— Вот именно. Чтобы появился повод выпроводить тебя из дома, — сухо заметил Бенедикт.
На сей раз Софи действительно хихикнула.
— Но ведь он намного старше меня, — продолжал Колин, — вот пускай и отправляется на виселицу… то есть я хотел сказать — к алтарю.
— На что это ты намекаешь? — нахмурился Бенедикт.
— Ни на что, — отозвался Колин. — Я вообще никогда ни на что не намекаю.
Бенедикт повернулся к Софи.
— А вот это верно.
— Ну так что? — обратился Колин к Софи, картинно взмахнув рукой. — Может быть, пожалеете мою бедную, многострадальную матушку и отведете моего дорогого братца к алтарю?
— Он меня об этом не просил, — шутливо ответила Софи.
— Ты что, выпил лишнего? — сердито бросил Бенедикт.
— Ну что ты, я совсем не пил, — весело проговорил Колин, — однако всерьез подумываю над тем, чтобы исправить это упущение. Выпивка может оказаться единственным средством, позволяющим сделать этот вечер сносным.
— Если эта выпивка заставит тебя убраться с моих глаз долой, она тоже окажется единственным средством, которое поможет сделать этот бал сносным, — заявил Бенедикт.
Колин ухмыльнулся, весело отсалютовал и был таков.
— Приятно видеть, когда братья так сильно любят друг друга, — прошептала Софи.
Бенедикт, рассерженно наблюдавший за тем, как брат исчезает в дверях, снова переключил свое внимание на нее.
— И это вы называете любовью? Софи вспомнились Розамунд и Пози, вечно подкалывающие друг друга, причем отнюдь не шутливо.
— Да, — решительно ответила она. — Совершенно ясно, что вы жизнь за него отдадите. А он — за вас.
— Думаю, что вы правы. — Бенедикт сокрушенно вздохнул, но тотчас же, улыбнувшись, заметил:
— Хотя мне страшно не хочется в этом признаваться. — Облокотившись о стену, он скрестил руки на груди, изображая человека, умудренного опытом. — А скажите-ка мне, у вас есть братья или сестры?
Помешкав, Софи решительно ответила:
— Нет.
Одна бровь у Бенедикта изумленно поползла вверх. Склонив голову набок, он заметил:
— Интересно, почему вы так долго думали, прежде чем ответить на мой вопрос? Мне кажется, ничего сложного в нем нет.
Софи отвернулась, пряча глаза. Ей всегда хотелось иметь семью. Откровенно говоря, это было ее самым сокровенным желанием. Отец никогда не признавал ее своей дочерью, даже когда они оставались с глазу на глаз, а мать умерла при родах, давая ей жизнь. Араминта шарахалась от нее, как от прокаженной, а Розамунд с Пози никогда не были ей сестрами. Пози периодически выказывала ей дружеские чувства, но даже она постоянно обращалась к Софи с просьбами: то подшить платье, то сделать прическу, то почистить туфли.
И хотя Пози в отличие от матери и сестры не приказывала, а просила, Софи понимала, что отказа она не потерпит.
— Я единственный ребенок, — наконец сказала Софи.
— И это все, что вы можете сказать? — пробормотал Бенедикт.
— Совершенно верно, — согласилась Софи.
— Очень хорошо. — Он не спеша улыбнулся. — И какие вопросы мне разрешено вам задать?
— Никаких.
— Совсем никаких?
— Могу лишь сказать вам, что мой любимый цвет — зеленый, и не более того.
— Но к чему такая таинственность?
— Если я отвечу на этот вопрос, — проговорила Софи с загадочной улыбкой, вполне, по ее мнению, соответствующей образу таинственной незнакомки, — она тотчас же исчезнет.
Бенедикт слегка подался вперед.
— Вы всегда сможете снова ее создать.
Софи невольно отступила на шаг. Взгляд Бенедикта становился жарким, а она достаточно наслушалась разговоров слуг, чтобы понимать, что это означает. И хотя все происходящее заставляло ее душу трепетать, она не была настолько смелой, насколько пыталась казаться.
— Во всей сегодняшней ночи таинственности больше чем достаточно, — заметила она.
— Только не во мне, — возразил Бенедикт. — Я перед вами весь как на ладони. Можете спрашивать меня о чем угодно.
— Неужели? — удивилась Софи. — А мне казалось, что у каждого человека есть свои секреты.
— У меня их нет. Моя жизнь безнадежно банальна.
— Быть этого не может!
— Но это правда, — сказал Бенедикт, пожав плечами. — Я ни разу не соблазнил ни невинную девицу, ни даже замужнюю даму, у меня нет карточных долгов, и мои родители всегда были верны друг другу.
То есть он в отличие от нее рожден в браке, подумала Софи, и при этой мысли у нее больно сжалось сердце. Ведь узнай он, что она незаконнорожденная, он никогда бы к ней не подошел.
— Вы так меня ни о чем и не спросили, — напомнил ей Бенедикт.
Софи удивленно захлопала глазами. Она не думала, что он говорит серьезно.
— Хорошо, — пробормотала она, сбитая с толку. — Какой ваш любимый цвет?
— Вы собираетесь тратить ваш вопрос, чтобы узнать такую ерунду? — ухмыльнулся Бенедикт.
— А мне разрешено задать только один вопрос?
— Это более чем справедливо, учитывая, что вы не разрешили задать вам ни одного. — Бенедикт наклонился к ней, и его темные глаза блеснули. — Ответ: синий.
— Почему?
— Что «почему»? — переспросил он.
— Почему синий? Потому что океан синий? Или потому что небо синее? Или потому что просто вам нравится синий цвет?
Бенедикт изумленно взглянул на нее. Какой странный вопрос — почему его любимый цвет синий. Всех устраивал его односложный ответ, но эта женщина, имени которой он до сих пор не знает, решила копнуть глубже.
— Вы художница? — спросил он. Она покачала головой:
— Нет. Просто любопытно было узнать.
— А почему ваш любимый цвет зеленый?
Незнакомка вздохнула, и глаза ее стали мечтательными.
— Наверное, потому, что трава и листья зеленые. Но в основном из-за травы. Так приятно пройтись по скошенной траве босиком. Она так вкусно пахнет.
— А какое отношение запах имеет к цвету?
— Наверное, никакого. А может быть, самое непосредственное. Видите ли, раньше я жила в деревне…
Софи осеклась. Она не собиралась говорить ему даже этого, однако рассудила, что не будет большой беды, если он узнает такую малость.
— И там вы были счастливее? — тихо спросил Бенедикт.
Софи кивнула и внезапно ощутила легкое беспокойство. Должно быть, леди Уислдаун никогда не вела с Бенедиктом Бриджертоном серьезных разговоров, поскольку она никогда не писала, что он самый проницательный человек в Лондоне. Когда он смотрел Софи в глаза, у нее было такое чувство, словно он видит ее насквозь.
— В таком случае, должно быть, вы любите гулять по парку, — заметил он.
— Да, — солгала Софи. У нее никогда не было времени сходить в парк. Араминта не предоставляла ей выходного дня, как другим слугам.
