- Но если мне этот дом не понравится, я же не смогу отсюда выйти...
- Приятно работать с латышами, - сказал Хаген. - Реакция на юмор у вас боксерская.
- И со многими латышами вы уже успели поработать?
- Вы спрашиваете не просто как журналист, но скорей как цепкий разведчик.
- Разве вы не знаете, что я - шеф латышской разведки?
Хаген рассмеялся:
- Я знаком с шефом латышской разведки, милый Пальма, да и не латышская разведка нас в настоящее время интересует.
- Какая же?
- Этот вопрос вам задаст Гейдрих в Берлине. Лично. Я здесь только провожу предварительный опрос. Так сказать, прелюд в стиле фа-мажор.
Пальма поморщился:
- Никогда не говорите <в стиле фа-мажор>. Вас станут чураться, как верхогляда. Где, кстати, ваш мрачный коллега?
- Он будет работать с вами вечером. Когда я устану.
- Я что-то не очень понимаю: вы меня похитили?
- Похитили.
- И не отпустите?
- Ни в коем случае.
- Но ведь будет скандал, в котором вы не заинтересованы.
- Никакого скандала не будет. Машина-то ваша разбилась... Вот мы вас и похоронили - обезображенного.
- Я забыл ваше имя... Ха... Харен?
- Называйте просто <мой дорогой друг>...
- Хорошо, мой дорогой друг... Разбилась машина британской подданной Мэри-Глорин-Патриции ван Годен Пейдж. Моя машина в полной сохранности. А Мэри Пейдж ждет меня в условленном городе, и, если я там не появлюсь, она будет волноваться вместе с моими друзьями. - Пальма лениво поглядел на сильное лицо Хагена и осторожно притронулся пальцами к марлевой наклейке на лбу. - Так у нас условлено с друзьями...
<Может быть, я зря выложил ему это? - подумал он. - Или нет? Он растерялся. Значит, не зря. Посмотрим, как он будет вертеться дальше. Если я выиграл время, значит, я выиграл себя. А он растерялся. Это точно... А придумал я про Мэри хорошо. Обидно, что мы с ней об этом не сговорились на самом деле>.
...За полчаса перед этим Штирлиц сказал Хагену:
- Приятель, возьмите его в оборот. Пусть он все расскажет про университет, и начните его мотать про Вену. Я в жару не могу работать. Я приеду к вечеру и подменю вас, если устанете. А нет, станем работать вместе. Вдвоем всегда сподручнее. Только чтобы все корректно, ясно?
- Хорошо, штурмбанфюрер.
- Скажите еще, <благодарю, штурмбанфюрер>... Вы что, с ума сошли?! Я ненавижу официальщину в отношениях между товарищами. И вообще стоит этого латыша записать за вами: вы организовали его похищение, вы его доставили сюда. Это ваш первый серьезный иностранец?
- В общем-то да.
- Ну и держите его за собой. Я пошлю рапорт о вашей работе.
- Спасибо... Я, право, не ожидал этого...
- Чего не ожидали?
- Ну... Такой щедрости, что ли...
- Какая там к черту щедрость, Хаген! Во-первых, жара, а во-вторых, вы еще с ним напрыгаетесь - он из крепких, да и, по-моему, Лерст напридумывал, бедняга. Я ведь не очень верил в его версию.
- Я убежден, что в Берлине с ним до конца разберутся.
- Конечно, разберутся. Когда будем отправлять?
- Вы же читали шифровку: там сказано - <в ближайшее время будет переправлен в Берлин>.
- Да, верно. Верно, приятель. Ладно. Я двину в город - отдыхать, а вы с ним начинайте.
- Где вас найти в случае чего?
- А что может случиться? Ничего не может случиться. Ищите меня в отеле или в баре <Кордова>.
С этим Штирлиц и уехал.
