ЭГИЛ. На следующий день Эрна повела нас в учреждение, занимающееся оформлением приглашений. Там на нас глаза вылупили: 'Как?! Вы уже здесь?! А мы только что визу отправили вашей фрау Щульциг'. В общем, через неделю приехала и моя мама, уже на законном основании.
ЛАРИСА. Италия и Германия - это небо и земля. В Италии летом будто все выгорает, пейзаж какой-то буро-желтый, выцветший. А тут кругом яркая зелень, чистые домики, сады, розы... Похоже на бутафорию, декорацию из сказок братьев Гримм, я как будто на сцену попала. В первый же вечер мы отправились гулять в центр города, там сияющие витрины, все сверкает, радует глаз... В Остии, как только вечер, все жалюзи опускаются, и город словно вымирает...
ЭГИЛ. Первую неделю пришлось ютиться у Эрны Щульциг. Они с Ирен водили нас по всяким официальным инстанциям. Наконец получили статус беженцев. Причем в порядке исключения. Таких, как мы, там вообще никогда не появлялось, и на нас везде смотрели, как на марсиан. Некоторые эмигранты просачивались каким-то образом в Западный Берлин, но он считался вроде другим государством.
ЛАРИСА. Мы не испытывали колебаний в выборе, Америка или Германия. Штаты нас не впечатляли, поскольку прошел слух, что в Нью-Йорке уже образовался 'русский' Брайтон-Бич, где можно прожить без языка и чувствовать себя, как в Союзе. Но нам не хотелось иметь ничего общего с этой эмигрантской братией, от которой мы и в Остии Лидо порядочно нахлебались. В Москве мы общались с порядочными интеллигентными людьми типа Магомаева и Аедоницкого. А в Риме нас надували свои же евреи, какая-то полукриминальная публика.
ЭГИЛ. Я думаю, именно в расчете на эмиграцию в Союзе выпустили на свободу часть уголовников. Они в Италии очень шустро занялись грязным бизнесом: аферы, проституция, обман...
ЛАРИСА. Германия оказалась для нас заповедником, где ничто не напоминало о прошлом.
ЭГИЛ. Вскоре нас поселили в пансионе: одну комнату предоставили маме, другую - нам с Ларисой. И хотя это было временное пристанище, Лариса тут же купила гардины, скатерочку на стол, то есть устроила самый настоящий домашний уют.
В Арбайтерсамт - учреждении по трудоустройству - долго ломали голову, что с нами делать. Я - композитор, Мондрус - певица. Им не нужно ни то ни другое. Отправили нас в Штутгарт. Там, сказали, находится Кюнстлердинст служба по распределению и обеспечению работой представителей артистических профессий. Штутгарт имел для меня особое значение, потому что еще в Латвии я слушал на средних волнах музыкальные передачи из этого города, у них там вещала мощная радиостанция.
ЛАРИСА. Кюнстлердинст оказался солидной конторой: красивое здание, большой зал, много сотрудников. Но тишина, никакой спешки. Создавалось впечатление, что работой там особо никто не обременен. Такого, чтобы к ним откуда-то приезжали чужестранные артисты, у них вообще не случалось. Я подумала: теперь в моей карьере абсолютно все зависит от этих людей.
Нам устроили прослушивание. Помня о советах Эрны Щульциг относительно 'русского репертуара', я выбрала 'Однозвучно гремит колокольчик' и под аккомпанемент Эгила спела в такой особой транскрипции. Это произвело на них впечатление: 'Мы не подозревали, что у вас такой профессиональный уровень. Но вы обратились не по адресу: то, чем мы занимаемся, это мелочевка, вас не удовлетворит. Единственное, что можем сделать,- присвоить квалификацию, которую вы заслуживаете, и это будет учитываться при получении социального пособия. Однако предоставление работы не в нашей компетенции'.
Видя наше разочарование, один сотрудник сказал: 'У меня есть знакомый, очень известный композитор - Петер Томас. Он пишет музыку к фильмам. Мы постараемся разыскать его и дать ваши координаты. Где вы остановились?..' А мы еще пока в подвешенном состоянии.
ЭГИЛ. Моя мама осталась во Фрейбурге, там 'перебиралась' наша история, оформлялись документы... Мы с Ларой поинтересовались, есть ли в Германии такой город, где концентрируются основные артистические силы. Нам объяснили, что в Федеративной Республике все децентрализовано, везде постоянно что-то происходит. Главные культурные центры: Гамбург, Кёльн, Франкфурт и Мюнхен. Мы прикинули по карте: до Гамбурга и Кёльна далековато, во Франкфурт не очень тянет, а вот Мюнхен - это, как говорится, география! Во-первых, Бавария - красивейшая земля Германии. Во-вторых, рядом Австрия и Швейцария. Я знал, что в Мюнхене находилась радиостанция 'Свобода', и лелеял надежду, что, быть может, там удастся найти работу.
