нищим, небрежно поигрывая алебардой. То ли оттого, что она была тяжеловатой, то ли из-за жары и потных пальцев алебарда выскользнула из рук воителя и чуть было не отсекла ему полстопы. Стражник крякнул, поднял оружие и злобно посмотрел на бродяг, ставших невольными свидетелями его конфуза. - Кто такие? Что нужно в столице? Один из оборванцев заговорил, и голос его оказался неожиданно властным и громким: - Мы пришли по важному делу. Нам необходимо видеть Армахога или самого Пресветлого. У нас для них очень срочные сведения. Кто-то из проходивших при этих словах хихикнул, представляя, какие важные дела могут быть у бродяг к старэгху или наследному принцу. Стражник побагровел, выкатил глаза и прорычал: - Пшли пр-рочь, мр-разь! Живо! - Ты слишком много себе позволяешь, - заявил оборванец, чем поверг толпу в еще больший восторг. Некоторые даже начали останавливаться, чтобы полюбоваться на редкостную картину: нищий отчитывает стражника. - Ты рискуешь своим.... - Молчать!!! - оборвал его стражник. - Это ты рискуешь - не дожить до завтрашнего... В это время трое нищих, как по команде, сорвались с места и, пихнувши самым бесцеремонным образом хранителя порядка, ввинтились в толпу. Алебарда снова рухнула в опасной близости от ног стражника, и тот взревел черным буйволом, который во время брачного периода заметил самку. Сотоварищи оскорбленного кинулись было ловить дерзких оборванцев, но не успели. Все-таки на них висели доспехи, а демонстрировать рекорды по бегу с такой ношей тяжеловато. Да и толкаться по улочкам Гардгэна, покинув пост на произвол судьбы... Тут дело могло закончиться чем-то большим, нежели просто порка плетьми. Бродяги же пробежали несколько кварталов, не останавливаясь ни на мгновение, и, только окончательно убедившись, что погони нет, позволили себе перевести дыхание. Впалогрудый по-прежнему прижимал к сердцу зловонную котомку - бережно и одновременно брезгливо. Отдышавшись, бродяги направились в сторону дворца. Видимо, они не лгали стражникам, когда говорили о том, что им понадобилось в столице. У внешних стен, окружавших дворец, сад и комплекс придворных построек, оборванцев остановили. Здешние стражники тоже не отличались хорошим настроением, поскольку, как и постовые у городских ворот, были вынуждены носить на себе тяжелые доспехи. Но эти, по крайней мере, не были настолько тупы, чтобы не понять: если трое бродяг ломятся во дворец, то у них есть для этого важная причина. Младшего из караула, как водится, послали к сотнику, чтобы тот решил, что делать с 'гостями'. Но буквально у ворот гонец столкнулся нос к носу с Армахогом, а тот, услышав, в чем дело, решил поговорить с визитерами лично. Старэгх подошел к воротам, и оборванец с впалой грудью неожиданно вскрикнул. Стражники угрожающе надвинулись, но Армахог остановил их резким взмахом руки. - Шэддаль? Это... ты? - изумленно прошептал военачальник. - Да, - дрожащим голосом ответил впалогрудый бродяга. И стражники, присмотревшись, узнали в нем того, кого менее всего могли ожидать встретить в таком виде. Это был Шэддаль - сотник элитной гвардии Руалнира. Вернее, бывший сотник бывшей элитной гвардии. - Я... - начал было впалогрудый. - Молчи, - оборвал его старэгх. - Пойдем, вас накормят и отмоют, оденут в нормальную одежду, а уж потом - расскажешь. Письмо дошло. - Благодарение Богам! - вскричал сотник и неожиданно рухнул на колени, складывая руки в молитвенном жесте. - Благодарение Богам! Они услышали наши мольбы! Значит, вы готовитесь?.. Армахог хмуро кивнул: - Готовимся. И ты будешь здесь очень кстати. Вставай и пошли. Он повел 'гостей' через дворик к казармам. Потом резко остановился, досадливо скривил губы и направился во дворец, знаком приказывая всем троим не отставать. - Да, - заметил старэгх как можно небрежнее. - О том, что вы знаете,- ни слова. - А если будут спрашивать? - уточнил Шэддаль. - Проклятие, ты же сотник! Вот и рявкнешь на всех, чтобы заткнулись. Или за время пути сюда разучился? - Нет, не разучился. - И отлично. Я поселю тебя у себя, мои слуги не болтают лишнего. ...Армахог оставил сотника и двух его спутников приходить в чувство, а сам поспешил в зал для совещаний. Там уже второй день, с перерывами только на обед и сон, продолжалось заседание военного совета. В просторном помещении без окон горели волнистые ароматные свечи; на стене висела карта мира, каким его знали лет этак пятьдесят назад. Впрочем, за эти полсотни лет никаких особенных изменений в познании мироустройства не произошло, разве только пара-тройка мелких самостоятельных княжеств признала власть империи да на белом пятне, что красовалось в верхнем правом углу (то есть на северо-востоке) обнаружилась небольшая долина, а за ней - снова горы. А что за горами, ведают только Боги. Вокруг П-образного стола сидели те, от которых сейчас могло многое зависеть: Пресветлый Талигхилл (скорее всего, уже не наследный принц, а правитель), военачальники, Харлин и несколько его помощников, градоправитель и Тиелиг. Все они безотлучно находились здесь с момента получения принцем /то есть правителем/ письма о том, что посольство в Хуминдаре было уничтожено и что теперь к южной границе Ашэдгуна движется огромное войско хуминов. На повестке дня стоял всего один вопрос. 