Когда Пальма сказал Хагену о своей договоренности с Мэри, тот понял, какую промашку он допустил, начав операцию с захоронением <Пальма, погибшего при автомобильной катастрофе>, - лицо седому старикашке-жулику, мастерски воровавшему из карманов бумажники, изуродовали до полнейшей неузнаваемости, - но совсем забыл про машину латыша, которая стояла в отеле. Хаген, сдав Пальма на попечение своих помощников из охраны, немедленно начал обзванивать отель и бар <Кордову> в надежде найти Штирлица. Но его нигде не было. Штирлиц, естественно, не рассчитывал на звонок Хагена. Он знал честолюбие гауптштурмфюрера. Он был убежден, что Хаген счастлив, оставшись наедине с Яном. Штирлиц никак не мог предположить, что тот станет его разыскивать, - Хаген обожал допросы. Он вел их в провинциальной манере: с большими, многозначительными паузами и зловещими расхаживаниями за спиной арестованного, и Штирлицу было занятно наблюдать несколько мальчишеское самолюбование Хагена. <Видимо, в детстве его здорово лупили приятели, - как-то подумал Штирлиц. - Слабые люди очень дорожат правом стать сильными, которое не завоевано ими, а получено в подарок>.
Как раз потому, что он достаточно хорошо знал Хагена, Штирлиц и решил не обеспечивать себе алиби на случай отсутствия в тех местах, которые он ему назвал перед отъездом в город. Но ни в один из названных адресов он. не поехал. И алиби у него на угу поездку не было.
А ему надо было всегда обеспечивать себе алиби: Максим Исаев лучше других знал, как это трудно - быть все время штурмбанфюрером Штирлицем.
...Командировка Штирлица в Испанию была для него - при том, что он ощущал н е ч т о надвигающееся - неожиданностью. После того как Гитлер ввел свои войска в Рейнскую область, растоптав, таким образом, Версальский договор, и ни Франция, ни Англия не выступили против него, в Германии наметилась определенного рода раздвоенность: министерство иностранных дел, возглавлявшееся старым дипломатом Нейратом, и генеральный штаб, продолжавший считать, что Гитлер служит им, военным, а не они ему, предлагали тактику выжидания. Гитлер, наоборот, вкусив пьянящую сладость первой внешнеполитической победы, подкрепленной силой оружия, закусил удила.
Умение чувствовать - ценное качество разведчика, но еще более ценным его качеством следует считать знание.
Штирлиц еще только начинал по-настоящему свой путь в закордонной разведке Гейдриха; он был, как говорили в имперском управлении безопасности, на <первом этаже>, тогда как кабинет рейхсфюрера помещался на пятом.
Работа в Испании должна была помочь Штирлицу ступить на ту лестницу, которая вела с первого этажа на второй: от о щ у щ е н и я к з н а н и ю.
Центр, получив его шифровку о командировке в Испанию, вменил ему в обязанность заниматься изучением фигуры <сеньора Гулиермо> - под таким именем вместе с Франко работал начальник абвера рейха адмирал Канарис, руководивший агентурной цепью в Испании еще в годы первой мировой войны.
Когда Штирлиц, дав подписку о неразглашении <высшего секрета рейха>, был отправлен в Бургос, он сразу же перешел на <второй этаж>. Здесь, за Пиренеями, он узнал многое из того, что было воистину <высшей тайной рейха>. (Летчики Пунцер и Герст за разглашение того факта, что они сражаются вместе с Франко - написали, дурашки, в письмах домой, - были расстреляны в гестапо <папы> Мюллера без суда и следствия. Тайны, к которым Штирлиц подошел здесь за эти два года, были куда как важней: узнай Гейдрих, куда эти высшие тайны рейха уходят, Штирлица ждали бы пытки перед четвертованием - о расстреле он мог мечтать как об избавлении, благе, милости...)
Постепенно, по крупицам собирая информацию, Штирлиц составил ясную картину взаимоотношений Франко и Гитлера, фалангистов и национал-социалистов; чтобы работать, надо знать все, а н а ч а л о особенно.
