- О-о! - я не пытался скрыть своего восхищения.- Вот она, воплощенная мечта Вагнера!
Оставив машину на стоянке, идем мимо лотков, торгующих сувенирами, к остановке 'гужевого транспорта'. Здесь вместе с другими туристами усаживаемся в рыдван и под неспешный цокот пары гнедых битюгов начинаем свой путь наверх, к замку Нойесшванштайн. Чем выше забирается дорога, тем живописнее открывается панорама на Фюссен и его окрестности. Справа возникает новый пейзаж с другим замком - Хоеншвангау, больше похожим на средневековую крепость. Со своими донжонами и скромненькими башенками он возвышался на лесистом холме, разделявшем красивейшие озера - Альпзее и Шванзее.
Если вы, уважаемый читатель, намерены в ближайшем будущем посетить Баварию, то я рекомендую вам ознакомиться внимательно с этой небольшой главой и даже законспектировать что-то, ибо может случиться так, что другой информации вы и не получите. Те же, кто безразличен к историческим достопримечательностям, могут в целях экономии времени переходить к чтению следующей главы, поскольку здесь в плане биографии Мондрус ничего существенного не содержится.
Оба замка - Хоеншвангау и Нойесшванштайн - связаны с именем монарха Людвига II Баварского (1845- 1886), вошедшего в немецкую историю в силу своего странного образа жизни и увлечения замкостроительством прозвищем 'сказочный король'.
Замок Хоеншвангау находился в некотором удалении от нашего маршрута, а время, необходимое нам, как я уяснил из слов Эгила, было рассчитано чуть ли не по минутам: осмотр Нойесшванштайна в строго назначенный час (указывался в билетах), короткий обед и поездка в театр. Поэтому мне так и не удалось посетить Хоеншвангау - резиденцию Гогенштауфенов, где прошли детские годы Людвига II. Но именно там под мощным магнетическим воздействием музыкальных драм Вагнера зародилась у 'сказочного короля' его романтическая страсть к лебедям. После исполнения 'Лоэнгрина' в придворном театре в 1861 году, еще будучи кронпринцем, Людвиг II стал горячим поклонником композитора и его меценатом на всю жизнь. Лорен просветил, что пианино, на котором Рихард Вагнер играл перед молодым королем, все еще находится в одной из комнат замка.
Воодушевленный идеалами абсолютного королевства, глубоко разочарованный в правительственных делах и уставший от политических интриг, Людвиг II удалился подальше от нелюбимого Мюнхена, от светских развлечений, как он сам писал, 'в божественный полумрак горного одиночества'. В мае 1868 года 23-летний король сообщал Рихарду Вагнеру: 'Я намерен заново отстроить старые крепостные стены Хоеншвангау возле ущелья Пеллата, в настоящем стиле старых немецких рыцарских крепостей. Это место одно из прекраснейших, что только можно найти...' Здесь, в баварской глубинке, он и создал свой искусственный рай, населил его своими мечтами и идеалами. Из владельца стройки Людвиг превратился в истинного создателя трех своих сказочных дворцов - Нойесшванштайна, Линдерхофа и Херренкимзее,- спрятанных в самых живописных уголках и соперничавших по красоте с загородными резиденциями французских королей.
Рыдван остановился наконец, и остаток дороги мы прошли пешком.
Нойесшванштайн (Новый лебединый утес) вблизи был так же прекрасен и величав, как и издали, с нижней точки Фюссена; только оттуда он поражал воображение картинностью и удивительной гармонией камня и живой природы, а здесь вызывал восторг близостью взметнувшихся ввысь ажурных белых башен.
- Правда, чудо? - Даже искушенная многими диковинами света Лариса была смущена этим великолепием.
- Спрашиваешь! - откликнулся я, удивив, очевидно, Лорена, чуткого на русский язык, этим сленговым оборотом.
У ворот замка уже томились в ожидании группы туристов, в основном немцев. Но слышалась и английская речь, щелкали аппаратами вездесущие японцы.
В наших билетах значилось точное время и номер турникета, через который надлежало пройти в сам дворец. Оставалось еще полчаса, мы фотографировались на фоне ландшафта и стен замка. Снимал Лорен и меня с Ларисой. Мы позировали, прильнув друг к другу, как давние, но не утолившие жажду любовники, и я ловил себя на мысли, что все равно хочу, улучив минутку, спросить у нее, помнит ли она хотя бы Киев и ресторан 'Охотник'. Потом любовались отрогами Альп и панорамой баварского плоскогорья с его полями, холмами и перелесками. В голубом мареве я разглядел вдали озеро с каким-то оригинальным строением на противоположном от нас берегу.
