Москву. Нет, друг не обманывал ее: просто все эти картины были нарисованы пылким мещанским воображением. Добрая женщина знала, что молодые сперва совершат свадебное путешествие, однако была уверена, что вскоре оно приведет их в столицу.
Друг согласился, чтобы я купил билет для новобрачных, но не далее чем до первой крупной станции. Я сам, пользуясь выходным, вызвался проводить их.
Я прошел с влюбленными версту по чистому полю, потом расцеловал их, послушал их благодарственный лепет, подарил Алене золотой крестик: ознаменование ее солнечного крестного пути и одновременно - запас на черные дни. Эта цыганка в душе ушла, ведомая под руку беспорочным мужем, и долго двигались по желтизне полей их маленькие черные точки.
IV
Свадьба и проводы случились в отсутствие Зипунова - на месяц его вызвали в губернию на какие-то курсы. По возвращении его между нами произошла знаменательная беседа.
- Наслышан о ваших подвигах, батюшка! - сказал он мне, и я поразился, как чекисты все более и более начинают походить на старую благодушную полицию, преумножив при этом ее и так немалую жажду крови. - Как вы поймали этого злостного нарушителя пролетарской законности, так сказать... Этого мелкобуржуазного недобитка...
Зипунов остановился, подыскивая другие формулировки подобного плана, но, видимо, не найдя, перешел к следующей мысли:
- Да, я считаю, что разделение на политических и уголовных преступников должно быть категорически оставлено в прошлом! Если ты убийца - значит, буржуй, а если буржуй - значит, бандит...
- Точно, - поддержал разговор я. - Даже Прудон говорил: la propriete c'est le vol...
- Верно, товарищ Датнов. Я распоряжусь, чтобы наша газета достойно отметила ваш подвиг. Один на один, как римский гладиатор Спартак... Хотя ведь это ваш долг! Вспомните его слова, - Зипунов показал большим пальцем в сторону портрета Ульянова-Ленина, - сказанные про ваше учреждение: чтобы каждый трудящийся республики знал и понял, что именно в лице прокурора и его заместителей он всегда имеет первого и самого близкого помощника и охранителя его интересов...
Зипунов не отличался хорошей памятью, и я гадал: действительно ли он помнил эту фразу или специально вычитал за минуту до моего прихода?
- Но другой ваш поступок меня удивил!
- Какой?
- Алена... Я осведомлен о вашей роли в этом деле!
Однако, вместо того чтобы в ответ на его грозный вид принять виноватый, я поднял палец кверху и сказал громким победным шепотом:
- Это была жертва...
Зипунов осекся.
- Какая еще... жертва?
- Вы слышали о человеке, который увез ее?
- Жалко, что в тот момент я отсутствовал...
Зипунов напомнил мне в этот момент рассерженного моржа, бьющегося своей клыкастой тушей на льду. Я парировал:
- Не стоит так говорить... Это некоронованный владыка петербургского эзотерического мира, мой бывший учитель. Да, с виду он скромен, как всякий, дерзающий постигать высшее! Теперь он живет в Москве. Вы ведь представляете, что советская власть поставила старую мистику на службу себе, в том числе и на самых верхах?
Зипунов открыл рот, но в то же время подался вперед, выражая агрессию всем своим тяжелым телом. В нем боролись свойства городничего из 'Ревизора' и чувства старого пройдохи, который довольно тонко чует всякий обман. Требовалось окончательно склонить чашу весов в нужную сторону.
- Вы помните декрет Совнаркома о даровании староверам и сектантам освобождения от воинской повинности, подписанный в январе девятнадцатого года?
- Как же, помню! - Мина неудовольствия промелькнула на лице Зипунова.
- Верно. Он принес представителям советской власти немало хлопот, но он был справедлив. Эти люди не служили нам с винтовкой в руках, потому что вместо этого они служили по-другому!
- Но почему же сверху так быстро была спущена установка этот декрет игнорировать?
- Потому что и среди этих мистических по своему происхождению элементов затесалось слишком много обывателей, буржуазии... Поэтому решено было сузить круг.
- Теперь понимаю...
- Так что - увы - наши мессы придется временно прекратить.
Зипунов глубоко вздохнул, дернувшись всем телом. Я был очень рад: после того как оформилась моя новая идея, эти карикатурные обряды начали мне основательно надоедать. Конечно, с их помощью я мог бы продолжать наблюдение за психологией нового типа людей-нелюдей, волею истории вышвырнутых на поверхность. Но, хотя я и понимал ценность подобного вида наблюдений, они уже не могли пересилить чувство тоски в моей душе.
- Ну а потом?..
- Потом - продолжим. Найдем нового медиума. Может быть, из столиц пришлют в порядке возмещения. Кстати, если вы окажете некоторую помощь семье Алены... Мне кажется, наверху это произведет довольно благоприятное впечатление.
- Это я вам обещаю!
Зипунов, как мне показалось, вложил в свое высказывание всю твердость, которая была у него приготовлена для разговора со мной.
- А теперь вот что, Богдан Степанович... Мой учитель, великий метафизатор, поручил мне довольно важное дело. И я горд, что оно доверено именно мне и нашему городу.
- Всяческая помощь вам будет оказана.
- Я говорю о Керемете, то есть бандите, которого я арестовал. Когда его должны будут отконвоировать к месту прежнего заключения?
- Завтра.
- Мы должны всячески оттянуть этот момент, а по возможности и вообще оставить этого субъекта у нас.
- Но зачем?
- Прежде чем я оглушил его, я успел увидеть его открытые глаза и понял, что это именно тот человек, который нужен мне для сотворения нового обряда.
- Тоже... жертва?
- Да, именно.
- Но почему же вы просто не можете отдать приказ оставить его у нас, если у ваших есть контакты с высшей властью?
Старое подозрение снова почувствовалось в тоне Зипунова, однако я был начеку.
- Вы понимаете, что еще не все рядовые большевики готовы, к сожалению, узнать внутреннюю суть нового учения. Ведь официально пропагандируется полный материализм... И нужно сказать, что не только рядовые члены, но и иные руководители, особенно уездного и губернского уровня, не способны читать между строк...
Зипунов страдальчески нахмурился.
- Конечно же, речь идет не о вас! Помните, какую телеграмму, - спросил я, понизив голос, - вам прислал Лев Давидович?
Действительно, вскоре после воздвижения бронзового Иуды в город пришла благодарственная телеграмма Троцкого, одобрившая 'интересное начинание' энских властей и особенно удачное художественное решение - видимо, Лейбе Бронштейну показали фотографии памятника.
Глаза Зипунова вновь покрылись мечтательной поволокой, и я был отпущен без всяческих подозрений, а также с обещаниями написать письмо в соседний город и добиться, чтобы бывший налетчик теперь числился за нами.
На следующий день я нанес визит в камеру Петра Рафаиловича Керемета. Оказалось, Керемет - это не уголовное прозвище, а вполне законная фамилия. Странно: теперь этот человек отбросил всякую
