– Синьор Росси его не одобрит.
– Заранее ничего нельзя знать, – мудро заметила Матильда. – Конечно, ты вправе отказаться от работы, коли она тебе не по душе, и я буду рада, если ты останешься у меня. Когда-нибудь этот дом и земли перейдут к тебе, ты вполне можешь пользоваться ими и при моей жизни. Так что оставайся, хотя не думаю, что ты сама этого хочешь. – Она поглядела, как Розали согнула ногу, с которой уже сняли бинты, и добавила: – Танец всегда был твоим проклятием. Помню, Дэйви рассказывал мне, что ты начала танцевать, еще толком не научившись ходить.
– Он говорил правду, – подтвердила Розали, но тон у нее почему-то был виноватым.
– Разумеется, – продолжала ее тетка, – ты можешь поехать в Нортхемптоншир еще до Нового года. Отнесись к этому как к отпуску, подумай, что ты сможешь повидать мир, а не только сцену. А до этого ни о каких танцах и не думай, даже если синьор Росси пригласит тебя в свою труппу.
– Я не знаю, что мне делать? – вздохнула Розали, думая лишь о том, чего бы ей хотелось и что было теперь недостижимо.
В полдень слуга из «Лебедя» явился к ним с корзиной, в которой лежали связка форелей и большой хариус, и передал привет от его светлости. Матильда приказала Энни зажарить рыбу к вечеру и написала записку герцогу Солуэй, пригласив его обедать.
Розали не знала, что ей следует надеть к вечеру. После вчерашнего предложения Джерваса ею овладела неуверенность, и она ни на что не могла решиться.
Матильда надела платье, которое обычно носила по воскресеньям, и одобрила выбор племянницы, остановившейся наконец на розовом кашемировом наряде с кружевным воротником и манжетами кремового цвета.
– Тебе лучше сейчас пойти в гостиную и зажечь свечи, – посоветовала она. – Уже стемнело, и наш гость не заставит себя ждать. А я достану бокалы из фарфорового шкафчика и протру их. У Энни слишком много дел на кухне.
Все погрузились в приготовления, и вышло так, что честь встретить и проводить герцога в гостиную досталась судомойке. Розали тем временем торопливо взбивала подушки на софе. Ее удивила торжественность облика Джерваса – белый шейный платок был тщательно завязан, а на черном сюртуке сверкали серебряные пуговицы.
– Спасибо за рыбу, – сказала она, и его потерянная улыбка заставила ее пожалеть о столь прозаическом начале беседы.
– Ноябрь малоподходящий месяц для рыбной лобли, но в здешних краях я этого не почувствовал. Мне хочется вновь приехать сюда в мае. Хозяин «Лебедя» говорит, что весной и летом он не раз ловил форель весом в десять фунтов.
Когда Розали подошла и опустила занавеси, он произнес:
– Я счастлив видеть, что вы хотите, как прежде, мисс Лавгроув.
– Теперь я почти не хромаю, – с гордостью пояснила она, – хотя не обрела нужного равновесия для tendus и developes. У меня совсем мало сил.
Матильда вошла в комнату и, услышав последние слова Розали, хмуро поглядела на нее:
– Ты очень быстро выздоровела, Рози, но тебе понадобится еще месяц, если не больше, чтобы ты смогла танцевать.
– Вы могли бы сопровождать меня, когда я вновь отправлюсь рыбачить, – предложил Джервас. – Я хочу попытать счастья на широком изгибе реки в северной части селения, так что прогулка вас не утомит.
– Если сохранится сухая погода, то никакого вреда не будет, – Матильда повернулась к Розали. – Но ты должна одеться потеплее и сесть на одеяло, или даже на два, потому что земля холодная от недавних заморозков.
– Я буду осторожна, – пообещала девушка, обрадовавшись возможности подышать свежим воздухом после стольких дней затворничества.
Но когда серые глаза герцога встретились с ее взором, словно желая удостовериться в ее согласии, воодушевление сразу покинуло Розали. Казалось, предложение должно было ей польстить, но она вспомнила о поцелуе герцога и почувствовала безотчетный страх. А вдруг его приезд, предложенная работа и приглашение на рыбалку – части продуманного плана опытного соблазнителя?
Розали была разочарована затянутым небом, но Джервас сказал ей, что погода его вполне устраивает.
– Ветер дует в нужную сторону, – весело заметил он. – Мой отец всегда говорил: от южного ветра наживка идет рыбе прямо в рот.
В коричневом сюртуке и светлых саржевых брюках он ничем не напоминал изящного франта, посетившего их вечером. Он держал в руке длинную ясеневую удочку с толстым концом, медной шпулькой и рыболовным сачком, а с плеча у него свисала ивовая корзина с кожаными ремнями.
Короткая прогулка к намеченному месту у реки утомила Розали больше, чем она предполагала. Она была благодарна, когда Джервас остановился и дал ей передохнуть. Сидя на краю каменного моста, она говорила, что его выстроили на пожертвования, и ее дед внес солидную сумму.
Герцог с любопытством разглядывал здания, мимо которых они проходили, и спросил Розали о нескольких с остроконечными крышами. Она назвала их Арлингтонским Рядом и пояснила, что их построили несколько столетий назад для хранения шерсти, а позднее переоборудовали под жилища ткачей.
Когда они достигли цели, он помог ей расстелить на траве одеяла прямо в тени раскидистых ив. Она села и начала следить за его приготовлениями к рыбной ловле. К длинной шелковой нити была прикреплена другая, из кишок. Он привязал к ней искусственную бабочку, опустил в воду и выбросил завиток. Затем поднял удочку, описал ею в воздухе широкий круг и резко опустил. Наживка глубоко погрузилась в воду.
Его тело напряглось, а взгляд целиком сосредоточился на реке. Розали по собственному опыту знала, что увлеченный любимым делом человек забывает обо всем на свете, но ее удивил столь банальный источник вдохновения. «Фанатизм спортсмена сродни фанатизму танцора», – подумала она.