- Эгил, что это такое?
- Это, Борис, как раз тот театр, где нам покажут представление про Людвига II.
- Сколько к нему добираться?
- Полчаса, не больше.
- А почему так далеко? Не могли поближе к замку построить?
- Наверное, только там разрешили. Тут кругом заповедная зона.
На табло над входом вспыхнули новые номера, и мы вместе с прочей заждавшейся публикой двинулись внутрь замка.
Мой рассказ не претендует на замену путеводителя, который мы, кстати, не купили. Да и экскурсовод нас не сопровождал, поскольку мы прибыли как 'дикари'. Тут же все носит организованный характер. Поэтому мои впечатления складывались больше из зрительно-чувственного восприятия, а не основывались на какой-то информационной базе. Правда, изредка мы 'цеплялись' к разным группам, обгонявшим нас, тогда Эгил прислушивался к экскурсоводам и конспективно что-то переводил мне: 'Замок строился 17 лет...', 'здесь Людвиг прожил всего 172 дня...', 'люстра в форме византийской короны, из позолоченной меди, несет 96 свечей и весит 18 центнеров...', 'в вестибюле мозаичный пол, изображающий животный и растительный мир, выложен из двух миллионов камушков...'
Обилие золота, дорогих украшений, всевозможных лебедей, отлитых, вылепленных или нарисованных, создавали тягучую, помпезную атмосферу. Мне и без переводчика было ясно, что каждый зал дворца - это вдохновенный гимн операм Вагнера. Большой зал, как я понял, посвящался Лоэнгрину, рыцарю с лебедем. Фрески столовой иллюстрировали легенду о Тангейзере, росписи в спальне славили Тристана и Изольду. Антураж тронного зала вызывал в памяти вагнеровский сюжет о Парсифале и рыцарях Грааля. Зал миннезингеров, где при жизни владельца замка так и не состоялось ни одного выступления, навевал ассоциации с песенным залом тюрингского Вартбурга. Того самого Вартбурга, с башни которого Шварц вглядывался в очертания Германии по ту сторону границы.
С галереи открывался потрясающий по красоте вид на аквамариновое озеро Альпзее и лесистые Фюссенские горы. Кучевые облака, периодически закрывавшие солнце, меняли освещение, и краски пейзажа то меркли, то вдруг наливались свежестью и яркостью колорита. Прямо хоть бери палитру и пиши, не умея рисовать. Бог поможет!..
Выйдя из замка с другой стороны, мы увидели подвесной мост, переброшенный через ущелье Пеллат. Натянутый на высоте почти ста метров над бушующим сорокапятиметровым водопадом, он вызывал ощущение некоего экзотического действа, происходящего вокруг Нового лебединого утеса.
Прогулка по мосту - занятие не для слабонервных. Я понимаю, что в плане безопасности ничего страшного, сопряженного с риском нет. Пройти туда-сюда, вроде, пустяк - вон японцы уже на той стороне, на пятачке, смеются, позируют; но один лишь взгляд вниз, в эту клокочущую бездну, пробуждал во мне первобытный животный страх. Я отважился добраться только до середины моста, где все дрожало и скрипело под порывами ветра, а затем 'на полусогнутых' вернулся назад. Рожденный ползать летать не может.
- Сколько ощущений за один раз! - бодро подытожил я свои впечатления.
Шварц расплылся в улыбке (сам он, конечно, никуда не пошел).
- Это мост Святой Марии. По преданию, Людвиг гулял здесь с Вагнером и обещал помогать ему во всем.
Отобедав в местном ресторанчике, на открытом воздухе (мое меню: стакан 'белого' и внушительный 'винер-шницель'), мы, несколько отяжелевшие и разомлевшие на солнце, снова уселись в 'БМВ'.
Хотя со смотровой площадки Нойесшванштайна наш театр отлично просматривался на фоне равнинного ландшафта, мы все же намотали на спидометре порядка двадцати километров, прежде чем добрались до него. Да еще на стоянке размером с футбольное поле пришлось покрутиться, чтобы найти свободное место.
