норе!
