только то, что журналист тоже выглядел не лучшим образом. Наконец лестница закончилась, упершись в узкую высокую дверь, и Данкэн самым бесцеремонным образом толкнул эту дверь, она распахнулась, и на нас выплеснулась волна обжигающего холодного воздуха. - Заходите, не бойтесь.- Журналист шагнул, показывая мне, что бояться на самом деле нечего. Кроме, разумеется, ветра, который пробирал до самых поджилок, заставляя оные безудержно трястись. - Ну и чем же таким вы желаете меня порадовать, а? - спросил я, щурясь от яркого солнечного света, от которого, признаться, отвык за последние дни. - Местными пейзажами вам вряд ли удастся меня удивить. - И не думал, - хмыкнул Данкэн. - Вы слишком черствый и ограниченный человек, чтобы удивлять вас пейзажами. Себе дороже обойдется. Вон гляньте-ка лучше туда.- Он бесстрашно перегнулся через каменный парапет и тыкал пальцем куда-то вниз. Мне, признаться, подобный подвиг удался с большим трудом. Не в смысле пальцем тыкать, а в смысле перегнуться через парапет. Падать было далеко, тут не то что всю жизнь, тут много чего вспомнить можно. Хотя... Что, кроме жизни, еще вспоминать?.. Глупые какие-то мысли в голову лезут. Крайне несвоевременные. Особенно если учесть... Я отшатнулся, захлебываясь на вдохе и отказываясь верить своим глазам. Потом задрал голову вверх: над нами возвышалась односкатная крыша, прикрепленная одним своим краем прямо к скале, к которой, собственно, тулилась и вся башня. Между площадкой, на которой мы стояли, и вторым, внешним краем крыши протянулись каменные полосы, оставлявшие щели для бойниц. Из одной такой бойницы и выглядывал наружу Данкэн, я секунду назад смотрел из второй. Еще, кроме огромного пустого пространства, под крышей имелись большие нечищеные колокола. Пестиков в них не было... словно языки вырвали. Но это я уже обращал внимание на совершенно неважные детали. Отвлекался от самого главного. Боялся подумать. Потому что самая важная деталь лежала внизу, на площадке перед выходом из 'Последней Башни' - огромный валун, невесть как там очутившийся. То есть понятно, что свалился он откуда-то сверху - оттого и грохот ночью был, - но как он свалился и что стало этому причиной? Впрочем, положа руку на сердце - даже это сейчас было не важно. А важно было то, что мы оказались запертыми в этой проклятой башне. И мой план разваливался - как гнилой плот в могучем речном потоке, - разваливался и тонул. А как было хорошо продумано: истерика, отъезд раньше назначенного срока! Еще бы и деньги сберег. Главное ведь, что я почти все, что можно было, узнал. Осталось только удалиться, не задерживаясь до самых финальных сцен. Потому что все предыдущие мои коллеги оставались до завершения повествований - и неизменно возвращались ни с чем. Если возвращались... Похоже, и мне грозит разделить их незавидную участь. Но обо всем этом можно будет подумать и позже, а сейчас нужно спускаться к нашим коллегам-внимающим, дабы не пропустить очередной сеанс. И мы с Данкэном стали спускаться. - Мугид уже знает? - спросил я. Глупый вопрос, если задуматься. Конечно, он знает. Вот только - что предпримет? Журналист кивнул: - Знает. Я сегодня ночью, когда он всех разогнал по номерам, подумал как раз о чем-нибудь таком - подобном тому, что мы сейчас видели. И решил сходить посмотреть. Сначала выглянул из своего окна, но оттуда площадку не видно. Пришлось подниматься наверх. Я, конечно, мог просто попытаться открыть наружную дверь на первом этаже, но... Внизу был Мугид, поэтому я не решился на такое. ...В общем, я поднялся наверх. Увидел то, что сегодня показал вам,- было темно, но как раз к тому времени, когда я поднялся, из-за туч вышла луна - и решил было уже уходить. Я к лестнице, а там стоит старик. Не поверите, но почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, которого застали на месте преступления. И теперь должны выпороть... или того хуже. А он только сказал - тихо так, властно: 'Идите спать', - и отодвинулся. Меня пропускал. Я и припустил вниз по лестнице. А он ведь наверняка поднимался не затем, чтобы меня в кровать отослать. То есть, может, и затем, но не только. Выходит, знает. ...На то, чтобы спуститься, у нас ушло меньше времени, чем на восхождение. Торопились, чтобы не опоздать на сеанс. Но когда пришли, обнаружили, что на первом этаже еще (или уже?!) никого нет. Я решил было заглянуть в комнатку, но сверху на лестнице раздались голоса, и вся честная компания, поевшая и довольная, снизошла к нам. Впрочем, это только на первый взгляд мне показалось, что они довольные. Потом я пригляделся и понял, что ошибаюсь. Они были скорее перепуганы просто слишком старательно прятали свой испуг за фальшивыми улыбками. Только долговязый юноша в очках смотрел на мир растерянно и кривил уголки губ. Только неестественно громко смеялась Карна. Только... Мугид заметил нас и произнес ровным голосом, словно говорил о меню на ужин: - Думаю, новость, которую я сообщил всем