разрезая воздух. Казалось, копье чувствует, что его принесли домой.
Никто не смог бы спорить, что это копье - шедевр особого рода искусства. И никто не смог бы отрицать, что, создавая этот шедевр, Одноглазый достиг таких высот вдохновения, каких не видел за всю свою долгую, но довольно жалкую жизнь.
Многие из шедевров искусства попадают в ту же категорию: единственный триумф гения своего создателя.
- Как только мы доберемся до черной завесы поперек лестницы, она начнет осознавать опасность. И тебе придется действовать быстро. Разгонись как следует, чтобы вонзить в нее копье как можно глубже. Копье Страсти оказалось недостаточно мощным, чтобы ее убить. Но оно для этого и не предназначалось. Зато копье Одноглазого создано специально для богоубийства. Можешь его так и называть - Богоубийца. Сам знаешь. Ты ведь был рядом с ним почти все время, пока он над ним работал. А когда мы оказались в Хсиене, он только им и занимался.
Гоблин тоже там был. Но тот Гоблин был живым, а не духом, запертым в оболочке из плоти, которую он носил всю жизнь. И этот Гоблин как минимум часть своей псевдожизни был агентом того самого монстра, которого он же собирается убить. Или покалечить. Или хотя бы вывести из себя.
Сомнения принялись кружить вокруг меня подобно невидимым друзьям Тобо, но я продолжал говорить, объясняя снова и снова, почему именно он - единственный из нас, кто может нанести удар. И он счел мои доводы убедительными. Или же сам принял такое решение, а надежды и желания остальных для него уже ничего не значили.
Гоблин уселся на свой летательный столб.
Я подал свою леталку вперед, чтобы увидеть кончик его столба с именем прежнего владельца и еще раз убедиться, что точно знаю, на чьем столбе он сидит.
- Тогда полетели вниз, - сказал я. - Я полечу сразу за тобой. Твой столб настроен так, что вернется сам, если ты потеряешь сознание. - Гоблин это знал, потому что стоял рядом, когда Шукрат это проделывала. - Если у тебя ничего не получится, то я быстро подлечу к тебе, схвачу и вытащу обратно. Если хочешь, я прихвачу лишнюю сотню ярдов веревки и привяжу ее к твоим страховочным ремням, а конец обвяжу тебе вокруг пояса.
Гоблин взглянул на меня так, словно подумал: 'Напрасно стараешься'. Он уже настроил себя на самоубийственную миссию, убежденный, что лишь уничтожение собственной плоти избавит его от паразита и позволит обрести покой.
Всю эту чепуху я сочинял на ходу. Я не знал точно, чего на самом деле хочет Гоблин или чего надеется достичь в той фальшивой жизни, которую ему навязали. У меня не очень-то получалось угадывать мотивы его поступков, еще когда он был жив. Но единственное, что я знал наверняка, - он стал калекой. Для него работать без Одноглазого - все равно что без одной руки.
И он хотел уничтожить Кину. В этом я никогда не сомневался.
В результате нашего долгого и трудного спора я наконец-то с досадой уяснил, что Гоблина не очень-то интересует поддержка на тот случай, если у нас ничего не получится. А требовалась ему подстраховка, чтобы наверняка довести дело до конца, даже если он потерпит неудачу.
Сам не знаю, почему я потратил столько времени на выяснение и уточнение программы Гоблина. Наверное, потому, что я сосредоточился на идее, что все должно быть проделано именно так, как я хотел. А Гоблин мне почти все это уже говорил в разное время, когда у меня имелось настроение его спрашивать.
Поскольку сам я не намеревался идти на самопожертвование, мне было нелегко преодолеть свою циничную натуру - особенно по отношению к Гоблину, который всю жизнь привык потакать только своим желаниям.
Гоблин взял копье Одноглазого и повторил то, что я ему уже сказал, но не сделал:
- Пора отправляться вниз, Костоправ. - Он произнес эти слова единым и совершенно четким предложением.
Я уселся на леталку. Последняя проверка. Я все еще не был уверен, что готов на такое.
