Я знал, что это штучки ССО. Я знал, что этот материал просто подбросили прессе, чтобы с помощью страха вынудить людей платить налоги. Но, несмотря на все эти знания, я ощутил ужас!
Я ведь в тот день уже видел опустошение, к которому способна привести служба ССО, поэтому сейчас у меня просто волосы стали дыбом!
Только я закончил читать, как зазвонил телефон.
Слава небесам! Это, должно быть, Ютанк — хочет сообщить мне номер рейса. Я снял трубку.
Грубый хрипловатый голос:
— Инксвитч?
Я так встревожился, что отвечал:
— Да, Инксвитч.
— Хорошо. Это отдел налоговых преступлений ГНС Нью-Йорка. Обычная проверка — хотим удостовериться, что вы дома. — Трубку повесили.
Волосы у меня теперь не просто стояли дыбом, они потрескивали!
Эге, нужно сматываться! Три года в федеральной тюрьме, с гомиками, пострашнее, чем мисс Щипли! Тут уж и операции на мозге будешь рад — только бы не это!
Я запер свои чемоданы. И тут заметил, что забыл одеться. Сил уже не было все распаковывать. В мусорной корзине лежал костюм, который я надевал, когда в последний раз наведывался к мисс Щипли. С отчаянным усилием я натянул его на себя.
И вдруг как чихну!
От него так и разило красным перцем, соусом «Табаско» и горчицей!
Времени совсем не оставалось. Приходилось цепляться за ту ниточку, что была у меня в руках. Ютанк говорила о четырехчасовом самолете, нужно было мчаться в аэропорт.
Я позвонил вниз и попросил прислать мне коридорного и тележку, а также вызвать такси. Дело могло оказаться очень серьезным. Полиция всегда удостоверяется в вашем пребывании на месте, прежде чем крушить ваше жилье стенобитными таранами, а уж от налоговой службы приходилось ждать и кое-чего похуже!
Коридорный загрузил мои вещи в ручную тележку, подкатил ее к двери лифта и стал ожидать, когда поднимется кабина. Он не нажал кнопку вызова, но лифт шел наверх. Должно быть, кто-то поднимался.
Какое-то шестое чувство подсказало мне, что нужно поостеречься. Дверь на лестницу находилась рядом, и я проскользнул в нее, оставив только щелку, к которой и припал.
Прибыла кабина, и дверь лифта открылась. Двое крутейшего вида бугаев вышли в вестибюль пент- хауза. В черных шляпах и серых пальто, с черными усиками! Ну и субчики!
Они обрушили гром ударов на дверь моего номера!
О, спасибо богам за учебу в Аппарате! Я помчался вниз по лестнице, не обращая внимания на боль, причиняемую каждым движением. В бешеном темпе я пролетел все тридцать этажей отеля и ворвался в вестибюль.
Швейцар узнал меня и кивнул, указывая на улицу. Там ожидало такси.
Коридорный с багажом уже прибыл на место, и погрузка чемоданов началась. Медленно, ох, как медленно!
Я не спускал глаз с дверей лифта в вестибюле.
В отчаянии я помахал коридорному десятидолларовой бумажкой.
Он прекратил работу, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая.
Появился управляющий. Я подумал, что он сейчас напомнит о неоплаченном счете. Но вместо этого он пожал мне руки и сказал:
— Поздравляю вас с отъездом, господин Инксвитч. Прошу по возвращении найти себе другой отель. —
Я почувствовал облегчение: значит, Ютанк уже оплатила счет.
Эта задержка едва не оказалась фатальной.
Два здоровых амбала вышли из лифта!
Я прыгнул в такси и закричал: «Международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди!»
Водитель погнал, набирая скорость, а я все смотрел назад.
Я их обставил!
Вскоре мы пробились через скопление машин и нырнули в туннель Куинз Мидтаун. Выскочили наружу и влились в транспортный поток шоссе номер четыреста девяносто пять. Я посмотрел назад. На мгновение перед моим взором мелькнуло здание ООН. Все! Я был на пути к успеху! Какое облегчение!
Хотя… За нами много машин. Серая петляет, догоняя нас! Я плотнее прижался лицом к стеклу, не сводя с нее глаз.
Двое крепких парней!
К тому же они, кажется, узнали меня! Один неистово размахивал рукой, требуя, чтобы мы свернули к обочине и остановились.
Денег у меня было немного, но я подался вперед и крикнул шоферу:
— Оторвешься от той серой машины — получишь двадцать долларов сверх счетчика.
— Пятьдесят, — потребовал таксист.
— Пятьдесят так пятьдесят, — согласился я, и водитель резко прибавил скорость.
Такси сворачивало и, визжа шинами, обгоняло грузовики. Мы отчаянно подрезали сигналящие машины, чьи водители едва успевали нажимать на педали тормозов, чтобы не столкнуться с нами.
Каждый резкий поворот мучительно отдавался в моем истерзанном теле. Боги, рад ли я буду выбраться из Нью-Йорка, если мне это удастся?
Наконец такси вырвалось на Вудхэвен-бульвар, с ревом промчалось по зимнему Форест-парку и затем мимо Кью-Гарденс. Миновав скоростной акведук, визжа шинами и тормозами, такси въехало на территорию аэропорта им. Джона Ф. Кеннеди. Я с беспокойством оглянулся. Они еще могли подъехать. Заплатил таксисту. После этого у меня осталось только восемнадцать долларов!
— Какая авиалиния? — спросил негр-носильщик с тележкой.
— Не знаю, — ответил я.
Он принялся грузить мой багаж на небольшую тележку, разъясняя на страшно корявом языке:
— Ну тогда что ж, можете выбирать. Есть Пан-Америкэн. Есть ТВА — Транснациональные всемирные авиалинии. Но если нужно ТВА, то лучше снова взять такси, потому что здесь — Пан- Америкэн.
Я быстро пораскинул мозгами. Четыре часа. Наверное, каждый час отлетает только один самолет.
— Есть ли рейс на Рим или Лондон или еще куда-нибудь в четыре часа?
— В четыре, кажется, есть один на Рим. Но, если не возражаете, я бы вам посоветовал лететь в Тринидад, когда будет потеплее.
— Рим. Давай к стойке для регистрации.
До отлета самолета оставалось еще очень много времени.
— Инксвитч? — осведомился регистратор. — На это имя у нас ничего не зарезервировано. Я позвоню в центральную…
Но я уже не слушал. Я бросал взгляды назад, на дверь.
Они были там!
Я нервно бросил носильщику три долларовые бумажки: «Присмотри за моим багажом!» — и пустился наутек.
Прорвавшись сквозь группу девочек-скаутов, столкнувшись с дамой, несущей на руках пекинеса, которая сердито оттолкнула меня, я затесался в середину олимпийской лыжной команды.
Это было спасением. Они с такой энергией извергли меня из своей среды, что я, как бейсбольный мяч, врезался в группу священников. Те так переполошились, что мне ничего не оставалось, как продолжать движение, и я влетел в дверь мужского туалета.
Поспешно достав монету, я со страдальческим вздохом облегчения благополучно пристроился в кабинке.
