При свете звезд

Люк подумал, что нисколько не похож в этом отношении на деда, и испытал чувство стыда. Он беспрекословно исполнял приказы своего суверена, стараясь заглушить голос совести.

Люк понимал, что не следует рушить стены замка Айверсли и причинять страдания барону и баронессе, но выполнил приказ принца.

Вспомнив ночь, проведенную с Мерри, Люк не представлял себе, как будет строить брачные отношения с Амалией.

Люк устал от нахлынувших на него мыслей. Последние две недели он только и делал, что размышлял. Мерри не погрешила против истины, сказав, что он – марионетка тирана.

Необходимо коренным образом изменить свою жизнь, положить конец разрушению Айверсли и изгнать из памяти образ лорда Йена, маячившего в окне. Не нужно жертвовать совестью в угоду долгу! Он не станет больше выполнять все безрассудные приказы принца, пусть даже тот лишит его власти.

У Люка словно груз с плеч свалился. Он с облегчением вздохнул. Он немедленно отправит своим людям в Айверсли послание, чтобы прекратили разрушение стены и восстановили ту ее часть, которая уже разрушена, и приехали к нему в Хелмсли. Отсюда он поведет их домой и, если повезет, то еще застанет деда живым.

Почувствовав, как улучшилось его настроение, Люк взялся за пергамент и чернила, которые ему принесли по его просьбе. Но тут он задумался. Что делать с Мерри и просьбой леди Клариссы?

Он не обязан на ней жениться. Мерри знала, что он обручен, и не льстила себя надеждами. В то же время он ее обесчестил.

Он напишет ей письмо и всю вину возьмет на себя и принесет извинения. Что бы ни говорила леди Кларисса, он Мерри ничем не обязан.

Или обязан?

Мерри с трудом подавила желание скомкать послание и вышвырнуть в окно. Но тогда его прочел бы кто-нибудь посторонний, а этого она не могла допустить.

«К концу недели я покину Хелмсли. Благодарю тебя за то, что ухаживала за мной. После страшного ранения останется только шрам. Я даже не буду хромать. Ты целительница выше всяких похвал. Оставляю тебя на попечение твоей семьи, твоя сестра не даст тебя в обиду.

Не кори себя за то, что произошло между нами. Как бы то ни было, знакомство с тобой изменило меня к лучшему. Твоя красота покорила меня, и я воспользовался твоей щедростью. За эту слабость прошу у тебя прощения. За воспоминания – благодарю.

Если тебе понадобится моя поддержка в церковном суде, сообщи.

Твой Люк».

Буквы поплыли у Мерри перед глазами.

Он просит у нее прощения. Но за что? Она знала, что он обручен, но влюбилась в него. И отдалась, ни на что не надеясь.

К горлу снова подступила тошнота. Вскочив с постели, Мерри бросилась к окну и стала хватать ртом прохладный осенний воздух.

До нее донеслись крики у ворот. Толпа росла день ото дня. Некоторые раскинули в полях шатры, чтобы не ночевать под открытым небом. Порой Мерри различала слово «ведьма». От страха ее бросало то в жар, то в холод. Время от времени Рубака отдавал лучникам приказ разогнать толпу, но она снова собиралась.

Мерри привстала на цыпочки и увидела шатающихся без дела крестьян. Если бы она сдалась на их милость, как хотела несколько дней назад, ее уже не было бы в живых. Она бы никогда не узнала о чуде, заставившем ее встретить новый день с надеждой.

Девушка коснулась живота. Люк уезжает, но он оставил ей утешение, наполнил смыслом ее жизнь.

Она поняла это накануне. Месячные задержались на семь дней.

При мысли, что она понесла, у Мерри радостно екнуло сердце. Она распахнула окна и попросила принести ей еду.

Глядя на неровные холмы вдали, ставшие цвета спелой пшеницы, Мерри не знала, стоит ли сказать об этом Люку, и решила не говорить. Он – главный землепользователь, обрученный с кузиной короля. Она – беглянка, разыскиваемая церковью.

Если ей будет грозить беда, она отправит ребенка к Люку: Феникс непременно позаботится о нем, как и обещал.

– Прощай, прекрасный Феникс, – прошептала она, представив его скачущим на коне. Ей вспомнился отрывок из его письма:

«Не кори себя за то, что произошло между нами. Как бы то ни было, знакомство с тобой изменило меня к лучшему».

Губы Мерри изогнулись в печальной ироничной улыбке. Их встреча ее тоже изменила к лучшему. Она больше не жаждала смерти, никого не проклинала. Стала добрее.

– Решили прогуляться, сэр Люк?

От неожиданности Люк вздрогнул и остановился. Мгновение назад в зале никого не было. Так по крайней мере ему казалось. Видимо, за то время, что он лежал, прикованный к постели, его бдительность ослабла.

Рубака, сидевший в кресле у камина, поднялся, положив на сиденье толстый фолиант. Он пристально смотрел на Люка.

Люк вспомнил о послании, которое держал у себя на поясе, и подумал, что нет никакого смысла скрывать от Рубаки намерение вызвать сюда свою армию. С другой стороны, излишняя осведомленность Рубаки представляла для Люка определенную опасность. Он непременно расскажет об этом своей чересчур