потребовал бы, чтобы вас привели.
— Почему? — напрямую спросил Эвинд. — Почему меня?
Ронис усмехнулся:
— Чтобы оценить вас. Чтобы понять раз и навсегда: что должен чувствовать человек, которого называют 'символом Империи'? Каково это, мой субфлагман? Каково это — чувствовать за собой мощь Двенадцати Созвездий… ни одно из которых не является для вас родным?
Парень знал, в какой день об этом спросить…
— Вам действительно нужен мой ответ?
— Да, темные боги преисподней! Да, это то, ради чего я все затеял!.. Но оператор успокоился так же неожиданно, как и взорвался. — Вы не стойте, мой флагман, садитесь, времени у нас немного, но в ногах правды нет.
Буквально переведенная на имперский поговорка родного мира остро резанула Эвинда. Флагман развернул к себе кресло второго оператора и сел. Спинка была перерублена лучом, и Эвинд мог опираться лопатками только о ее косо торчащий обломок. Он заставил себя не думать, что случилось с тем, кто сидел в этом кресле до него.
— Зачем вы убили всех этих людей? — глядя в глаза Ронису, спросил он.
Оператор прикусил губу. Похоже, этот вопрос задел в нем какую-то болезненную струнку.
— Я долго размышлял, потом понял, что другого выбора нет. А вы? Вам ни разу за свою карьеру не приходилось приносить ни в чем не повинных людей в жертву общему успеху операции?
С каждым разом вопросы были жесточе и жесточе,
— А ваша цель стоит таких средств?
— Ответьте сами: стоит ли спасенная спичка миллионов сожженных деревьев?
— Такой загадки я не слышал.
— Загадки?!
— Тогда я не понимаю.
— Вам, мой флагман, и не надо понимать! Вопросы задаю я. И вы мне еще не ответили. Что вы такое, Тот Самый Эвинд? Что там внутри, под Золотой цепью и значками имперского флагмана?
— Вы ждете, что на это можно ответить одним словом?
— Хватит играть со мной в прятки! Времени мало, меня скоро сотрут. Думаете, я не знаю, почему ваши дружки, Стражи Крови, пропустили вас ко мне? Чтобы отвлечь меня, потянуть время и попробовать пробиться сюда. Я не дурак, я знаю, что это им удастся. И мне не нравится, что у вас был с собой 'жучок'! Ронис с яростью глянул на опаленную форму Эвинда.
Флагман старался держать себя в руках и говорить спокойно, несмотря на все вспышки оператора.
— Я пытаюсь понять, зачем вам все это понадобилось, Ронис. В какую игру вы играете? И какую роль в вашей игре вы отвели для меня? Если вы действуете не в своих интересах — это так, вы только что сами сказали, что вас 'сотрут', тогда ради кого?
Оператор напрягся, а затем неожиданно начал смеяться, прикрывая рот рукой:
— А может, я сумасшедший? Просто сумасшедший, помешанный на вас, Тот Самый Эвинд! Думаете, появиться этой мании так трудно? На вашей родной планете про вас создают эпопеи, девочки и мальчики смотрят во все глаза на ваши стереопорт-реты, взрослые и старики гордятся вами, как лучшим и любимым своим сыном! И разве только на Телларе? — будто спохватившись, добавил он. — Во всех союзных Империи мирах!
Но флагман уже догадался, почему черты этого мальчика показались ему знакомыми. Он был похож на Шада Эвинда пятнадцать галалет назад.
— Твое имя ввело меня в заблуждение, — на языке своего мира медленно проговорил командир 'Шквала'. — Ронис. Но ты ведь теллариец?
— У меня фамилия отчима, он с Авеллана, — перебил оператор на имперском. — Ну да, да, мы с вами земляки… И опять-таки суть дела снова упирается в вас. Мой старший брат должен был идти в армию в тот год, когда вы совершили свой первый 'бессмертный подвиг'. Бара отдали Империи — в составе союзной квоты, которая возросла вдвое за счет добровольцев. Я повторил этот путь. Я на десять лет моложе вас… на десять телларийских лет. А вы помните, когда последний раз были дома?