'Война'. Талигхилл интересовался, какое войско можно собрать за тот срок, который у них имеется. Харлин мямлил что-то о скудной казне. Армахог заявил, что такие сведения предоставит только через пару дней, но по его предварительным подсчетам рекрутированных вкупе с регулярщиками не хватит - если, конечно, верны те цифры, которые названы в письме. Тиелиг молчал. Старэгх вообще не понимал, что здесь делает верховный жрец Бога Войны, как бы парадоксально в данной ситуации это ни звучало. Парадоксальность немножко уменьшалась, если вспомнить о прежнем отношении Талигхилла к Богам и их служителям. Правда, последнее время Тиелиг часто играл вместе с Пресветлым в махтас... Интересно, почему выбор принца (правителя!) пал именно на верховного жреца Ув-Дайгрэйса? И насколько стремился к этому сам жрец? Армахог рассказал о неожиданном появлении Шэддаля, и сидевшие за столом заметно оживились. Пресветлый объявил небольшой перерыв, и все задвигали креслами, выбираясь из их мягкого плена. Сам Талигхилл с удовольствием поднялся и прошелся по залу, разминая затекшие ноги. Он приблизился к старэгху и вопросительно посмотрел на него. - Не знаю, - развел руками тот. - Не знаю, Пресветлый, сам мучаюсь в догадках. - Когда их приведут? - Как только помоются и переоденутся. И как только будут в состоянии говорить. Насколько я понимаю, весь путь сюда они проделали пешком. - Из самого Хуминдара? - поразился Талигхилл. - Не знаю, они не говорили об этом. Просто... по ним не скажешь, что последние несколько дней они ели и спали. Пресветлый кивнул и снова заходил по залу, как дикий зверь в клетке. Сколь бы ни была просторна эта клетка, он все равно будет ходить из угла в угол, словно отыскивая выход, словно не веря собственным глазам, свидетельствующим: выхода нет. Войска, которое имелось сейчас у них в наличии, недостаточно. А когда - и если - удастся собрать дополнительное, может быть уже слишком поздно. Наиболее выгодное во всех отношениях место для битвы - ущелье Крина. В нем враг окажется зажат, задержится, пообтреплется. Но это сражение не будет решающим для всего хода войны. Для других же боев может попросту не хватить солдат. И что делать - Талигхилл не знал. Раскрылись двери, в зал вошел один из людей Армахога и сообщил старэгху, что Шэддаль со спутниками готовы ответить на все вопросы. - Пускай войдут, - велел Пресветлый, усаживаясь на свое место. Бывший сотник элитной гвардии Руалнира и два гвардейца - все, что от нее осталось, - вошли и замерли на пороге. - Вы можете совершенно свободно говорить все, что сочтете нужным, сказал Талигхилл. - На этом заседании нет лишних ушей. - Пресветлый, мне сказали, что вы уже знаете о том, что произошло в Хуминдаре, - хриплым голосом вымолвил Шэддаль. - Только в общих чертах. Расскажите подробнее. - Сперва я должен показать вам то, что мы принесли с собой. Только сейчас Армахог заметил, что Шэддаль прижимает к своей впалой груди котомку. Она распространяла резкое зловоние, и кое-кто из сидящих уже уткнулся носом в надушенные платки. Старэгх презрительно хмыкнул, хотя, наверное, не имел права судить этих людей. Все-таки они не знают, что такое война, они с самого рождения жили в домах знатных вельмож и справляли нужду в туалетах, где пахло розами или нарциссами. Шэддаль держал в руках котомку, и на лице бывшего сотника читалось такое нечеловеческое страдание, что впору было подумать: в котомке лежит сердце впалогрудого. Он поставил ее на край стола и открыл. В зале завоняло еще сильнее, а Шэддаль медленно опустил в котомку руку и вытащил оттуда за волосы чью-то голову. Распухшая, начавшая разлагаться, она еще не до конца утратила те черты, которые были свойственны ей при жизни. Армахог, например, сразу узнал острый нос и широкие скулы - нос и скулы Руалнира. Да и чью еще голову стал бы нести Шэддаль столько дней, борясь со зловонием и отвращением?.. - Это... - Сотник вздрогнул. - Это, Пресветлый, то, что оставили от твоего отца братья Хпирны. - Кто они такие, эти братья Хпирны? - спросил Талигхилл, и по голосу принца нельзя было даже подумать, что ему только что показали голову родителя. Но Армахог видел глаза Пресветлого и не обманулся: в них застыла сама смерть. - Это те, кто нынче властвует в Хуминдаре, - объяснил Шэддаль. Он немного успокоился, и голос его уже не так дрожал и хрипел, как раньше. - Они близнецы. - Сколько их? - Так осведомляться можно о количестве воинов во вражеском отряде, а не о правителях. - Двое, Пресветлый. - Хорошо. А теперь расскажите нам о том, что же произошло. Взгляды всех, кто был в зале, буквально впились в Шэддаля. Тот заговорил. /смещение - головокружительное и стремительное, как
Вы читаете Правила игры