всякий великодушный и благородный поступок есть нечто, тебе глубоко свойственное, о чем не говорят громких фраз, когда обращаются к Пушкину.
(135) Дорогой Александр. Я получил только что несколько строк от Оленьки. Она опасно больна, а в письме г-на Павлищева он мне так прямо и говорит, что осталась одна надежда на божье милосердие. Я в отчаянии. Письмо г-на Павлищева, наполненное подробностями об управлении Михайловским и о разделе жениного наследства, растерзало мне душу и разбило сердце - я провел бессонную ночь. Оно так неприлично и написано так [даже] чрезвычайно невежливо, без малейшего внимания ни к моему положению, ни к тому, что так мало времени прошло с моего несчастья. - Это человек очень жадный, очень корыстный и весьма мало понимающий то, что берет на себя.
Не можешь ли ты сообщить мае более утешительные вести об Оленьке. Она тебе писала, она мне говорит даже, что вложила туда письмо для меня. Получил ли ты мое и 100 руб. для горничной?
Прощай, дорогой друг, обнимаю вас обоих, [и] а также деток. Я теряю голову.
С. П.
Подумав, я посылаю тебе письмо г-на Павлищева в подлиннике. Имей терпение прочесть его. Ты увидишь, как он жаден, как он преувеличивает ценность Михайловского и как он мало понимает в управлении имением. - Счеты с управляющим тоже преувеличены, и потом - какая холодность!... Он говорит о болезни Оленьки только вскользь и притом так, точно он сообщает о зоровьи лица, ему постороннего, человеку, которому оно еще более чуждо.
там же:
28-го прошлого месяца я послала вам письмо, вложенное в письмо на имя Александра. Надеюсь, дорогой папа, что вы его получили. С моего приезда я все время хвораю, была только один раз в саду, 8 конце июня, и с тех пор не схожу с дивана - ежедневная лихорадка осложнилась ужасным кашлем, от которого я до сих пор не могу отделаться. Врач из Опочки прислал мне мушку, я ее приложила, но не чувствую облегчения. Боюсь принимать внутренние лекарства, за исключением известных трав. Другой доктор приехал из Новоржева, по рекомендации добрейших Тимофеевых. Он привез какой-то порошок, слишком невинный для того, чтобы мне помочь. Зато Лоло, слава богу, здоров, у него прорезываются зубки, но он не очень страдает.
Ни одной из Тимофеевых я не видела. Аграфена Петровна опасно больна, Марья Петровна писала мне, что они потеряли всякую надежду на ее выздоровление. Анна Николаевна в Петербурге, она не уезжала дальше Царского Села. Прощайте, дорогой папа, в следующий раз напишу вам больше - надеюсь. Нежно целую кузин и шлю привет тетушке и дяде. Г-жа Осипова рекомендовала мне островского доктора: если через два дня мне не станет лучше, придется, пожалуй, к нему обратиться.
(136) [Это] азбука казачьего ремесла (137) навеки
(138) Мне кажется, я ошибся в своем истинном призвании. (139) мое присутствие в нижегородском имении совершенно бесполезно; я потерял все мои умственные способности; я почти лишился рассудка.
(140) 'Опыт истории математических наук', соч. Боссю
(141) Уверен, что вы с удовольствием узнаете кое-какие новости о Вильгельме, почему и посылаю вам эти письма, недавно полученные из Сибири. Русское письмо - от его брата Михаила, и заставит вас рассмеяться на второй странице. Русское письмо - от него самого и доставит вам удовольствие, если вам удастся расшифровать его. Не могу вам оставить ни одного, ни другого на более долгий срок, чем сколько вам понадобится, чтобы их прочитать, ибо я похитил их тайком у матери, чтобы переслать вам.
Желая здравствовать Александру Сергеевичу, остаюсь до конца жизни преданнейший
Дирин.
(142) Я медлила, дорогой друг, поблагодарить вас за присылку 2-го тома Современника, чтение которого доставило мне много удовольствия, - в ожидании удовольствия, еще большего, - увидеть вас вскоре среди нас; но прекрасные осенние дни, установившиеся у нас недавно, отдалили эту надежду, - если только не совсем ее уничтожили - на нынешний год, понятно, - ибо г-н Павлищев отказался от намерения обосноваться в Михайловском. - В пятницу на этой неделе он получил письмо из Варшавы, в котором его начальник по канцелярии извещает его как секретаря, что если он не поторопится возвратиться к месту службы, то князь Варшавский его уволит. Это подстроил ему, по злобе, <Правитель Канцелярии> князя, и Павлищеву нужно по меньшей мере 3000 руб., чтобы предпринять это путешествие. Если можете ему помочь - сделайте это, любезный друг мой, и сохраните нам ваше драгоценное соседство. - Пишу вам из Голубова, где я провела 4 дня очень приятно. Мои дети и я, мы шлем вам дружеский привет.
П. О. 7 сентября 1836.
Бедная Ольга снова от этого захворала.
(143) в качестве вашего подставного лица
(144) и проч
(145) то, что я подобрал на этой ниве
(146) крайности сходятся (147) Но, если это была только шутка, зачем же дурачить нас таким образом? (148) Это уж чересчур!
(149) Большая новость. (150) Бенедиктом - женатым. (151) Беатриче (152) маленькая ворчунья (153) 'Много шуму <из ничего>' <....> Вилли <Шекспира>
(154) Я снова раскрываю мое письмо, чтобы сообщить вам, что Блудов ждет вас с нетерпением с десяти утра до трех в среду. Дайте мне знать, должен ли я притти к вам, я совсем болен, но мертвым или живым в ы увидите меня у себя, если вы это прикажете.
19 окт.
(155) Благодарю за брошюру, которую вы мне прислали. Я с удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напечатана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность подлинника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что Схизма <разделение церквей> отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское <в подлиннике монгольские > нашествие <переделано из нашествия >. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно <переделано из они > никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и вс . Оно не принадлежит к хорошему обществу. Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, п олная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение Россия, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении Россия, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, - [я] но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.
Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости и истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши [религиозные] исторические воззрения вам ие повредили... Наконец, мне досадно, что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам. Я нигде не бываю и не могу вам сказать, производит ли статья впечатление. Надеюсь, что ее не будут раздувать. Читали ли вы 3-й Современника? Статья 'Вольтер' и Джон Теннер - мои, Козловский стал бы моим провидением, если 6м захотел раз навсегда сделаться литератором. Прощайте, мой друг. Если увидите Орлова и Раевского , передайте им поклон. Что говорят они о вашем письме, они, столь посредственные христиане?
(156) Дорогой отец, прежде всего - вот мой адрес: <.....> Я вынужден