Да, он помнил… ему нельзя тогда было возвращаться. Объятия Теллары оказались слишком крепкими, они едва не задушили его.
За весь свой отпуск Эвинд не видел ничего, кроме восторженной толпы, нельзя было ни сосредоточиться, ни оглядеться, ни хотя бы на миг уединиться. Визиты, собрания, встречи с детьми и взрослыми, где от него ждали каких-то особенных слов, значительных поступков… Дом родителей выкупили, из него сделали музей. На улицу нельзя было выйти без того, чтобы толпы молодежи, и не только молодежи, караулившей у входа в гостиницу, не кинулись ему навстречу. Эвинд честно старался дать этим людям то, чего от него ждали, — он чувствовал, что обязан им за их любовь. Даже когда он понял… Они любят не его. Они любят в нем себя. Им льстит слава, завоеванная в Империи для них; они безумствуют оттого, что подвиг совершил теллариец — какой-то неопределенный, некий теллариец, почти абстрактная фигура. Его соотечественники придумали его заново. Они поклонялись Символу, не задумываясь, совпадает ли истина с легендой, созданной ими для себя.
Именно тогда Эвинд впервые до конца осознал, что значат слова 'Тот Самый' перед его именем, и поклялся больше никогда не возвращаться на Теллару. Но ощущение родины, всякое воспоминание о ней — прежней — вызывало в нем щемящую боль. Если нельзя вернуться, это не значит, что можно перестать тосковать. И перестать любить.
— Вы были дома восемь лет назад! — воскликнул Шад Ронис. — Вы приходили в мою школу. Я помню эту встречу. Формальность, да? Для вас это была просто формальность. Я изучил ваше досье — вы никогда с тех пор не думали вернуться к нам еще раз. И наши послания… Может быть, чтобы отвечать на них, был создан специальный отдел?
— Послания? — переспросил Эвинд. По счастью, ему никогда не приходилось задаваться вопросом, сколько должно быть в корреспонденции Героя предложений, просьб, даже признаний в любви. Капитан 'Шквала' старался ответить тем, кто был достаточно упорен, чтобы добыть его адрес, — но таких находилось немного. Самых верных и преданных Императору, кому позволили связаться с Эвиндом, несмотря на близость того к военным тайнам, на долгое отсутствие многонедельные выходы на боевые задания…
Оператор оценивающе посмотрел на флагмана и вынул из кармана потертый футляр информносителя с какой-то записью. 'Я получил твое письмо, Шад Ронис…' Человек, которому принадлежали эти слова, был он, Шад Эвинд. Но он никогда не отправлял этого сообщения.
— Я никогда не отправлял этого сообщения, Шад.
Юноша покачал головой:
— Теперь это уже не имеет значения… Мне его прислали. И многим другим тоже. И те подали потом рапорта в имперскую армию. А это была ложь, да? Но ложь от вашего имени.
— Шад, мне действительно жаль… — Как плохо эта фраза могла выразить то, что флагман чувствовал на самом деле!
— Нет! — крикнул человек в шлеме и ударил ку лаком по подлокотнику кресла, — Не важно, ложь это или правда! Если ложь — тем более! Вы должны мне! Вы должны тем, кто все эти годы думал там о вас!
Вы должны всему своему миру! Понятно? Вы нам должны!
— Должен?..
Черты оператора застыли.
— Я сказал то, что обязан был сказать. То, что ты обязан запомнить, Эвинд. Хорошо запомнить. И не забывать. Ты. Должен. Всем нам.
Шад Ронис неожиданно захлопнул лицевой щиток шлема, затем быстро протянул руку и забрал у флагмана свою 'святыню'. Расстегнул форму и спрятал футляр во внутренний карман.
Сине-зеленый луч полыхнул вдруг в дальнем конце контрольного отсека, с нестерпимым громом и тяжким ударом разодранного на части воздуха раскрылся цветок холодного пламени. Вынырнувшая из пустоты бронированная фигура открыла огонь из наплечного шокера. Черные Шлемы подобрали код