вам, господа, повторять для господ Нулкэра и Данкэна не нужно. Вы ведь были наверху и видели все своими глазами, не так ли, господин журналист? Тот отвесил шутовской поклон: - Как и вы, господин повествователь. Но если вы поделитесь со мной вашими соображениями по поводу того, что мы предпримем, дабы выбраться отсюда,что вы предпримете - я буду вам очень признателен. - Пойдемте в комнату, я все расскажу. Я шагнул к Карне и сжал ее тонкие холодные пальцы: - Не переживайте, все будет хорошо. Она кивнула и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. - Конечно, все будет хорошо. Я не переживаю. Девушка замолчала, хотя чувствовалось: сказала она не все, что хотела. Мы расселись по своим местам; Мугид опустился на трон и начал вещать ровным, бесстрастным голосом. - Господин Данкэн интересуется, что мы предпримем для того, чтобы выбраться из 'Башни'. Что я предприму. Так вот, господа, - ничего. Супруга Валхирра громко охнула. Долговязый юноша напряженно засопел и поправил сползшие на нос очки. Генерал в отставке привстал со своего места и открыл рот, чтобы призвать господина повествователя к самому строгому ответу по всей форме. - Успокойтесь, господа, - прервал его Мугид. - Дайте мне договорить.- Он дождался, пока генерал сел, и продолжил: - Так вот, я не предприму ничего, чтобы выбраться из 'Башни'. У нас впереди еще несколько дней с повествованиями, а за это время сюда успеют добраться спасатели, камень уберут, и все вы, живые и невредимые, покинете гостиницу. Припасов у нас предостаточно, так что не беспокойтесь - от голода или от жажды мы не умрем. - Отлично! - воскликнул Данкэн. - Прекрасно! Великолепно! А как же сюда доберутся эти самые спасатели? - Так же, как добрался автобус, который увез госпожу Сэллу. У меня имеется небольшой радиопередатчик, господин журналист. - Значит, уже завтра здесь будут люди и вход очистят? - гнул свою линию Данкэн. - Я бы не рассчитывал на завтра. Скажем так: завтра-послезавтра. Журналист удовлетворенно кивнул и откинулся на спинку кресла. - Я могу начать повествование? - спросил Мугид. Возражений не последовало.
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕДЬМОЕ
У южных ворот Гардгэна было людно и пыльно. И жарко. Стражники, одетые в кольчуги и шлемы, истекали потом и завистливо глядели на проходивших. Те могли себе позволить оголиться до пояса или же вообще идти в одной набедренной повязке - какой спрос с простолюдина? А им, хранителям порядка, приходилось выстаивать целый день в полном облачении. И это было хуже, чем пытки в застенках Губители. (Губителью называли темницы Гардгэна, которые имели еще и официальное название - Обитель Преступивших.) Раньше стражники могли себе позволить мелкие отклонения от устава - и пользовались этим вовсю, заступая на пост без кольчуг и шлемов. Но два дня назад ситуация в городе изменилась, и эти перемены отразились также и на стражниках. Теперь любого, кто рискнул бы появиться на посту без полного облачения, ожидало суровое наказание плетьми. Так что приходилось молчаливо терпеть изощренную пытку руководства и ломать голову над тем, что стало причиной подобных ожесточений. (Слухи о войне с Хуминдаром еще не просочились за пределы дворца - Армахог позаботился об этом.) Сквозь глотку распахнутых ворот в Гардгэн грязным потоком вливались путники. По большей части это были крестьяне окрестных поселений, везущие на рынок свои товары; значительно реже попадались купцы или вельможи. Но самым удивительным было то, что за последние два дня - как раз с той поры, когда приказы начальства обрели неожиданную строгость,- в город стали стекаться Вольные Клинки. По одному, по двое-трое они входили через южные ворота, ловко швыряли стражам монетку, расплачиваясь за вход, и спрашивали, где находится 'Благословение Ув-Дайгрэйса'. Пока их было еще мало, но умные люди подозревали, что это только пока. Среди приходивших все чаще и чаще попадались нищие, не способные заплатить пошлину. Таких приходилось отгонять прочь. Впрочем, самые ловкие все же проникали в город. Один из стражников, с узкими слезящимися глазами и бородкой клинышком, толкнул в бок другого: - Опять. По тракту к воротам шли, пошатываясь, три путника. Их одежды давным-давно превратились в бесформенное и бесцветное тряпье. Однако это тряпье обладало резким запоминающимся запахом. Очень резким и очень запоминающимся. Один из бродяг прижимал к впалой, словно вдавленной внутрь груди небольшую котомку. Вокруг котомки распространялось зловоние, которого не перебивал даже специфический аромат нищенских одежд. Стражник со слезящимися глазами прорычал нечто нечленораздельное и потянулся за алебардой: - Стоят-ть!!! Я сказал, стоят-ть, выр-родки! Вся пыльная колонна, постепенно вливавшаяся в котел города, вздрогнула, но, сообразив, что обращаются не к ней, продолжила свое движение. Три оборванца остановились и безропотно ждали, пока к ним подойдут. Стражник вздернул кверху бородку и направился к
