Губером выпустили первый мой 'зинглер', он позвал нас на обед к себе домой. А у немцев есть такое обиходное выражение: 'Хабен зи хунгер?' ('Имеете ли вы голод?', 'Не голодны ли вы?'). По-русски ведь никогда не говорят: 'Хотите вы есть?', потому что реакция известна заранее: 'Нет, спасибо'. Мы с Эгилом так и ответили: 'Нет, мы не голодны'. Сказали из вежливости - и чуть не остались без обеда. Пристроились за журнальным столиком, получили по стакану аперитива. А хозяева сели за обеденный стол, потом почувствовали, что здесь какой-то казус, стали настойчиво приглашать обедать. У них, оказывается, не принято повторять предложение дважды. Считается неприличным уговаривать человека. Мы отказались для понта, на самом же деле были очень голодны.
- Ну это лингвистические тонкости. А как запись пластинки прошла? Петь, наверное, труднее, чем говорить, особенно на немецком?
- Я уже говорила тебе, что, как обезьянка, схватываю все на лету. Гёте-институт, который посещали в основном румыны и поляки, мне мало что дал. Я старалась сама как можно быстрее выучить язык, чтобы никто меня не мог укорить: 'Ага, неинтеллигентный человек!' Я этого очень боялась. Ведь надо было о себе постоянно что-то рассказывать, а запаса слов не хватало. Конечно, я не первая такая. Мирей Матье приехала, выучила только 'гутен таг' - и все захлопали в ладоши. Мы с Эгилом поставили задачу: если хотим интегрироваться в Германии, с языком нужно разобраться быстро. И не тянуть кота за хвост. Здесь, в Мюнхене, на радио 'Свобода' работали годами вполне интеллигентные русские люди, немецкий давался им тяжело, так они махнули рукой, общались на английском.
Эгил всплескивает руками, хлопает себя по колену:
- Вспомнил одну встречу. Как раз в апреле 74-го. Я договорился с Вайрихом, приезжаю к нему в студию и вдруг в глубине зала, у рояля, рядом с нашим продуцентом, вижу, стоит - глазам своим не верю! - Эдди Рознер. Я краем уха слышал, что он тоже эмигрировал и вроде бы находился где-то в Германии. Через Реброва он нашел Вайриха и пытался продать ему или как-то пристроить свои старые шлягеры, еще с польских времен. Когда я появился в студии, он как раз играл Вайриху свою 'Тиху воду'. Вайрих был очень вежлив с ним, они говорили по-немецки не чета нам...
Я забрал Рознера, привез его к нам на Монтгелас-штрассе. Он переживал, судя по всему, нелегкие времена. Во-первых, Эдди Игнатьевича раздражало, что у него, родившегося в Германии и получившего здесь образование, немцы, прежде чем предоставить гражданство, требовали каких-то доказательств, заставляли искать родственников по крови. Он якобы отвечал: 'Сколько вам еврейской крови еще нужно?' В конце концов ему предоставили квартиру, дали положенные льготы, и жил он, быть может, не хуже, чем на Каретном. Но статус никакой. Был известным артистом, стал никем. Это его подавляло. Во-вторых, Рознер переживал, что нигде не мог устроиться на хорошую работу. Денег не хватало. Он нашел какого-то немца, тот писал ему тексты на его старые песни 'Тиха вода', 'Мандолина, гитара и бас'... Я подумал: ну что он опять со своим старым самоваром носится? Он на этих вещах еще в Союзе тридцать лет жил... В общем, был нервным, расстроенным, хватался за любую работу. Угнетало Рознера и то, что двоюродная сестра, жившая, по его словам, в Аргентине, отказалась помочь ему деньгами, а он лелеял мечту выпустить пластинку.
Через год он умер. Как нам рассказывали, чуть ли не в туалете. Получил инфаркт и не вышел из туалета.
- Я слышал, что в Западном Берлине он пытался организовать 'Рашен шоу'. Но стал метрдотелем в ресторане 'Баян'.
- Да-а? Я не знал этого. Для его жены Гали я потом давал свидетельское показание для получения пенсии Рознера, на которую она претендовала как вдова.
- Ну а как ваши дела с Вайрихом?
- В мае Вайрих наконец-то обрадовал нас: 'Гамбург дает зеленый свет. Начинаем работу над большой пластинкой'. Это было уже кое-что. 'Вот видишь, Лара,- говорю я,- в России за десять лет мы так и не выпустили 'гигант', а здесь добились этого всего за год...'
