Я разражаюсь проклятиями по поводу собственного маразма. Это ж надо так сесть в лужу! Теперь остается только разбрасывать за собой собственные визитные карточки, и ваш добрый приятель Сан- Антонио будет вылитый Мальчик-с-Пальчик - чем он там швырялся, камешками или горошинками? Уж и не помню, да и не в том дело. А вот если Комперу сегодня стукнет в голову заглянуть в свой тайник, то фонарик мой он найдет в два счета. Тут такое начнется! Не-ет, единственный выход - вернуться в погреб и отыскать проклятый фонарь! Прыгаю в джип - и полный вперед! Улицы проскакиваю, как метеор, и до железного занавеса добираюсь в рекордное время. Второпях едва не проскакиваю мимо - фонарей в этой части города кот наплакал. Впрочем, некоторые все-таки горят, от чего ночь кажется наполненной кошмарами: кладбищенские кресты сквозь кованую решетку отбрасывают на улицу причудливые тени (обратите внимание: даже в такой ответственный момент я не могу обойтись без поэтического образа). Вновь извлекаю из кармана свой 'сезам', и, как и следовало ожидать, через пару секунд занавес открывается. Тут же снова кляну себя за неосторожность: впопыхах забыл даже осмотреться. Определенно, пора вместо джипа заказывать себе кресло на колесиках: это уже даже не дилетантство, а полная деградация. Ну да вроде все спокойно. Вот уж истинно: дуракам везет. Зажигаю спичку и осматриваюсь: может, фонарь где- нибудь поблизости? Увы, его нет. На ощупь влезаю в сарай, добираюсь до псевдовесов, открываю трап и, считая ступеньки, осторожно спускаюсь вниз. Вот последняя. Однако при следующем шаге нога моя вместо пола наступает на что-то мягкое. Снова зажигаю спичку и в ее пляшущем свете вижу тело человека. Рядом - мой фонарь. Значит, кто-то все же решил сюда наведаться. Включаю фонарь. Вот мы и встретились второй раз с месье Компе-ром. Кто же это его так невежливо? Труп еще теплый, из раны в затылке течет кровь. Стало быть, ситуация осложнилась. Что-то в банде не слава богу. Не торопясь поднимаюсь по лестнице, раздумывая, могли ли соседи что-нибудь услышать? По идее, в таком тихом квартале кто-нибудь мог обратить внимание на звук выстрела... Прежде чем покинуть помещение, закрываю за собой трап, и тут мое внимание привлекает деталь, которую я в прошлый раз не заметил. От псевдовесов отходит тонкий электрический шнур. Он проложен в щели, выдолбленной в полу, и заметить его практически невозможно, если у вас не орлиный взгляд. Но это как раз мой случай, о чем создатели данного чуда техники, конечно, не догадывались. Шнур пропадает в стене, и мне чертовски интересно проверить, куда он меня приведет. Это след, да еще какой! Держу пари: предо мной не что иное, как сигнализация, призванная предупредить кого надо, что в тайник лезут без приглашения. Вот только кого надо? Компера, надо полагать? Все-таки гараж принадлежит ему. Стало быть', он знал, что у него побывали визитеры. Выбираюсь из сарая и осматриваюсь. Ближайшее строение - низенький одноэтажный домишко справа. Иду к нему и звоню. Молчание. Мне не привыкать -жду. Минуту спустя различаю звук шагов. Открывает парнишка, низенький и тощий, как жокей. Руки его болтаются едва ли не ниже колен, а выражение лица- как у человека, который месяц назад продал вам тонну гнилой редиски и вдруг обнаруживает, что вы сидите напротив него в автобусе. Смотрит так, будто мы давно знакомы и меньше всего он ожидал увидеть здесь именно меня. Чего это он? - Ба!- восклицаю я, всмотревшись попристальнее.- Старина Три Гроша! Конечно, я его знаю. Маленький бродяжка с Монмартра. Деловым стал в том возрасте, когда его сверстники еще читали неприличные журналы и ухаживали за подругами своих матерей. Торговал кокаином, потом пустился в спекуляцию оружием, но все по мелочи. За это и получил свое прозвище. Ну и еще за рост. Помню, однажды при задержании мне пришлось его слегка пристукнуть, чтобы не дергался. Он мычал, как теленок - при его субтильности это лишь усиливало впечатление, что я ударил ребенка. И вот он стоит в дверях - бледный, взволнованный, кадык ходит ходуном. Не сомневаюсь: он предпочел бы увидеть жандарма, ростовщика или даже своего исповедника, только не блистательного комиссара Сан-Антонио. Я вталкиваю его внутрь, вхожу сам и каблуком захлопываю дверь. Оказываюсь в узенькой прихожей, провонявшей прокисшим супом. Направо сквозь открытую дверь вижу комнату, которая, судя по всему, служит одновременно спальней, кухней, гостиной, столовой, а при случае и борделем. В ней воняет табачным пеплом, шлепанцами, кислятиной и прогорклым салом. - Тут и живешь?- интересуюсь я. Три Гроша немного приходит в себя. - Чем обязан вашему визиту?- осведомляется он, силясь улыбнуться. Без особого, впрочем, успеха. Так, наверное, улыбается человек, когда ему вскрывают живот. -Догадайся,- предлагаю я. У этих парней обычно такая биография, что простенький вопрос вроде этого производит в их мозгах полный кавардак. - Я... я не знаю...- бормочет он, багровея, как пылающая головешка.