времени общению с самым близким товарищем убитого. Толика он нашел быстро. Как и следовало ожидать, тот возился с машиной, стараясь максимально использовать потерянное в пути время.
– Анатолий Петрович, – начал Комаров, – мне необходимо знать, что вы делали в ночь убийства. Я вас ни в чем не подозреваю, но вы понимаете, что это необходимо для следствия.
– Конечно, конечно, – Толик вытер руки ветошью, – это была первая наша ночь в Но-Пасаране, а дальнобойщик спешит воспользоваться любой возможностью, чтобы отдохнуть и расслабиться. Я подозревал, что утром не удастся выехать рано, вот и загулял. Жека ушел с дамой, а у меня невеста, Катенька, поэтому мы просто посидели с местными мужиками, поговорили за жизнь. Они мне байки потравили. Я, знаете, страх как страшилки люблю! Смешно прямо. Как пацан. А вот люблю, и все тут! А у вас тут правда Лешак живет? Мужики говорят, что недавно, лет шестьдесят как завелся. Злющи-и-и-й!
– Про Лешака – все вранье, не слушайте. А вот то, что вы не один были в ночь убийства, это хорошо.
– Да, жалко Жеку, – не обрадовался вместе с Комаровым своему алиби Толик, – звал же его с собой – не послушал. Все бабы проклятые.
– Что же вы так о женщинах? Говорите, у вас невеста.
– Да я не против женщин вообще, я против количества. Если их много и без разбору – чего ж хорошего?
– Это верно, – согласился и Костя. Его самого раздражала мужская болтовня о многочисленных победах и подругах. – Так с кем из местных вы провели ночь? Они должны подтвердить ваше алиби.
Толик, нисколько не обидившись, назвал имена двух но-пасаранцев, с которыми он всю ночь травил байки о леших. Потом, немного помявшись, вспомнил приблизительную фамилию одного из них, извинился за то, что не запомнил фамилию другого.
«Это ничего, – думал Костик, – найти в деревне человека с точным именем и приблизительной фамилией – проще простого, а вот то, что Толик не запомнил точных данных собеседников – важно. Значит, он не заботился о своем алиби заранее».
Состав водителей на стоянке постоянно менялся – одни задерживались, другие уезжали, поэтому Костя, пока не уехал какой-нибудь важный свидетель, поторопился потолковать с другими дальнобойщиками. Ничего важного он не узнал, но выяснил, что Жека ни с кем не успел поконфликтовать и вообще был человеком миролюбивым, леноватым и добродушным. Когда Комаров закинул удочку, чтобы узнать об отношениях между напарниками, все сошлись на том, что отношения их были ровными, как и должно быть. Ярко выраженная антипатия – плохой помощник в дороге.
Для себя Комаров отметил, что часть водителей прекрасно знают эту трассу и часто отдыхают на данной стоянке. Значит, есть смысл почаще сюда наведываться. Кто знает! Может, пока Костя занимается расследованием на селе, здесь появится тот, кто в ночь преступления здесь был и что-то видел?
С чувством выполненного долга Комаров направился в село. Надо было зафиксировать алиби Толика и послушать народное мнение. Какое-то смутное беспокойство терзало его душу. Он никак не мог понять, что именно его тревожило. Может, американцы? Очень неприятно, когда грязь в родном отечестве развозится на глазах гостей. При воспоминаниях об американцах неприятное ощущение усилилось. Костя снисходительно относился к байкам об интуиции и прочей чепухе. Но ощущение того, что гости тоже имеют какое-то отношение к этому делу, не проходило. А еще... Не хотелось признаваться, но он давно не видел Калерию. Раньше эта девушка всегда маячила у него перед глазами, надоедала, мешала, и то, что Комаров не видел ее уже несколько дней, его неприятно удивило.
Не только Костя в этот момент думал о невольных гостях Но-Пасарана. Группа небезызвестных ему товарищей строила целый заговор против иноземцев. В состав этой группы входили все геркулесовцы, за исключением перебежчицы-Маринки. Возглавил группу, как и следовало ожидать, Ванька-Пензяк. Правда, заговор был скорее за иноземцев, чем против них, но как это часто бывает, теперь и сам черт не мог разобраться, что такое хорошо, а что такое плохо.