Мы не стали дожидаться обещаний Кюнстлердинста, только предупредили их, что отправляемся в Мюнхен. Нам оплатили дорогу и вручили какую-то бумагу для тамошней конторы.
ЛАРИСА. Я запомнила, что мы приехали в Мюнхен 30 сентября 1973 года. Первое впечатление не из приятных: пьяные на вокзале! Они лежали или, проще сказать, валялись, на желтых вентиляционных решетках, через которые откуда-то снизу шло тепло. Мы просто спотыкались о них. Я такого даже в Италии не видела. Называется, выбрали город. Здания вокруг мрачные, серые, кругом темень... У нас ни кола, ни двора, ни адреса. Взяли такси и сказали: 'Отвезите нас в какой-нибудь пансионат'.
Утром отправились искать квартиру. Зашли в Социаламт (все эти организации по соцобеспечению так похожи друг на друга). Там нас снабдили адресами квартирных агентств и выдали на двоих двести марок - это у них называлось 'приветственные деньги'.
ЭГИЛ. Как мы искали квартиру? Я рассматривал карту Мюнхена, купленную в киоске, и ориентировался в основном на зеленые массивы.
ЛАРИСА. Да, это очень важно, потому что Дизика, который остался у мамы, надо было где-то выгуливать, в парке или в лесу.
ЭГИЛ. В агентстве я ткнул пальцем в зеленой пятно на карте: 'Сюда можно?' Они посмотрели картотеку: 'Да, у нас тут есть адрес на Монтгелас-штрассе'. Позже мы поняли, что выбрали квартиру в самом старинном и дорогом районе Богенхаузене, рядом с 'Герцог-парком'. Предложенное жилище оказалось еще не готовым, и первые две недели мы ютились в мансарде, предложенной хозяином дома, архитектором.
ЛАРИСА. О, Эгил, расскажи о нашем первом знакомстве в Мюнхене, с этой парой Гмелл.
ЭГИЛ. Ты права, Лара. Когда мы прибыли в город, там уже отмечали знаменитый 'Октоберфест' - праздник пива, и те пьяные, через которых мы перешагивали на вокзале, это как раз издержки начала празднования.
Наш хозяин, чтобы как-то развлечь нас, пока квартира приводилась в порядок, предложил пригласительные билеты на 'Октоберфест'. Иначе бы и не узнали об этом празднике. Мы пошли...
Огромный парк в центре Мюнхена. Карусели, развлечения, сладкая вата... На лугу множество длинных столов, примерно тысяч на десять человек. Представляешь, размах! За билет каждому полагались литровая кружка пива и половина цыпленка. Посередине поля играют поочередно два духовых оркестра. Особого восторга зрелище у нас не вызвало. Вот если бы Лас-Вегас или 'Мулен Руж', а тут все народное, национальное, речь кругом только немецкая. Публика изрядно навеселе.
Поскольку свободных мест уже нет, мы кое-как примостились у края ближнего стола. И вдруг рядом женщина, видно, с мужем, оба немножко старше нас - обращается ко мне: 'Вы говорите по-русски? А мой муж тоже знает русский, потому что он из Чехословакии, из Богемии'. Сама она говорила по-немецки, но я ее понял. Мы познакомились. Их звали Анни и Вольфган Гмелл. Анни сразу же поведала нам главную байку своей жизни: как она служила связисткой в немецкой армии и как ее отправили работать в Винницу. Все воспоминания молодости у нее связывались непременно с этой Винницей. Сколько лет потом мы с ней ни общались, она всегда находила повод сказать: 'А вот, помню, в Виннице...' Муж у нее тоже был немножко комичен, он все время думал, что правильно говорит по-русски. К искусству Анни и Вольфган не имели никакого отношения. Обыкновенные люди, но очень приветливые и привязанные к музыке. Мы хорошо сдружились и потом часто оставляли на их попечение нашу собачку. А Дизик, как только видел Вольфгана, так сразу опускал хвост. Потому что знал, раз его привезли к Гмеллам, значит оставят здесь, значит, его любимая Лариса куда-то уезжает. Вольфган успокаивал: 'Лариса, вы не волнуйся. Мы с ним хорошо общаемся по-русски. Дизи, Дизи, шукай на гору'. Он полагал, что говорит по-русски. А 'шукай на гору' значит 'беги вверх'.
Гмеллы стали нашими первыми друзьями на чужой земле.
АВТОР. Еще знакомства были?
ЭГИЛ (после некоторого раздумья). 18 ноября 1918 года была провозглашена независимость Латвии, и этот день - самый светлый праздник для латышей. В Советском Союзе он никогда, разумеется, не признавался и вообще был запрещен. В эмиграции же его всегда отмечали. В одном из ресторанов Мюнхена 18 ноября состоялся банкет, где мы впервые, собственно, увидели латышскую эмиграцию. За столами
