каша, а на такелаже слабый лед, - бодро сообщил Ерофеев. - Мы с Алесем, пораскинув своим скудным умишком, пришли к выводу: пока продолжается забрызгивание, лед будет образовываться медленно. Запиши крупными буквами, Никита, для вечности.
- Архимеды, - уважительно сказал Никита. - Неужели сами такое придумали?
- Наблюдение верное, - сказал Чернышев. - Только смотря при какой температуре воздуха. Сколько сейчас?
- Минус семь, - доложил Ванчурин.
- Значит, до конца забрызгивания быть на палубе каше, - утвердительно сказал Чернышев, - можно убирать лопатой. А вертикальные конструкции обледенеют быстрее: ветер их обдувает гораздо интенсивнее, чем палубу.
- Вряд ли, Архипыч, останется каша, - усомнился Ванчурин. - К двадцати часам, полагаю, температура понизится до минус двенадцати, ветер работает с норд-веста. Если к тому времени забортная вода не смоет кашу, она превратится в лед.
- Алексей Архипыч, когда, по вашим наблюдениям, лед достигает наибольшей прочности? - спросил Корсаков.
- Часа через три-четыре по окончании забрызгивания.
- А что скажут специалисты? - обратился Корсаков к гидрологам.
- Да, примерно так, - подтвердил Ерофеев. - Когда часть рассола вытекает или вымораживается, температура льда понижается, и он становится более прочным. Истина эта общеизвестна, а практический вывод предлагаю сформулировать таким образом: околку льда, если она не производилась в процессе обледенения, следует произвести сразу же по окончании забрызгивания, иначе потребуется в несколько раз больше усилий.
- И мысль правильная, я сформулирована толково, - кивнул Чернышев. - Если нет возражений, так и запишем. Вот молодцы полярники, недаром про вас в газетах пишут и по высшим нормам кормят - смекалистые ребята, с мозгом. Именно сразу же - в этом весь секрет. Я знавал капитанов, которые не торопились с околкой - чего там, придем в порт, успеем! - а потом лед становился, как камень, хоть отбойным молотком его кроши. Или, того хуже, начинался шторм, и тогда окалываться приходилось в аварийных условиях. Взять того же Васютина, Чернышев скрипнул зубами, - это теперь он большой начальник, учит плавать других несмышленышей, а два года назад возвращался с промысла на 'Алдане' в новогоднюю ночь, обледенел по дороге как сукин сын, а гнать наверх команду пожалел, отец родной: пусть ребятишки отдохнут, сохранят силы поплясать вокруг елочки. А в пяти милях от берега - крен под пятьдесят градусов, елочку побоку, SOS в эфир, и если бы случайный танкер не взял 'Алдан' на буксир...
- А сколько льда он набрал? - спросил Корсаков.
- Никак не меньше тридцати тонн, - припомнил Чернышев, - Но дело не в количестве льда, у него еще и танки были почти пустые - элементарно потерял остойчивость. - Чернышев желчно усмехнулся. - И с тех пор товарищ Васютин настолько поумнел, что истины изрекает, лекции по радио нам, дуракам, читает!
Мы тактично смолчали: с 'Буйного', который маячил на горизонте, час назад пришла радиограмма, рекомендовавшая капитану 'Семена Дежнева' держаться ближе к берегу и при малейшей опасности покидать зону обледенения. Ничего особенного в той радиограмме не было, обычная перестраховка, но Чернышев вышел из себя и долго орал на ни в чем не повинного радиста. Впрочем, все знали, что одно лишь упоминание фамилии Васютина совершенно лишает Чернышева и подобия чувства юмора.
- Как-то увереннее себя чувствуешь, когда спасатель рядом, - простодушно и абсолютно не к месту поделился Баландин. И, увидев наши вытянутые лица, неспешно добавил: - При условии, конечно, что он не будет слишком назойлив, не так ли?
Чернышев великодушно сделал вид, что не слышал этого оскорбительного замечания.
- Ну, с Васютина чего спрашивать, - с непередаваемым пренебрежением произнес он, - удивительно другое: даже настоящие капитаны, такие, к примеру, как Сухотин и Григоркин, и те к обледенению относятся легкомысленно. Вернее, относились - до нашей январской истории в Беринговом море: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Да и японцы, и англичане, и немцы, и шведы все на лед поплевывали: вместо того чтобы потратить сущую чепуху на оснащение экспедиции, забивали публике головы тайнами всяких там треугольников, где нечистая сила корабли в пучину втягивает. Я, конечно, не знаю... - Чернышев еле слышно трижды постучал по столу, - есть эти самые тайны или нет, а то, что от обледенения сотни судов идут на дно, - факт. И только потому, что многие капитаны понятия не имеют, когда и каким образом нужно окалываться или, если позволяет обстановка, выходить из зоны обледенения.
- Чуточку сгущаете краски, - возразил Корсаков. - Лабораторные испытания на моделях в масштабе 1:48 и 1:12 мы все-таки провели. Я не хочу сказать, что нам полностью удалось имитировать процесс обледенения, но теоретические расчеты у нас теперь имеются. А это, Алексей Архипыч, уже кое-что.
