производству поддельного виски, а виски на Волтаре становится повальным увлечением — оно здорово веселит народ! Я тебе не предлагаю входить со мною в долю — ни в постели вдовушки, ни в деле со спиртным, — а столько пропусков мне нужно потому, что тебя иногда подолгу не бывает рядом.
Это настораживало. Явно настораживало. Теперь-то я знал, что он что-то не договаривает.
— Может, расскажешь поподробней? — спросил я.
— Да расскажу, (…), расскажу, когда ты проштампуешь эти (…) пропуска, — пообещал Больц. — И не проставляй на них даты. На этой части штампа оставь пустое место. Эту малость я подделаю своим собственным.
Судьба вела меня по своей дороге. Я знал, что он ничего не скажет, пока я не завизирую. А для дальнейшего спора с ним у меня просто не хватало сил — уж слишком я был измучен. Я достал удостоверение, оставил место для даты пустым и принялся за работу.
Я сидел и стучал своим удостоверением, сидел и стучал.
Капитан освежился шипучкой, мне же не предложил и глотка. Потом закончил упаковывать походную сумку и стал обряжаться в европейский костюм. А я все стучал и стучал. Имея все эти бумаги, он мог переправить с Земли на своем грузовом судне десяток партий спиртного, по контейнеру зараз.
Наконец я разогнул онемевшую руку и хотел уже было спрятать удостоверение, как Больц, завязывавший ботинки, заметил мое движение и запротестовал:
— Эй, постой-постой. Тут есть еще одна бумажка.
Он стопку за стопкой сгреб со стола проштампованные бланки и запер их в сейф, из которого потом извлек некий документ.
— Вот, подпиши и приложи печать, — сказал он, кладя его на стол.
Я взглянул на бумагу — с виду ужасно официальная. Это настораживало. В ней говорилось:
С удивлением прочитав документ, я сказал:
— Ладно, но что это такое? — Мне здесь чудилась какая-то опасность.
— Ты получишь накладную, только когда подпишешь эту бумагу, и не раньше, — сказал капитан. — И уж поверь, я буду рад, когда сплавлю все это с рук долой!
— Но такой документ я подписать не могу. Я же не знаю, что это такое. Если что-то незаконное, меня ведь могут расстрелять.
— Ну давай, давай, — подгонял он. — Иначе из-за тебя я опоздаю на самолет! Подписывай! Поставь печать! Прежде ты никогда не привередничал!
У него оставалась еще уйма времени. Что за сумасшедшая спешка?
Заметив мою нерешительность, он протянул руку и коснулся края лежавшей передо мной расписки. Ему было трудно взять ее с гладкой поверхности стола своими толстыми короткими пальцами.
— Ладно, — проворчал он. — Я напишу, что ты не захотел принимать груз. Но, по-моему, здесь ты здорово (…) свалял дурака.
Тут в голове у меня зародилась хитрая мысль. Если накладная окажется липовой, я еще могу вытащить свой стенган и пристрелить капитана Больца, а потом забрать расписку. Это будет не очень приятно, но лучшего не придумать.
Я прихлопнул расписку ладонью как раз в тот момент, когда он уже стаскивал ее со стола, и снова пододвинул к себе. Достав ручку, я подписался и приложил удостоверение к бумаге.
Больц забрал листок и, бережно уложив его в сейф, вынул еще один. Хвала небесам, он оставил дверцу сейфа открытой. Это все еще давало мне возможность исполнить задуманный план.
Он подсунул новый листок мне. От одного лишь беглого взгляда на него у меня отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб. Там говорилось следующее:
Меня зашатало. Голова казалась спиральной туманностью, развившей предельное ускорение.
Сработало мое письмо в фирму «Занко»! Я писал им, что они отказали мне в возможности купить золото на те 30 000 кредиток, которыми они меня не подкупили. И они прислали мне золото! Золото!
— Ну как, хочешь забрать его назад? — поинтересовался Больц с какой-то странной усмешкой.
— О боги, конечно, нет! — выкрикнул я.
Весь мир для меня вдруг вывернулся наизнанку. Со дна бездны я вдруг воспарил в небеса.
— Этот груз у вас на борту? — спросил я.
— Глупый вопрос, — отвечал Больц. — Но уж так и быть, сделаю тебе поблажку. Спускайся по этой лестнице.
Приведя меня к хранилищу, он отпер дверь. Там стояли закрепленные на месте ящики.
Я юркнул в помещение, отвинтил крепежные зажимы с верхнего ящика и ахнул.
Изумительная желтизна!
Профессиональным движением я выхватил свой «аппаратный» нож и сделал глубокую царапину на одном слитке.
Чистое, мягкое, мерцающее золото!
Я открыл еще один ящик и еще.
Слитки сверкающего золота! Золота!
По два в каждом ящике.
Слитки, слитки, слитки чистого золота!