неизвестный, подосланный Ломбаром. Если я оставлю дела в таком состоянии, то угожу из огня в полымя.
Я попытался придумать что-нибудь практически целесообразное. На ум ничего не приходило, кроме бейсбольной биты, которую следовало бы отвезти Мэдисону.
Требовалось какое-то отчаянное средство.
Охая от боли, я попытался лечь. Охая от боли, я попытался встать.
Пришлось пойти на компромисс. Полулежа в шезлонге, я попытался соображать. Я крайне нуждался в какой-то исключительной идее, еще никогда не приходившей мне в голову.
Прежде чем браться за что-то другое, Хеллера необходимо было сокрушить, сокрушить, сокрушить!
Но как?
Мои, будто остекленевшие, глаза сперва не воспринимали того, на что смотрели. Аппарат слежения был включен. Очевидно, мое внимание привлекли ярко-красные цвета. До боли кричащие краски.
Это была Малышка Корлеоне! Она сидела на черном сиденье только что остановившегося большущего лимузина. На ней было красное платье и красная накидка с пелериной. Лицо же скрывалось за красной вуалью.
Ага, тот самый костюм, о котором она говорила! Я понял, что вижу, как начинаются похороны Гансальмо Сильвы!
Рядом с ней восседал мужчина в черном. Она разговаривала с ним каким-то капризным тоном:
— Верно, верно, синьор Саггецца. Вы были хорошим consigliere (Советник (ит.).). Ну конечно, конечно, у семьи Корлеоне лучшего еще не было. Разумеется, разумеется, я должна последовать вашему совету. Но мне наплевать, что вы там говорите — все равно я поеду на эти похороны!
— Mia capa, я снова умоляю вас. Это неразумно! Только что поступило сообщение. В церкви полно людей Фаустино Наркотичи! Может начаться гангстерская война! — Он видел, что старается даром, и с мольбой глядел — прямо с экрана — на Хеллера!
Ну разумеется, на Хеллера. Не будь там Хеллера, я бы вообще ничего не видел на экране. В голове у меня помутилось от боли, и я не мог как следует сосредоточиться.
Я разглядел Хеллера в зеркале лимузина. Похоже, он надел красный смокинг под алую лыжную куртку с капюшоном и маской от снега. Все красное. Он, должно быть, сидел на откидном сиденье.
Хеллер посмотрел в окошко. Сквозь голые деревья парка виднелась церковь. Лимузин плотным кольцом окружали стоящие к нему спиной люди. В руках они держали автоматы, используемые при подавлении уличных беспорядков. Они обрядились в черные пальто и широкополые шляпы с загнутыми полями. Soldati Корлеоне — боевики, стоявшие начеку в ожидании войны. Они находились в большом напряжении.
Хеллер обернулся. Малышка сидела, насупившись под красной вуалью. Consigliere все еще смотрел с мольбой на Хеллера.
— Госпожа Корлеоне, — обратился к ней Хеллер, — почему бы мне просто не подойти к той церкви и не посмотреть, что там происходит на самом деле? Тогда бы мы знали наверняка, грозит ли нам что-то или нет. Нам не хотелось бы, чтобы вы угодили в самую гущу вооруженной разборки между бандами.
— Они тебя застрелят! — встревожилась вдруг Малышка. — Возьми с собой десять—двенадцать человек.
— Нет, — возразил Хеллер. — Со мной все будет в порядке. Я надену лыжную маску.
Хеллер достал свою богато украшенную «ламу 45», дослал в камеру барабана патрон, поставил револьвер на предохранитель и сунул его в висящую сзади на поясе кобуру. Потом натянул на лицо лыжную маску, приладил ее как следует и стал вылезать из машины. Раздался какой-то звук. Кошачий вопль! Хеллер обернулся.
— А ты сиди здесь, — приказал он.