Дело в том, что широкая русская душа геркулесовцев взбунтовалась против несправедливости, проявленной ими самими против гостей. Невинные, ничего не подозревающие американцы ни за что подверглись злобной мушино-фиалковой атаке. Они дружелюбно и мужественно терпели измывательства над собой, и никто не заступился за них, никто. Правда, геркулесовцы не совсем были виноваты в травле американцев. Главная ответственность ложилась на Ваньку-Пензяка, который не смог отличить Ариадну Федоровну от Жировика-Лизуна. Но Пензяк объяснил, что в его работе бывают накладки, как и в любой, пообещал постараться исправить положение и даже нашел причину своей ошибки.
Он напомнил, что в процессе поиска причины пропажи продуктов бригадир больно ударился о разделочный стол и выругался нехорошими словами. А духи – чистые или нечистые – страсть как не любят матершины. Часть из них бежит, сломя голову, часть – делает гадости сквернослову. Видимо, домовой осерчал и затуманил мозги колдуну. Наслал на него умственное затмение и замаскировал Савскую под Жировика. Так что виноват был не только Пензяк, но и бригадир геркулесовцев.
А темное пятно падало на репутацию всей бригады. Всего Но-Пасарана. Всего района. Всей необъятной нашей России. И это пятно надо было смывать, не жалея абразивов и импортных моющих средств.
– Вы меня послухайте, – горячился Ванька-Пензяк, – попоим недельку их витаминными чаями с пустырником, сердце и смягчим. А еще есть у меня отвар дюже пользительный – память напрочь отшибает. Язык свой забудут, не то, что ваш борщ с лютиками.
– Нет уж, – протестовала Марья Степановна, – не всегда можно клин клином вышибать. Травить мы их уже травили, теперь надо что-нибудь оригинальное придумать, чтобы не просто память отшибить, а перебить неприятные воспоминания приятными. Что любят американцы?
– Казино, стриптиз, бордель, гладиаторов, тортами кидаться, в спортивных соревнованиях побеждать, белые заборы, кино про террористов, – дружно начали перечислять геркулесовцы.
– Может, наделать им тортиков? Пусть себе кидаются. Выпишем в совхозе яйца, сделаем побольше белкового крема, – преложила Марья Степановна.
– А убираться кто будет? – не согласилась тетя Вера, в обязанности которой входила уборка и мытье посуды.
– А зачем им тут пуляться? Вывезем их к Чертовому Омуту и пусть себе резвятся. Там же и помоются, – стояла на своем Марья Степановна, – можно вообще обставить это как праздник. Что у нас там скоро? Иван Купала? Прекрасно! Накидаются тортами, потом окатим их водичкой – и дело в шляпе. Полный комплект удовольствий.
– Стойте, – прервал ее Ванька-Пензяк, – а зачем им вообще тортами кидаться? Давайте просто устроим для них настоящую ночь Ивана Купала. Сделаем все, как в старину делали. Пусть думают, что мы так каждый год отмечаем. Напустим туману, сделаем инсценировку, девок в мавок нарядим, венки, папортник.
– А что? – подхватила и Марья Степановна, – я не против. Только как его раньше справляли, этот Ивана Купала?
– Крестная Бабка помнит, да и я кое-что знаю. Вытащим с печи Печного, втроем сценарий и напишем. А уж вам – режиссура.
Заговор ширился, рос, охватывал все село и окрестности. Ни бедные американцы, ни Комаров не знали, какая великая сила орудует за их спинами.
Довольный Комаров посмотрел на ручные часы. Здорово! Сегодня он вовремя закончил рабочий день, предусмотренный КЗОТом, сегодня не было необходимости лежать всю ночь в засаде, сегодня можно было выспаться. Практически сразу он нашел собутыльников (или собеседников) Толика, без ломаний и задумываний они подтвердили, что всю ночь, до рассвета, дегустировали с ним местные напитки и проводили беседы о национальной фольклоре. О том, чтобы у Жеки или Толика были напряженные отношения с кем-нибудь из односельчан никто не слышал, все но-пасаранские жены в эту ночь дружно ночевали дома, те мужья, что не ночевали, вернулись без синяков и царапин, к американцам претензий тоже не было.
Если но-пасаранцы и знали что-нибудь, то не торопились дарить свои знания Комарову.
Уже подходя к дому, Комаров увидел знакомый силуэт. Калерия! Наверное, блинчиков фаршированных ему несет. Или пельмений. Костя громко сглотнул. Анна Васильевна готовила вкусно, но немного по-