134. Таглиос. Рекомендуется подавать холодным
За Тобо могла приглядывать лишь Госпожа, но она не проявляла к этому особого интереса. За Госпожой мог приглядывать лишь чудо-мальчик. А у него на уме было совсем другое. И слишком многое из этого другого уже было помечено печатью тьмы.
Ни Шукрат, ни Костоправ, ни Госпожа не обратили на это внимания. А ночи в городе уже утратили свое традиционное шумное очарование. Некоторые даже начали сравнивать новую эпоху с теми временами, когда Протектор натравливала на город свору Теней-убийц - просто чтобы спустить с поводка невидимый ужас.
И тот факт, что сейчас, в отличие от прошлых лет, практически никто не погибал, остался неотмеченным.
Неизвестные Тени развлекались на всю катушку, запугивая живых. Равно как и Тобо, обнаруживший, что волен поступать, как ему хочется.
Но только не во сне.
В снах Тобо начала преследовать женщина. Прекрасная нюень бао, выглядевшая воплощением печали.
Сердцем Тобо понимал, что это его мать - такая, какой она была в молодости, еще до встречи с его отцом. Обычно она появлялась не одна. Иногда ее сопровождала молодая, еще не сгорбленная бабушка Гота. А иногда другая женщина - всегда спокойная, всегда улыбающаяся, но выкованная из более прочной стали, чем Бледный Жезл - меч дядюшки Доя. Эта женщина - скорее всего его прапрабабушка Хонь Тэй - всегда молчала. Но один ее неодобрительный взгляд говорил больше, чем сотня слов Сари.
Переполнявшее Тобо желание мстить оказалось неприемлемым для всех этих женщин, сотворивших и сформировавших его.
Тобо так и не смог понять, то ли к нему являются духи его предков - а такая возможность полностью укладывалась в религиозные представления нюень бао, - то ли эти женщины есть продукт некого пораженного совестью уголка его сознания. Но наполнившая его тьма уже стала настолько сильной, что появилось желание избавиться от них.
Никто из женщин не желал, чтобы за них мстили.
- Ты лишь навредишь себе, - предупреждал дух Сари. - Если ты и дальше будешь идти по этому пути, то угодишь в ловушку. Забудь о своей боли. Обними свою истинную судьбу и позволь ей возвысить тебя.
Хонь Тэй всматривалась в него глазами, похожими на холодные стальные шарики, соглашаясь, что он стоит на перепутье. И что ему предстоит сделать выбор, который определит всю его оставшуюся жизнь.
Разумеется, он знал, что слова, произносимые женщинами-духами, да и сами они, - почти наверняка метафоры.
Когда Тобо просыпался, совесть его не тревожила. Поэтому он старался не спать.
Но недосыпание еще сильнее затуманивало ясность его суждений.
Ночной народец неизменно докладывал Тобо одно и то же: Аридата Сингх не покидает свой рабочий кабинет. Он работает днем и ночью и почти без сна, отчаянно стремясь сохранить целостность таглиосского мира. Борьба за предотвращение анархии должна была всего за несколько дней измотать его и поколебать решимость. Многие на его месте уже начали бы резать глотки, лишь бы порядок восстановился быстрее, а отчаяние отступило. Аридата же побеждал противников разумными доводами и открытостью. Он ни с кем не вел секретных переговоров. И обязательно называл тех, кто отказывался вести городские дела открыто.
Имена обструкционистов становились известны всем. А люди, пережившие осаду и пожары, уже не прощали традиционного кучкования по фракциям и кланам.
Произошло прежде немыслимое. Нескольких человек из высших каст жестоко избили. В толпе видели шадаритов, поощрявших насилие. Однако над этим никто не стал задумываться. А Аридата Сингх, похоже, об этом даже не узнал.
***
Стояла глубокая ночь, но поток людей, приходивших и покидавших казармы Городских батальонов, где находился штаб Аридаты Сингха, все еще не иссяк, хотя и превратился в тонкий ручеек. Здание начал медленно окутывать темный туман. Людей охватывала сонливость. Из тени в тень крались живые тени. На мгновение то там, то сям можно было увидеть