На другом откидном сиденье восседал знакомый мне кот. Был он в красной кожаной сбруе и в красном ошейнике с медными шипами. Он хотел было последовать за Хеллером, но теперь вернулся на прежнее место и сидел прямо, насторожившись.
Я тоже сел прямо! Ко мне вдруг вернулась надежда. Если Хеллер сунется к молодчикам Фаустино, его и в самом деле могут пристрелить. Но у меня не было трафарета, поэтому убийство его исключалось. Вот если бы прелестная рана, которая болела и мучила и надолго уложила бы его в больницу, — это было бы просто замечательно!
И шансов тут было предостаточно! Представьте только: идет в разведку в красном смокинге и алой лыжной куртке, которая прямо-таки пылает! Примерно так же незаметен, как взрыв бомбы! Ну что за идиот!
Он прошел сквозь заслон из людей Корлеоне и направился прямо к церкви. В сущности это был небольшой собор. Надпись на нем гласила: «Богородицы Милосердного Мира». Они, наверное, находились где-то в нижнем Манхэттене.
У собора стояло только несколько пустых лимузинов.
Хеллер обвел взглядом здание. Готические арки по обеим сторонам массивных дверей возносились на значительную высоту. Он вошел внутрь. Алтари сверкали позолотой, с треском горели многочисленные свечи. Сквозь разноцветные стекла вливался солнечный свет. Людей там не было.
Во всяком случае, живых людей. На подставке стоял открытый гроб. Хеллер не пошел по проходу между рядами кресел к гробу.
Из боковой комнаты рядом с главным входом слышались голоса. Хеллер на цыпочках подошел к двери и заглянул внутрь. Там, по сравнению с главной частью собора, было светло благодаря диагонально застекленным окнам.
Народу туда набилось под завязку!
На всех — черные пальто и широкополые шляпы с загнутыми полями. У многих в руках автоматы. Все смотрели на человека, стоявшего на возвышении.
Разза Лузеини! Consigliere Фаустино Наркотичи по прозвищу Петля! Я хорошо его помнил по прошлым контактам в Турции, связанным с наркотиками. Он также являлся тем человеком, который навел на Хеллера в первый раз, у Говарда Джонсона на заставе, где взимали плату за проезд в Нью-Джерси. Он бы наверняка узнал Хеллера! Превосходно! Хорошая рана, которая надолго уложит Хеллера в постель, — как раз то, что мне нужно!
Лузеини выглядел злым и расстроенным.
— Но послушайте, мужики, — увещевал собравшихся Разза, — вы, кажется, не понимаете. Гансальмо Сильву убили, когда он выполнял семейное поручение. Мы должны похоронить его со всеми почестями.
Из толпы кто-то подал голос:
— Наша семья этой осенью потеряла девятнадцать отличных ребят. Это больше, чем во многих гангстерских войнах. Всю осень мы только и знали, что устраивали похороны членам нашей семьи. Но Сильва для нас вовсе не потеря. У нас есть дела и поважней!
Остальные одобрительно загудели.
Разза глянул на них с осуждением и оскалился:
— Сильва был героем! Ведь ради нас он прикончил Святошу Джо! Вы должны проявить уважение! Чего бы вам хотелось: чтобы вас шлепнули и никто бы не проявил к вам уважения? Так, что ли?
Еще один голос. Его подал священник в сутане, стоявший совсем недалеко от Хеллера. Наверное, ему и предстояло совершить богослужение.
— Можно мне сказать слово?
— Валяйте, отец Миронос, — кивнул Разза. — Может, хоть вы сумеете образумить этих тупиц!
— Дети мои, — начал отец Миронос, — мы находимся здесь в присутствии покойника. Печально мне видеть, как вы ссоритесь в этом священном месте. Мне нужно восемь человек, чтобы поддерживать край погребального покрова, и было бы приятно, если бы кто-то вызвался сам.
К священнику обратился гангстер с очень злобной физиономией:
— Святой отец, я не думаю, что они говорили вам всю правду, которая им известна. Гансальмо
