Его взгляд показался мне безумным. Я смотрел на него и думал, что за изменчивым, как ветер на море, поведением этого человека, нарочито уважительным, а на самом деле пренебрежительным отношением к спутникам по экспедиции, скрывалась железная решимость навязать нам свою волю и любой ценой осуществить задуманную идею. А страшно мне стало потому, что я физически ощутил давящее превосходство его воли, полную свою неспособность что-либо ей противопоставить: ну что может сделать попавшая в водопад щепка? Я говорю о себе, а лучше бы сказать 'мы': на лицах моих товарищей читались такие же мысли.
И хотя нрава голоса я не имел и обязан был оставаться беспристрастным свидетелем, всей душой я склонялся на сторону Корсакова.
Теперь они не отрываясь смотрели друг на друга.
- Законная любознательность, - сказал Корсаков. - Я бы отнесся к ней с полным уважением, если бы не одно обстоятельство.
- Какое же? - мрачно спросил Чернышев. Впервые я увидел его без всякого грима: бескомпромиссный, абсолютно уверенный в себе, с холодным и даже жестоким взглядом.
- Если бы, удовлетворяя ее, вы рисковали только своей жизнью.
Баландин импульсивно сжал рукой мое колено.
Чернышев изменился в лице - хотя, бьюсь об заклад, он ждал именно этих слов.
- Кто еще так думает? - с оскорбительным вызовом спросил он. И, не дожидаясь ответа, буркнул: - Впрочем, это не имеет значения: каждый желающий может покинуть судно.
Кудрейко присвистнул.
- Под зад коленкой?
- Ну зачем так грубо, - поморщился Ерофеев, - нам, может, еще и пообедать дадут.
Корсаков покачал головой.
- Не в вашей компетенции это предлагать, Алексей Архипович, состав экспедиции утверждали не вы.
Воцарилась полная тишина. Чернышев напряженно о чем-то думал, кивал каким-то своим мыслям, а потом с силой ударил ладонью по столу - привычка, которая меня раздражала.
- Вы правы! - воскликнул он. - Приношу свои извинения - переборщил. Но от сорока тонн, простите великодушно, не отступлю. Тридцать у нас уже было, запросто вывернулись, а сорок нужно испытать. Вы же умные люди, поймите, очень нужно!
- Почему вы настаиваете именно на этой цифре? - оторвавшись от протокола, спросил Никита.
- А ты записывай, без тебя спросят! - прикрикнул Чернышев. - Потому, что многие капитаны считают ее критической.
- Ну а вы сами? -- спросил Корсаков.
- Не знаю, у меня сорока тонн еще не было. Но мы докажем - поверьте моей интуиции, докажем! - что при правильном управлении судном оно сохранит остойчивость!
- Допустим, вы, - Корсаков сделал ударение на последнем слове, - это докажете. И что же тогда?
- Тогда, - возбужденно воскликнул Чернышев, - мы победители! Мы будем знать все! Мы пройдем все стадии обледенения, от слабого до критического, по ходу дела испытаем различные средства защиты и первыми - первыми! - познаем, как спасать теряющее остойчивость судно! Черт побери, да как вы не поймете, что это исключительно важно! Я проведу это на практике, вы дадите теоретическое обоснование - да нашей работе цены не будет! Сколько судов ушло под воду только из-за того, что не знали... Эх, - он потряс сжатыми кулаками, - не с того я с вами начал... В печати, Виктор Сергеич, публиковались отрывочные данные, а у меня - помнишь, Паша, я тебе заметки давал? - все собрано, я ведь этой статистикой специально занимаюсь, ну вроде хобби. Хотите, я вам почитаю докладную министру? Там про все главные случаи, вам будет интересно, честное слово! А ты, Никита, чаю нам пока что крепкого завари, брось протокол, я тебе копию записки дам.
Чернышев порывисто встал и вышел из салона.
- Слишком много патетики, - пробормотал Корсаков. - Страсти в научном эксперименте - вредная штука.
- Позвольте с вами не согласиться, - возразил Баландин. - Я имею в виду не данный конкретный случай, а общий принцип.
- До споров ли сейчас? - с упреком сказал Корсаков. - Нам нужно держаться вместе. Как считаете, Митя?
- Насчет патетики? - спросил Ерофеев. - Не знаю, много ее или в самый раз, но мне понравилось.
- И мне, - признался Кудрейко. - Мы, конечно, не моряки, но...
Послышались торопливые шаги - вошел Чернышев со знакомой мне папкой.
- Вот! - Он сел в кресло, перевел дух. - Про многие случаи вы и без меня знаете, здесь подробности интересны, подробности! - Он прокашлялся, развернул папку. - Это - введение, общие слова... начнем отсюда. Никита, сделай пометку - информация из докладной записки на имя министра, выдержки...
И Чернышев, усевшись поудобнее, стал читать:
- Прежде чем перейти к практическим предложениям, считаю целесообразным ознакомить вас с получившими наибольшую известность случаями гибели судов от обледенения.