Мало кто помнит, даже из ярых поклонников эстрады, что весной 1974 года на конкурсе Евровидения гран-при завоевала с песней 'Ватерлоо' шведская группа 'АББА'. Собственно, тогда и началась ее популярность, до того об 'АББА', особенно у нас, никто и понятия не имел. И уж совсем, думаю, никому неизвестно, что шведская группа выступала под эгидой 'Полидора'. На раскрутку 'АББА' фирма бросила крупные силы. Риск оправдался. Но при этом 'Полидор' - честь и хвала ему! - не упустил из своего поля зрения и Мондрус. Доверить еще толком неизвестной певице, начинающей в Германии заново свою карьеру, запись 'гиганта' - это, согласимся, аванс большого доверия.
Могла возникнуть серьезная проблема с репертуаром, но этого, слава богу, не случилось. Вайрих предложил сразу несколько текстов, которым нужна была музыка.
Ремарка в сторону. Илья Резник, я слышал, считает себя большим поэтом и очень обижается, когда его называют 'текстовиком'. На Западе же, на который так любят оглядываться наши нынешние песенники, ничего зазорного в кличке 'текстовик' никто не видит. А если соавтор, кроме этого, пишет еще и стихи, то и вовсе прекрасно. Только стихи сейчас и там и здесь мало кто читает.
Однажды Вайрих показал Шварцу листок с новым текстом.
- У меня тут такой каламбурчик получился, даже не пойму, хорошо это или плохо. Послушай:
Ейдер нетте летте
Хетте герне айне нетте
Леттин цюр фрау...
(В переводе звучит так: 'Каждый порядочный латыш хотел бы с удовольствием взять в жены симпатичную латышку...' - Авт.)
Шварц оценил и фонетику 'скороговорного' текста, и заводной ритм, и, главное, содержание - историю, способную вызвать у балтийских немцев ностальгию по прошлому.
- Оригинальная штучка!
- Если тебе нравится, не хочешь ли ты написать к этим стихам музыку?
Шварц никогда бы не осмелился предложить свои услуги: у продуцента, да еще такого, как Вайрих, всегда имелись на подхвате первоклассные композиторы. Аранжировку сварганить еще куда ни шло, но сочинять музыку... Этого, он считал, еще не заслужил. Одно дело писать 'под Запад' в Союзе и совершенно другое - поймать 'органику' другой культуры, придумать мелодию, которую хотя бы немцы считали 'своей'. Но за работу он взялся, не раздумывая.
Автором большинства других песен стал известный в Германии композитор Ганс Блюм. Самым красивым его шлягером на пластинке, по моему мнению, стала песня о девушке, потерявшей вместе с прежней родиной свои любимые цветы, и теперь на чужой земле она начинает новую жизнь и мечтает посадить дикий виноград и дикие розы - 'Вильдер вайн унд вильде розен'.
Обретет популярность в исполнении Мондрус и другая записанная на диске вещь - 'Ин дойнен армен' ('В твоих объятиях').
Аранжировщиком произведений выступил музыкант югославского происхождения Борис Йоич, работавший до того с Удо Юргенсом (наверное, единственный в 60-х годах западногерманский певец, которого знали в СССР; он записал тогда 'Май шери' и стал победителем Евровидения). Вероятно, в целях 'ненавязчивой' пропаганды в дни работы Мондрус над альбомом по всем каналам крутили 'Грикише вайн' ('Греческое вино') в исполнении Юргенса и аранжировке Бориса Йоича.
Символично, что из двенадцати произведений, попавших на первый 'гигант' Мондрус, особая роль выпала именно 'Йедер нетте летте' - песне, написанной Шварцем в форме любимого немцами лендлера ('деревенского вальса'). Именно с этого шлягера началась популярность Мондрус и в самой Германии, и далеко за ее пределами (кроме, разумеется, стран соцлагеря). Впрочем, фамилия певицы была 'Полидором' навечно забыта. Альбом вышел под названием 'Ларисса'.
Очередной промоушн 'Полидор' вел с завидным размахом. Концертные поездки Мондрус и презентации пластинки во всех крупных городах, широкая реклама в печати. В качестве фотографа на этот раз был приглашен Гвидо Мангольд (известный в мире своими снимками обнаженной натуры для 'Плейбоя'). Для пластиночного конверта Ларису в голубом платье засняли на фоне зеленого поля с красными маками. Отпечатали огромное количество автограмных карточек. В прессе появились биографические материалы о Мондрус. 'Ларисса у нас! Выдающийся голос с Востока!' - пестрели заголовки газет и журналов. 'Россия, прощай! Наконец-то я могу петь то, что хочу!..'
Вся Германия узнала непростую историю бывшей советской певицы.