Положа руку на сердце, господин комиссар,- моя совесть чиста. Ей-богу! - Ну прямо маленький святой Жан,- ухмыляюсь я, усаживаясь в кресло, которое жалобно стонет под моим весом. Так ты, стало быть, решил лионцем заделаться? Не больно-то шикарный городишко, не находишь? Да еще местечко выбрал - сплошное веселье. Особенно это кладбище напротив... По парижской суете не тоскуешь? Он напряженно улыбается, ожидая, что лихорадочно работающие мозги подскажут нужную мысль - я прямо вижу, как они шевелятся. Но напрасно ничего не придумывается. - Так что ты тут поделываешь, Три Гроша? - Я работаю...- лепечет он. - Браво! И в какой же области, если не секрет? - Я коммивояжер. - Что же ты продаешь, сокровище мое? Поделись со старым знакомым. Святые картинки? Или, может, 'томпсон' с укороченным стволом? - Вы ошибаетесь, господин комиссар. Я чист. - Как зовут твоего шефа? Случаем, не Компер? Его кадык застывает, потом медленно опускается, будто он его проглотил. - Что вы... но... я... Чтобы прочистить ему мозги, отвешиваю удар - легкий, но этот слабак тут же валится как сноп. - О, господин комиссар,- бормочет он, поднимаясь на ноги, и глаза его наполняются слезами. - Опять то же самое,- замечаю я.- Стоит прищемить пальчик, и ты уже хнычешь, а? - Что я такого сделал? - А это я тебе с удовольствием объясню, мой ангел. Сделал ты то же самое, что один французский король,- помнится, его звали Филиппом Красивым. Фальшивую монету. Это зрелище стоило бы показать по цветному телевидению. Щеки у парня становятся светло-зеленого цвета и вваливаются, губы белеют. Он съеживается, как котлета в забегаловке. - Я... я... я...- лепечет он. - Не ты один, конечно,- киваю я.- На это ты не способен. Но в деле ты участвуешь, это точно.- Достаю из кармана сотенный билет и читаю текст, напечатанный в нижнем углу:- 'Подделка карается пожизненной каторгой'. Слышишь, малыш? Тут так и написано - 'пожизненной'. Это тебе о чем-нибудь говорит? Похоже, Три Гроша слегка приходит в себя. - Не знаю, о чем это вы,- упрямо заявляет он. Раздумываю, не стукнуть ли его еще разок, но по здравом размышлении отказываюсь от этой мысли. Что с него возьмешь? Разревется, вот и все дела. Терпеть не могу, когда взрослый мужчина плачет. Слезы труса. К тому же историей с фальшивыми деньгами я его и так неплохо пристукнул. Попробуем теперь зайти с другой стороны. - Пожизненная каторга, Три Гроша,- штука, что и говорить, невеселая. Но есть кое-что и похуже для здоровья. Гильотина, например. Как считаешь? - А никак. Вы же знаете, господин комиссар, я в мокрые дела не лезу. Знаю, конечно. Я ведь уже говорил вам: Три Гроша - всего лишь шестерка. Ничего не поделаешь: есть люди, которые покупают 'роллс-ройсы', и люди, которые их обслуживают. Но это между нами. Пока что я разыгрываю наивность. - Понятия не имею, малыш. Точнее, знаю, что твой Компер сыграл в ящик. Аккурат в той хибаре, что рядом с твоей. Такая, понимаешь, неприятность: ему пуля в чердак залетела. Три Гроша подскакивает, как карп на сковородке. - Мертв?!- восклицает он. Что исчерпывающе доказывает - для меня, по крайней мере,- о смерти Компера он не знал. - Мертв...- обалдело повторяет он. - Именно,- подтверждаю я.- Причем заметь: погиб он из-за тебя. Сигнализация-то к тебе ведет - скажешь, нет? Я, когда в половине двенадцатого туда полез, ее по нечаянности и включил. Ну а ты, известно: чуть что не так, начинаешь выкручиваться. Тут же предупредил либо Ком-пера, либо кого другого. Я так думаю, что именно кого другого. Этот другой туда заявился, обнаружил, что в тайнике побывали, и уж сам вызвал Компера. Там они и объяснились по-крупному. Я даже догадываюсь, по какому поводу. Из-за того, что шеф твой от большого ума заявил о краже своей машины. Решил таким образом обезопасить себя на случай провала. Остальные, понятно, узнали об этом только сегодня - вот и представили ему счет. Замолкаю, вытирая потный лоб. Великолепный пролетарский пот! Что и говорить, потрудился я на славу. Выкладывал я все это, естественно, для себя, чтобы упорядочить мысли,- не для Трех Грошей же мне было распинаться! Вот уж, действительно, последняя тварь, созданная Господом! Однако информацию в себя всосал, как свинья помои,- интуиция у этого подонка о-го-го! Видели бы вы его после того, как я закончил монолог! Можно было подумать, что к нему подключили вибратор. Надо было ковать железо, пока горячо. - Так что, дорогуша, оставшиеся тебе годы ты проведешь на каторге,заключаю я.- Там и будешь сидеть, пока не растаешь, как килограмм масла, пересекший пешком Сахару. Ноги его не держат - он буквально падает на стул. Настоящая тряпка, человеческий ошметок. Решаю добавить кое-какие детали в нарисованную мной пессимистическую картину. - Ты не волнуйся, Три Гроша, без внимания тебя там не оставят. Я шепну кому надо пару словечек. - Умоляю, господин комиссар, поверьте: я здесь ни при чем. В мои обязанности входили только поездки. - Что за поездки? Куда? Охотнее всего в этот момент я бы запечатал себе пасть собственным кулаком, но было уже поздно. Черт, не