- Я имел случай, Виктор Сергеич, выразить свое уважение к вашей плодотворной работе, - с не очень ловко скрытой иронией сказал Чернышев. Уверен, что она исключительно полезна, даже необходима... для написания диссертаций. Но практические выводы, которые вы сделали, вызывают... как бы по-научному, помягче выразиться... А можно по-простому?
- Докторскую, между прочим, я защитил на другую тему. - Корсаков старался сдерживаться. - Прошу говорить конкретно.
- Хорошо, конкретно. Вот мы будем давать рекомендации Морскому регистру. Какое, по вашим расчетам, предельное количество льда может набрать судно, чтобы обеспечить высокую степень безопасности?
- Вы прекрасно помните: два процента от водоизмещения.
-- Значит, на средний рыболовный траулер восемь-девять тонн, - кивнул Чернышев. - Сказать, что получится, если ваша рекомендация войдет в Морской регистр и станет законом? - Чернышев сжал до ниточки губы и выдержал паузу. Добыча рыбы зимой прекратится! Да мы едва в море вышли, а набрали примерно столько - и что, бить во все колокола: спасите наши души?! Знать не знаю, как в бассейне вела себя ваша модель с такой нагрузкой, но рыбак выходит в море не дышать свежим воздухом, а ловить рыбу, и наша задача - научить его бороться со льдом, а не напугать до смерти! Если он наберет восемь тонн и драпанет с промысла, спасибо за это нам скажет только рыба. Ваши аргументы, Виктор Сергеич, я внимательно изучил и отношусь к ним плохо: голая теория. Извините, если обидел.
- Мы собрались не для того, чтобы осыпать друг друга комплиментами, сказал Корсаков. - Расчеты по остойчивости вы тоже подвергаете сомнению?
- Вот уж нет, в этом вопросе вы дока.
- Спасибо, - усмехнулся Корсаков, - приятно сознавать, что кое для чего мы еще годимся. Насчет рекомендаций спорить не буду, проверим их, как говорится, на своих шкурах. Но, памятуя недавнее прошлое, я настаиваю, чтобы начальник экспедиции согласовывал с ее членами свои планы. Надеюсь, мы имеем на это право?
- Само собой, что я, волюнтарист какой-нибудь, - с важностью сказал Чернышев. - Я за коллективное руководство.
- Отлично. - Корсаков пристальнейшим образом смотрел на Чернышева. - Тогда один вопрос: если условия для обледенения останутся стабильными, сколько льда вы намерены набрать?
- А сколько сможем, - благодушно поведал Чернышев и с некоторой мечтательностью добавил: - Хорошо бы побольше, правда, Митя?
- Снег да лед - наш доход, - легко согласился Ерофеев. - Алесь без льда совсем одичал, еле уволок его с палубы.
- Куй железо, пока не украли, - пояснил Кудрейко. - Птаха грозится из пожарных шлангов смыть кашу в море.
- Я ему смою! - пообещал Чернышев. - Значит, сколько сможем, Виктор Сергеич. Я бы хоть сейчас приказал начать околку, да Митя с Алесем обидятся, им замеры нужно сделать, где и сколько нарастает, да Илья Михалыч, опять же, предъявит претензию за непроверенную эмаль... как она называется по-научному, Илья Михалыч?
- Кремний-органический полимер с антикоррозийным подслоем, - с улыбкой подсказал Баландин.
- Обязательно выучу наизусть, - пообещал Чернышев. - Дальше, разве вам неинтересно, Виктор Сергеич, как поведет себя пароход при ледовой нагрузке, скажем, тонн сорок пять? А Никите - все это отобразить на кинопленке? Да и Паша совсем соскучился и скис без материала для статьи о героях-моряках.
- Могу ответить за себя: очень интересно, - сказал Корсаков. - Тем более что я ни разу еще не был свидетелем оверкиля. Точное, его участником.
- Вот видите, - обрадованно подхватил Чернышев, - тогда мы и вовсе единомышленники. Вы верите в шестое чувство, Виктор Сергеич? Между нами, я верю! Недаром что-то мне подсказывало, что рано или поздно мы полностью сойдемся во мнениях. Ну, сорок пять - это я, пожалуй, загнул, а сорок - в самый раз, правда?
- С вами становится трудно разговаривать, - с усилием проговорил Корсаков. - У нас не застолье, Алексей Архипыч, и вы не тамада.
- Сорок тонн, - стерев с лица ненужную улыбку, жестко сказал Чернышев. - Я хочу знать, как будет держаться средний рыболовный траулер при ледовой нагрузке сорок тонн. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
(Продолжение)
Много спустя, когда зароненное Баландиным зерно проросло и я замахнулся на повесть, мне не раз вспоминалась эта сцена. Теперь, по прошествии времени и после всего, что случилось, она не кажется столь значительной, но тогда я сидел не за письменным столом в своей квартире, а раскачивался вместе с креслом, и глаза мои смотрели не на двор, где за Монахом гнался какой-то тип с палкой, а на угрюмо волнующееся за иллюминатором море. Одно дело - быть истолкователем событий, и совсем другое - их участником: совершенно разные ощущения.
Вспоминаю, тогда меня вдруг пронзила мысль, что капитан Чернышев одержимый навязчивой идеей фанатик, и мне на миг стало страшно.
