Гоша поднял руку и ощупал свое лицо. Не открывая глаз, он так же ощупал лицо Леры. Второй рукой потрогал веревку на шее.
— Обе руки функционируют! — отрапортовала Лера стоящему сзади Самойлову.
— Теперь ты будешь моей женой?… — четко выговорил Гоша.
— Попробуй сесть, — потребовала Лера, дождалась, пока Гоша медленно, цепляясь руками за выступы полок, сядет, и вышла из кладовки. — Я вызову «Скорую», — она направилась к телефону у кровати.
— Не надо «Скорую», — попросил Гоша. — Я в порядке. Прохор Аверьянович?… Вас уже выписали?
— Надо, — уверенно ответила Лера, слушая гудки. — Мне тоже не помешает врач. Очень даже удобно получится. Вдвоем и поедем. Ты на осмотр и на реабилитационное наблюдение после попытки суицида. Я — на экспертизу.
Самойлов помог Гоше освободиться от веревки. Поправил воротник его рубашки, стараясь прикрыть красную полосу на шее. Взяв Гошу за руку, он прошептал:
— Я же просил тебя не оставаться с нею наедине! Просил?…
Он с трудом сдерживал слезы. Давно его так не пронимало!
— Да все в порядке, пусть вызывает, — громко и радостно сказал Гоша. — Я с нею вдвоем куда угодно поеду! Но в тюрьму не сяду. Ее убью, потом себя убью, потом вас убью, если станете против меня свидетельствовать… А что? Поехали! — Он с залихватским видом начал подниматься. — Проведем экспертизу, потом я прикую тебя к себе наручниками, и до суда ты моя! А что? Я и наручники приобрел. Прохор Аверьянович тогда сказал: «Мой напарник наденет на вас наручники!» — а наручников-то никаких и не было! А теперь я приобрел… — пошатнувшись, он удержался за притолоку и шагнул в спальню. — Последний раз спрашиваю: будешь моей женой?…
Лера посмотрела на него, потом на Самойлова и положила трубку.
Еда
Через полчаса счастливый Самойлов суетился у плиты, а молодые люди — оба с нездоровым нервическим румянцем на щеках и отсутствующими взглядами — сидели за столом рядом, как два истукана.
— Еда издревле обладала хорошим успокоительным действием. Вот, к примеру, курица. Самая обычная, можно даже сказать, банальная курица. Порезанная на кусочки, да смазанная чесноком, да сверху облитая майонезом, а потом еще присыпанная тертым сыром!.. а под каждый кусочек мы заложим по небольшой морковке и по кусочку яблока, но перед этим, обратите внимание! — покапаем на морковки и яблоки лимонный сок. А это что у нас тут? Это же старый друг моих индийских воспоминаний — имбирь!
Старик покрутил пузатым корешком у самого носа Гоши, потом — Леры, дождался их попеременного косоглазия, после чего лихо натер имбирь на терке.
— Имбирь заливается коньяком! — рапортовал он, описывая свои действия. — Смесь доводится до кипения и разливается — куда? Правильно! — закричал он возбужденно, хотя никто не ответил ни слова. — На противень, на морковь и яблоки, под курицу! Пока курица будет запекаться сверху хрустящей сырной корочкой, соус будет кипеть снизу, проникая в нее, так сказать, ароматически! Все запомнили? Загружаем! — с лихим азартом ведущего шоу он задвинул противень в духовку и сел на свое место у окна.
Наступила гнетущая тишина.
— Нет-нет, — замотал Самойлов головой, осмотрев своих гостей. — Так не годится! Задавайте вопросы, берите интервью, потому что, когда курица приготовится, когда мы будем ее есть, макая кусочки белого хлеба в подливку из коньяка, имбиря, яблочного и куриного сока, вы уже не сможете получить ценные сведения из области кулинарии. Знаете почему? Не рассказывайте сытому человеку рецепты, когда он их просит, уже накушавшись вдоволь вашим блюдом! Он просто льстит вам, ничего не запомнит и время зря отнимет. Только голодный человек, предвкушая наслаждение, еще в состоянии из жадности запомнить кое-что из увиденного и сказанного. Спрашивайте!
Лера первая подняла глаза, посмотрела на Самойлова, изо всех сил растягивающего рот в улыбке клоуна, и спросила:
— Откуда у вас крюк в кладовке? Разве в кладовках вешают люстры?
Самойлов застыл, медленно избавляясь от улыбки.
Гоша медленно повернул голову и посмотрел на девочку, словно просыпаясь.
— А действительно… — пробормотал он, — понавешали крюков зачем-то в кладовках. Может, у вас и в туалете есть крюк для люстры?
Крюк
Самойлов снял фартук, заглянул в духовку сквозь стекло — для этого ему достаточно было наклониться, потом посмотрел на гостей, с удовольствием отметив, что они тоже смотрят на него с настороженным вниманием.
— Вы даже не представляете себе, какую тему затронули! Это же «мыльная опера»! Детектив! Психологический триллер и даже…
Старик чуть было не сказал «любовный роман», но вовремя удержался. Он хотел начать с напоминания Гоше о его первом проигрыше Лере и плавно перейти к истории с квартирой, переделанной в офис, но что-то подсказало ему, что после этого напоминания две пары глаз напротив могут потерять внимание и опять впасть в состояние отстраненного созерцания поверхности стола.
Он начал с того, как два года назад девочка Лера, уходя из этой квартиры, обратила его внимание на крутящийся счетчик. И сказала, что в кладовке пахнет духами. Он даже польстил ей, рассказав, как, совместив в одну версию духи и счетчик, именно с нею за бутылочкой кагора хотел поделиться размышлениями на эту тему.
— Вы же говорили, что не хотите больше со мной встречаться, — не купилась Лера и, вероятно, от обидных воспоминаний перешла на «вы». — Уже забыли? Расставаясь тогда, вы сказали, что брата моего искать не будете и меня видеть больше не хотите.
— Тем не менее мы сидим здесь, ждем курицу и обсуждаем местонахождения крюка. Мы — вместе, так помогите же мне выбраться из этой дурацкой ситуации со счетчиком и урезанной комнатой.
Самойлов начал со счетчика, очень живописно описал электромонтера, потом — чиновничью гвардию, силы противостоять которой он черпал в Кафке. Когда Старик дошел до описания мадам Тамариной, Лера и Гоша, отстранившись от своих проблем, уже стали нервно поедать хлеб и иногда даже перебивать его, задавая вопросы по ходу рассказа.
Тут и курица подоспела, заполонив маленькую кухню невыносимыми для голодного человека запахами. Самойлов предложил всем троим есть прямо с противня, а перед этим допить коньяк из бутылки.
Предусмотрительно подтащив кусок грудки с крылышком поближе к себе и «застолбив» его горкой наваленной cверху тушеной моркови, которую молодежь не приветствовала, Самойлов с удовольствием наблюдал, как два голодных и измученных взаимным насилием волчонка набросились на еду. Вилки — в сторону! Он ел медленно — подливка удалась на славу, курица тоже не подкачала. А эти двое, напротив, даже в обиде и жалости друг к другу, утоляя голод, продолжили сражение. Вцепившись почему-то в один и тот же кусок курицы, они буквально разорвали его руками, не уступая друг другу. Потом Лера цапнула остатки булки, но, подумав, царственно оторвала немного и швырнула Гоше. Он взял ложку и прямо из-под ее булки утащил последнее тушеное яблоко.
После еды оба подобрели. Гоша уступил ей очередь первой вымыть руки, а Лера протянула ему потом конец полотенца для вытирания.
