хотел одеться, чтобы выбраться на палубу, как по трансляции послышался голос Лыкова: 'Крюкова просят зайти в каюту капитана'.
Бывает, что неделями никаких событий не происходит и никому ты не нужен, тоскуешь, места себе не находишь, и, вдруг события прут навалом, и всем до тебя есть дело, и рвут тебя на части, ничего ты не успеваешь и сожалеешь только о том, что в сутках двадцать четыре часа, а не сорок восемь.
С той самой минуты так со мной и происходило на 'Семене Дежневе'.
Чернышев сидел в кресле чрезвычайно довольный - таким я не видывал его недели две, никак не меньше. Мне даже показалось, что он еле удерживается, чтоб не пуститься в пляс: притопывает ногой, потирает руки - вот тебе и 'сглазили Алешу, порчу вывели', как только вчера жаловалась Баландину Любовь Григорьевна.
- Садись, Паша, - с крайним дружелюбием поглядывая на меня, предложил он. - Пей чай, кури. Совсем забыл капитана, хоть бы проведал, здоровьем поинтересовался. Где пропадал?
- Отсыпался. Очень хорошо в нашем плавании спится, как в санатории.
- Ну, буквально мои слова! - восторженно подхватил Чернышев, - Я тебе по секрету, Паша, как другу: отпуска не надо! Только чур: в газете об этом ни гугу, а то из моего парохода и впрямь плавучий санаторий сделают. Может, оно и правильно, да ведь оклады понизят, оклады!
- Увертюра окончена? Переходим к содержанию первого действия.
- Последнего, - поправил Чернышев. - Потому что мой заместитель по науке, человек, мнение которого для меня закон, решил, что к концу февраля пора кончать. Я тут же прикинул на счетах - а я сызмальства, с детского сада, Паша, к арифметике был способами, как дьявол, - что остается двенадцать суток. А там, - он зажмурился от удовольствия, - домой... Паркет натру, ковры на снегу выбью - может, подсобишь, у тебя это здорово получается, а? Каждый вечер с дочками в кино буду ходить... Жизнь, Паша!
- Вы про Марию Васильевну забыли упомянуть, - сказал я.
- Склероз! - Чернышев ударил себя ладонью по лбу. - Мой тебе совет, Паша: ешь большими ложками варенье из черноплодной рябины, очень, не помню от чего, помогает. Разве я не говорил, что утром был на почте и лично беседовал с Марией Васильевной по телефону? Вот, смотри квитанцию... куда-то задевалась, ты на слово поверь, Паша: на рупь шестьдесят пять копеек наговорил! Привет тебе - от обеих. Подруги стали, - он схватился за щеку, - водой не разольешь!
- Архипыч, - устало сказал я, - если вы позвали меня только для того, чтобы передать привет... Честно говоря, нет настроения.
- Чего ж ты сразу не сказал? - огорчился Чернышев. - Хотя нет, как ты вошел, я сразу шепнул самому себе: 'Паша нынче не в духе'. Надоело болтаться в моем корыте?
- Даже подумываю, не пора ли списаться, - признался я.
- Де- ла... - протянул Чернышев. - Материальчик собрал - второй сорт? Не дадут Знака качества?
- Скорее дадут по шапке, - неуклюже сострил я.
- Кто же в этом виноват? - Чернышев изобразил на лице чрезвычайную работу мысли и, озаренный, хлопнул ладонью по колену. - Бьюсь об заклад однообразное, недостаточно калорийное питание! Говорил же я Любе - икры и балыка бери побольше, а она... Неужто не угадал? Ладно. Чернышев виноват?
- В значительной мере.
- Ай-ай, как подвел, - сокрушенно пробормотал Чернышев и вдруг уставился на меня острым взглядом. - А как бы ты поступил на моем месте? Ну?
Я промолчал.
- Боишься оскорбить? - с вызовом, теперь уже без всякого глумления спросил он. - А ты не бойся, если уж сама Маша... одним словом, тебе разрешается. Ну? Разочарован?
- Да.
- Тем, что Чернышев поднял ручки кверху?
- Да.
- А почему, не знаешь?
- Вы не пожелали со мной объясниться.
- Верно, - мрачно подтвердил Чернышева, - не пожелал. А теперь уж все равно скажу. Мне, Паша, до пенсии четырнадцать лет; иной раз приснится, что остался без моря, - ночь ко всем, чертям, я без моря не могу, Паша. Отбери у меня 'Дежнева' - и приходи на капитанское кладбище с большущим букетом, цветов. А Виктор Сергеич Корсаков грозился отобрать!
- Вы имеете в виду ту злосчастную радиограмму?
- От начальника, управления? Ерунда, кого-кого, а Чернышева он в обиду не даст! В тот самый вечер Корсаков имел со мной доверительную беседу. В гости пришел, чай пил, остроумно шутил, про семью свою рассказывал - ну, брата не надо, друг до гробовой доски! И между прочим, вскользь, этак совершенно случайно упомянул, что женат на родной сестре заместителя нашего министра, который что хошь для зятя сделает, любого капитана усадит за самый обшарпанный канцелярский стол - до пенсии бумаги регистрировать. Поверь, Паша, этот усадит - всесильный человек, захочет найти у Чернышева блоху, глазом не успеешь моргнуть, как найдет. Ну, как бы ты повел себя на моем месте? Не знаешь? То-то, сила солому ломит, получил по морде - облизнись и делай вид, что только о таком знаке внимания и мечтал...
