— Про сон я рассказала вам, так как хотела объяснить, что у меня была причина пересчитать деньги. Обычно я этого не делаю. Я не скряга над грудой золота.
Она сказала это как бы в свою защиту, как если бы раньше кто-то обвинил ее в жадности.
— Зачем же вы храните такие большие суммы у себя в номере? — поинтересовался Блэкшир.
— Они нужны мне.
— Для чего?
— Ну, например, на чаевые, на покупку одежды и тому подобное.
Блэкшир не счел нужным указать, что тысячу долларов на чаевые так быстро не изведешь, а черное трикотажное платье мисс Кларво свидетельствовало о том, что покупки она делает редко и на одежду особо не тратится.
Тишина тянулась, как сплошная лента из вальцов, до тех пор пока не стало казаться, что неизвестно, в каком месте ее разрезать.
— Я люблю, чтобы деньги были у меня постоянно под рукой, — сказала Элен, наконец. — С ними я чувствую себя увереннее.
— Вернее было бы предположить обратное.
— Почему?
— Деньги делают вас желанной добычей.
— Вы полагаете, что этой женщине только этого от меня и надо? Только денег?
Она сделала нажим на слове «только», из чего Блэкшир понял, что она тоже подозревает и другие возможные цели.
— Вполне вероятно, — сказал он. — Это очень похоже на вымогательство. Не исключено, что эта женщина хочет запугать вас, смутить, чтобы потом вы рады были заплатить, лишь бы она оставила вас в покое. Но, может быть, она никогда больше не обратится к вам.
Мисс Кларво отвернулась со вздохом, в котором явно слышалось отчаяние.
— Я боюсь. По временам боюсь даже отвечать на телефонный звонок.
Блэкшир принял серьезный вид:
— А не известно ли вам, Элен, еще что-нибудь, о чем вы мне не сказали?
— Нет. В письме к вам я описала все, упомянула каждое произнесенное слово. Она… она сумасшедшая, не так ли, мистер Блэкшир?
— Немного ненормальная, конечно. Я в таких делах не разбираюсь. Я специалист по акциям и облигациям, а не по психозам.
— Значит, вы ничего мне не посоветуете?
— Я думаю, вам хорошо было бы отправиться на время в какое-нибудь путешествие. Покинуть город. Повидать свет. Поезжайте туда, где эта женщина вас не найдет.
— Мне некуда ехать.
— Весь мир для вас открыт, — нетерпеливо заметил Блэкшир.
— Нет… нет.
Мир открыт для тех, кто вдвоем: для супругов, любовников, матерей и дочерей, отцов и сыновей. Повсюду вокруг себя мисс Кларво видела пары — мать и отца, а теперь мать и Дугласа, — и при виде их она ощущала, как сердце ее обрастает ледяной коркой.
— Поезжайте в Англию, — продолжал Блэкшир. — Или в Швейцарию. Я слышал, зимой очень хорошо в Санкт-Морице.
— Что мне делать в таких местах?
— А что делают другие?
— Этого я не знаю, — серьезно сказала она. — Я утратила контакт с людьми.
— Надо наладить его снова.
— А как можно найти то, что потеряно? Вы что-нибудь теряли, мистер Блэкшир?
— Да. — Он подумал о своей жене и о своих бесконечных молитвах про себя, в которых он предлагал Богу: возьми мои глаза, руки, ноги, все что угодно, но оставь мне Дороти.
— Простите, — сказала мисс Кларво. — Я не подумала… я забыла…
Блэкшир закурил сигарету. Руки его дрожали от злости и от горьких воспоминаний, он вдруг почувствовал ненависть к этой нескладной женщине, которая все делала не так, как надо, и вовсе не думала об окружающих, была неспособна на заботу о ком бы то ни было, даже о собаке.
— Вы просили у меня совета, — сказал он совершенно бесстрастно. — Очень хорошо. Насчет недостающих денег вам придется обратиться в полицию. Хотите вы этого или нет, это ваш гражданский долг.
— Долг, — медленно повторила мисс Кларво, будто слово это обладало привкусом, подлежащим анализу, острым ароматом прошлого и вызывало в памяти касторку и алгебру, невыплаканные слезы, заусенцы и чернильные пятна от протекающей авторучки. У мисс Кларво было тонкое обоняние, она улавливала и определяла любые запахи, как бы ни выветрило их время.
— Что же касается этой женщины, Эвелин Меррик, то я уже дал вам хороший совет: устройте себе каникулы. Бывают такие ненормальные люди, которые получают наслаждение от анонимных звонков незнакомым или малознакомым людям.
— Она назвала себя. Звонок не был анонимным.
— Только в отношении вас. Но вы ее не знаете. Никогда не слышали о ней прежде, так ведь?
— Мне так кажется. Но я не уверена.
— А обычно вы хорошо запоминаете людей — имена, лица, речи?
— О да. — И мисс Кларво с горьким удовлетворением кивнула. — Я их запоминаю.
Блэкшир встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Начался вечерний час пик, люди сновали во всех направлениях, спешили добраться домой: в Вествуд или Тарзану, в Редондо-Бич или Глендейл, в Эскондидо или Хантингтон-парк, в Шерман-Оукс или Линвуд. Как будто поступил заказ эвакуировать Голливуд и всей эвакуацией руководил один-единственный полицейский, регулировщик дорожного движения с пронзительным свистком.
Обернувшись через плечо, Блэкшир сказал:
— Вы не из тех, кто с готовностью следует советам.
— То, что вы предлагаете, невозможно. Я не могу оставить Лос-Анджелес как раз сейчас по причинам личного характера. — И она туманно намекнула: — Моя семья.
— Понимаю. Что ж, я попытаюсь помочь вам, но боюсь, не найду способа оказаться вам полезным.
— Такой способ есть.
— Какой?
— Найти ее.
Нахмурившись, Блэкшир обернулся к собеседнице:
— Зачем?
— Я хочу… я должна увидеться и поговорить с ней. Мне необходимо избавиться от этой… неопределенности.
— Возможно, эта неопределенность сидит у вас внутри, Элен. Встреча с незнакомкой может не спасти вас.
Элен властным жестом подняла руку, как будто хотела заставить собеседника замолчать. Но почти сразу же уронила руку и сказала:
— Может быть, и нет. Но вы могли бы попытаться.
— Для зацепки у меня одно только имя.
— Нет. Есть кое-что еще. Как вы, надеюсь, помните, она сказала, что на днях станет знаменитой, ее… ее тело будет выставлено во всех музеях страны. Это должно означать, что она позирует художникам, она — натурщица.
— В этом городе натурщиц — пруд пруди.
— Но это отправная точка для поиска. Разве нет агентств по найму натурщиц?
— Есть.
— Вот там и можно попытать счастья. Я вам заплачу, конечно. Я заплачу…
