- Стоит-то стоит, да как это сделаешь?
- Это пусть будет уж моя забота. Мне эти курчавые смерть как нравятся. Кто она, по-твоему, цыганка или еврейка?
- Не знаю, - улыбнулся Роман. - Только ты, товарищ комкор, шибко не облизывайся. Если не хочешь разговоров наделать, выбрось этих баб из головы.
- За кого ты меня принимаешь? - проворчал Удалов. - Стану я каких-то разговорчиков бояться. Я в монахи не записывался... Ладно, проваливай! Я тут один похожу да подумаю, как сделать, чтобы все было чинно и благородно.
Оставив Удалова, Роман направился вдоль по перрону, гадая, что может предпринять упрямый, не привыкший ни от чего отступаться комкор.
Неподалеку японский офицер разговаривал с Прокопом Носковым, бывшим мунгаловским поселковым атаманом. Аккуратно одетого и всегда подтянутого Прокопа офицер облюбовал за простодушное выражение на круглом мясистом лице, за пышные фельдфебельские усы.
- Какой вы части? Где стоите? - допытывался дотошный и въедливый японец, казавшийся подростком рядом с рослым Прокопом.
- Партизанской части, известно. Стоим сейчас на разъезде, а где завтра будем, про то вилами на воде писано.
- Вилами? На воде? - удивился японец и тут же спросил: - А кто ваш командир?
- Вот наш командир! - обрадовался Прокоп, увидев Романа. - Ты у него и спроси, господин хороший, кто мы и откуда, где стоим, куда собираемся.
Роман подошел, спросил, в чем дело.
- Я беседую с вашим унтер-офицером, - заносчиво сказал офицер.
- Это не унтер, не солдат, а партизан, как и все мы, - ответил Роман, а потом спросил: - Зачем вы пытаетесь выведать военные секреты? Отвечать он не имеет права.
Ни один мускул не дрогнул на скуластом и желтом лице японца. Он оглядел Романа с ног до головы высокомерным взглядом и, не отвечая на вопрос, спросил:
- Вы офицер?
- Никогда им не был.
- Участвовали в войне с Германией?
- Не довелось. Мой год не призывался.
Неожиданно японец протянул ему руку, представился:
- Член японской наблюдательной комиссии капитан Судзуки. С кем имею честь разговаривать?
- С командиром партизанского полка. Фамилия моя Улыбин, - в свою очередь представился Роман.
- А, Улыбин! Очень приятно. Командир Одиннадцатого полка, да? рассыпался в притворно радостной улыбке японец и вдруг спросил: - Вы доброволец или мобилизованный?
- У нас мобилизованных нет, у нас все добровольцы.
- Ага, добровольцы! А есть ли среди вас офицеры русской армии?
- Есть, только очень мало. Всего один офицер полком командует.
- Вы имеете в виду сотника Чугуевского, командира Пятого полка? сразив Романа своей полной осведомленностью, улыбнулся снова Судзуки. - А кто у вас командующий?
- Думаю, это вам и без меня известно, - оборвал его Роман. - Вам уже давно ясно, что мы партизаны. Что же вы одно и то же без конца спрашиваете?
- Хорошо, хорошо... Еще пара вопросов. Вы большевик?
- Нет, я анархист, - соврал Роман.
Судзуки заликовал:
- О! Анархист!.. Это серьезный народ, не правда ли? Черное знамя, бомбы и маузеры, море русской водки, хорошенькие дамы. А самое главное лозунг: анархия - мать порядка, да? Хорошо, очень хорошо!.. А скажите, пожалуйста, где вы живете? У вас нет ни городов, ни казарм, а войска много.
- Где придется, там и живем, - решив окончательно отвязаться от Судзуки, ответил резко и грубо Роман. - Извините, мне некогда...
Он откозырял японцу и ушел.
Только поздно вечером японская делегация убралась с разъезда, вдоволь поработав, пока было светло, самопишущими ручками. Провожавшему их Удалову полковник Камацабура подарил на память свою фотографию и пригласил в будущем, если представится случай, посетить его в Японии, в родовом поместье.
- Там мы будем пить вино, как друзья, будем вспоминать, как джентльмены, минувшие дни и битвы... Где хорошо узнали друг друга, закончил он с лицемерной улыбкой.
Проводив японцев, Удалов сказал Роману:
- Ни черта я, брат, с этими бабами не придумал. Негде тут погулять. Придется это дело пока оставить.
Скоротав на разъезде студеную и не очень веселую ночь победы, партизанские полки двинулись назавтра утром ускоренным маршем на север и запад, в жилые места. На разъезде осталась прибывшая под утро пехота с пушками и пулеметами.
Перед выступлением Роман пошел попрощаться с беженками. Сделал он это, чтобы еще раз повидать Ольгу Сергеевну.
Беженки только что встали. Одни умывались и причесывались, другие растапливали плиту. Было их гораздо меньше, чем накануне, не оказалось ни Ольги Сергеевны, ни курчавой брюнетки Розы.
- Доброе утро! - приветствовал их Роман. - Вот зашел попрощаться, уходим мы с разъезда. А вас будто меньше стало? Где же остальные?
- Как, вы ничего не знаете? - удивилась женщина, рассказавшая ему, кто такая Ольга Сергеевна. - Под утро к нам пришли, разбудили всех и начали проверять документы. Потом одних оставили, других угнали. По-видимому, тех, кто показался наиболее подозрительным, решили отправить на запад в первую очередь. Перхурову, знаете ли, самой первой от нас отделили...
Сразу беженки перестали интересовать Романа. В своем сердце вдруг он ощутил какую-то странную пустоту и скуку. Ради приличия он с минуту поговорил с женщинами, все время размышляя над тем, кто это и зачем куда-то погнал наиболее молодых и красивых беженок. Решил, что сделали это сотрудники Особого отдела корпуса.
- Ну, стало быть, так надо, - сказал он и стал прощаться. - Прощайте, гражданки. Не поминайте, как говорится, лихом. Желаю, чтобы все для вас хорошо кончилось.
- Прощайте! На вас мы не в обиде. Обошлись с нами по-человечески, ответили беженки, и он ушел от них расстроенный и огорченный.
Удалов со своим штабом остался пока на разъезде. Он решил уехать поездом прямо на станцию Борзя, в окрестностях которой должны были разместиться полки его корпуса. Верхом на коне провожал он покидавших разъезд партизан.
Когда ехавший впереди своего полка Роман, отсалютовав Удалову шашкой, проезжал мимо него, тот крикнул:
- Улыбин! Проводишь полк, вернись ко мне!..
Роман вывел полк на дорогу и вернулся. Удалов встретил его с веселым и хитрым смешком, а потом сообщил:
- А я, паря, ловкую штуку с этими бабами отколол. Я их штук двадцать в свой эшелон приказал доставить. Послал моих ребят и наказал им для виду проверить у беженок документы, а потом самых молодых и красивых доставить в соседний с моим вагон. Это я из-за курчавой постарался. В дороге я найду способ познакомиться с ней поближе и показать себя. Жалко, что ты уезжаешь. Мы бы и тебе подходящую нашли и гульнули с ними так, чтобы небу стало жарко.
- Ну и ловкач! - позавидовал Роман. - Не мог мне раньше сказать. Оставил бы я полк на Матафонова и прокатился бы с вами.
- Ничего, твое от тебя не уйдет. Расквартируешь полк и сразу же лети ко мне в Борзю. Я этих красоток до твоего приезда у себя задержу.
- Только ты, Кузьма, поосторожней с ними.