- Так вот почему мы стреляем из пушки по воробьям...
- А вот это баранья чушь! - с живостью возразил Чернышев. - Очень важные вещи изучены, рекомендации правильные подготовлены... о том, как быстро надо уходить из зоны обледенения. Опять же Баландину от рыбаков низкий поклон, Ерофееву и Кудрейко... Не говори, много сделано... в пределах земной атмосферы, до космоса - это я, Паша, образно - руки у нас не дотянулись. Закончим экспедицию, благодарности получим, Виктор Сергеич монографию напишет и один экземплярчик - хочешь пари? - с дарственной надписью пришлет. Он теперь во мне души не чает - Виктор Сергеич, уж очень вы, говорит, Алексей Архипыч, умный и покладистый человек. Такие дела, Паша. Значит, надумал уходить?
- Меня тигроловы в тайгу приглашают, - невпопад сказал я.
Чернышев оживился:
- Ты про Лыкова напиши, он у нас крупный специалист по тиграм. Позапрошлым летом поехал на мотоцикле в тайгу, у него в деревне старики живут, и вдруг навстречу тигр - здесь они непуганые, наглые, знают, что заповедник. Антоныч брык в обморок, а тигр подошел, оттащил его в кусты и листьями забросал, сытый был, на завтра полакомиться оставил.
- Брехня, - сказал я.
- Я тоже так думаю, - кивнул Чернышев, - хотя Филя божится, что не брехня. Он следом ехал и очень удивился - мотоцикл валяется, а тут Лыков из кустов выполз, весь в листьях и это... помыться ему очень было необходимо. Так что, Паша, первым делом запасись двумя сменами белья, очень нужная вещь при охоте на тигра.
Мы посмеялись, поговорили о том, о сем; Чернышев зевнул и взглянул на часы. Я встал и с тяжелым сердцем стал прощаться.
- Спасибо за все, Архипыч, пойду укладываться. Списываюсь.
- Да, да, - пробормотал Чернышев, делая вид, что пытается что-то вспомнить. - Тьфу ты, дьявол, забыл, я ведь хотел в ресторан тебя пригласить, столик обеспечен: друг директором работает.
- Сан Саныч? - усмехнулся я.
- Он, - не моргнув глазом, подтвердил Чернышев. - Посидим вчетвером, потравим, кваску медового попьем, а?
- С кем это?
Чернышев широко открыл глаза и дернул себя за нос.
- Как... разве не говорил, что они приехали? Ну, Маша с Инной?
Я вздохнул.
- Зачем?
- Инна будет выступать на судах по приглашению знатных рыбаков тралового флота. И Маша с ней, как эта... компаньонка, бесплатное приложение, тетку у себя поселила за дочками присматривать. Так что брейся, Паша, штаны утюжь и сапоги ваксой надраивай. Хочешь, 'Шипру' дам? А то в ресторан всякую шантрапу не пускают. В девятнадцать ноль-ноль, договорились?
- Жаль, не смогу. - Я по возможности равнодушно зевнул. - Никите обещал вечером в шахматы сгонять.
- Раз обещал, то конечно. - Чернышев изобразил понимание. - Привет-то хоть передать?
- Непременно передайте, -- попросил я, вставая. - Самый теплый, удачи, мол, и счастья.
- Садись. - Чернышев с обычной бесцеремонностью толкнул меня рукой в грудь. - Не строй из себя надутого индюка, Паша, я этого не люблю. Прочисти оба уха и внимай. Двум людям я верю, как самому себе, и один из этих двух Мария Чернышева. Думаешь, моя бесовка только юбки с заманочками шить умеет да лещей на красную нитку ловить? Глаз у нее хороший, нашего брата насквозь видит, человека от хмыря в два счета умеет отличить - и ты ей показался. Ну, понравился, хотя и не пойму, что она в тебе увидела: тощий - штаны падают, грудь цыплячья и глаза телячьи.
- Спасибо, - с чувством сказал я.
- Носи на здоровье. А теперь слушай и каждое слово взвешивай, как ювелир камушки: как, по- твоему, почему Инна Крюкова, у которой этих приглашений вагон и маленькая тележка, именно сюда приезжает, не догадываешься?
Я промолчал.
- Взвесил? - Чернышев снова воткнул в меня пронзительный взгляд. - Слушай дальше: от мужа Инна ушла, уже десять дней как у Марии живет. Так что думай. В твой огород я залез не по своей охоте - приказано высшей инстанцией, понял? Все, можешь идти.
Я поднялся и побрел к двери, в голове у меня гудело.
- Постой! - рявкнул мне в спину Чернышев. - Придешь?
- Приду.
- Тогда вот что...
В каюту быстро, без стука вошел радист Лесота, самый важный и неприступный человек на судне. Он искоса взглянул на меня и сунул Чернышеву листок. Чернышев пробежал его глазами, крякнул, сделал знак Лесоте, и тот вышел.
- Застолье отменяется? - спросил я.
- Очень даже возможно, - пробурчал Чернышев, сбрасывая домашние тапочки и надевая сапоги. - Раньше не мог, петух длинноногий!
- Какого именно петуха вы подразумеваете?
- Да не тебя, Ваську Чеботарева. - Чернышев встал, набросил на плечи куртку. - ПРС 'Байкал' (ПРС - посыльно-разъездное судно) в тридцати милях сильно обледенело, просит указаний.
- А 'Буйный'?
- Еще утром срочно перебросили к Татарскому проливу, там он куда нужнее.