Зимой 1902/03 года в Северном море шесть немецких рыболовных траулеров 'В. В. Иоганн', 'Балтрут', 'Георг', 'Уранус', 'Ниек' и 'Комендант' в жестокой штормовой обстановке подверглись сильному обледенению, потеряли остойчивость и погибли вместе с экипажами. Зимой 1931 года в Баренцевом мори пропали без вести траулеры 'Осетр', 'Макрель' и 'Союзрыба'. Есть все основания предполагать, что они погибли от обледенения и последующего опрокидывания вверх килем.
О гибели 26 января 1955 года английских рыболовных траулеров 'Лорелла' и 'Родериго' имеется более подробная информация. Оба судна были застигнуты сильным штормом в 90 милях на северо-восток от Исландии. Последние сообщения с траулера 'Лорелла' свидетельствовали о том, что огромные массы льда, скопившиеся на палубе, надстройках, бортах и такелаже, превратили судно в сплошной айсберг. Лед облепил стойки антенн до такой степени, что они стали толще телеграфных столбов. Льдом заполнились спасательные шлюпки, обледенели шлюпбалки - все спасательные средства, таким образом, оказались непригодными к использованию. Траулер потерял способность к управлению, оказался развернутым лагом к волне и перевернулся. Через два часа при таких же обстоятельствах погиб и 'Родериго'. Комиссия, расследовавшая обстоятельства гибели обоих траулеров, пришла к выводу: 'Суда перевернулись и погибли по причине необычайного и непредвиденного совпадения сил: свирепого шторма, высокой волны и потери остойчивости из-за тяжелого обледенения верхних устройств судов'.
9 декабря 1959 года погибло шведское спасательное судно 'Титан', имевшее хорошую остойчивость и приспособленное к плаванию в самых тяжелых условиях. По заключению комиссии капитан 'Титана' недооценил катастрофичности положения и не принял энергичных мер по борьбе с обледенением, а главной ошибкой капитана было то, что он решил выравнивать крен не путем околки льда, а перемещением грузов, что и привело к опрокидыванию судна'.
Здесь Чернышев оторвался от текста, сказал Никите: 'Сделай себе пометку, этот случай очень важный', - и продолжал чтение:
- '25 января 1957 года в результате сильного обледенения опрокинулся и погиб в Гренландском море датский ледорез 'Тернен'.
В январе 1968 года трагически погибли три английских рыболовных траулера: 'Капитан Перидот', 'Росс Кливленд' - у берегов Исландии, и 'Сент Романус' - у берегов Норвегии. Последняя радиограмма с гибнущего траулера: 'Мы гибнем судно опрокидывается передайте нашу любовь женам и семьям'. О событиях трагической ночи рассказал 26-летний помощник капитана 'Росс Кливленда' - второй в истории мореплавания моряк (первым был Анатолий Охрименко с 'Бокситогорска', о нем ниже), спасшийся при опрокидывании судна от обледенения. Вот его рассказ: 'Шторм, бушевавший вторые сутки, к утру перешел в пургу. Так как после этого обледенение резко усилилось, капитан распорядился начать околку. Одновременно мы взяли курс на ближайший фиорд. Когда в 18:30 я поднялся на мостик, ветер достиг силы 10 баллов, а снегопад был таким, что из ходовой рубки не было видно, что творится на баке. Судно, с трудом выгребая на среднем ходу против ветра, медленно продвигалось вглубь фиорда. Однако обледенение все усиливалось. Люди, обессиленные непрерывной околкой льда, уже не могли справиться с нарастающим льдом. Лобовая стенка рубки и некоторые участки поручней были покрыты слоем льда толщиной четыре дюйма. В 18:50 сильным порывом ветра судно накренило на левый борт. Рулевой тщетно пытался переложить руль вправо. На его отчаянный крик к штурвалу бросился еще один человек, но было поздно: траулер лег на левый борт и больше не выпрямился. Тотчас через палубу перекатилась первая волна. Я рванул ручку машинного телеграфа на 'полный вперед', но это ничего не дало. Еще две огромных волны захлестнули судно... Когда, открыв дверь рубки, я попытался пробраться к шлюпке, меня накрыло здоровенной волной и смыло за борт. Соображать снова я начал только тогда, когда почувствовал, что кто- то вытаскивает меня из воды. Волосы и брови настолько обледенели, что через это ледяное забрало я едва различил лица своих спасателей. Это был боцман, одетый в вязаную фуфайку, теплые брюки и сапоги, и юнга в одном белье, он, видимо, только соскочил с койки. Траулер лежал на борту так, что верхушки мачт уже касались воды. Людей на нем не было видно, да если бы они и были, из-за громадного крена им не удалось бы воспользоваться ни шлюпками, ни плотом. Плот же, на котором мы находились, размещался возле дымовой трубы, поэтому он не покрылся льдом, и волны без труда сбросили его, на наше счастье, в море. Вскоре нас отнесло от места гибели судна. Постоянно обдаваемые ледяной волной, я и мои товарищи начали замерзать. Первым перестал двигаться юнга, спасти жизнь боцмана также не удалось'.
- Минутку, Алексей Архипович, - попросил Корсаков. - В свое время мы этот случай разбирали и пришли к выводу: околку они начали слишком поздно. Согласны?
- Еще бы! - воскликнул Чернышев. -
