<бесконтрольными> не только художников, но и руководителей
строительств. Это якобы грозит как хищениями, так и <анархией>,
<неуправляемостью>, <возрождением частнособственнических инстинктов>.
Со своей стороны Тихомиров, используя Русанова, подбиравшего
<надежных> художников, готовых довольствоваться малой частью
гонорара, подготовил докладную записку в директорат общества
<Старина>. Он предложил создать объединенный художественный совет,
без рекомендации которого ни один договор на роспись или реставрацию
не может быть заключен. Более того, Тихомиров предложил вменить в
обязанность объединенного художественного совета разрабатывать
тематику росписей, низводя, таким образом, труд художников до уровня
бездумных исполнителей. Докладная записка Тихомирова была проведена
<опросом>, без широкого обсуждения директоратом, не говоря уж о
широкой общественности, выражающей глубокую озабоченность не только
продолжающимся и поныне разрушением исторических памятников
архитектуры, но и тем, как расписываются новостроящиеся объекты. Так
же <в рабочем порядке> председателем объединенного художественного
совета был утвержден доцент Тихомиров.
Нравственный климат директората общества <Старина>, созданный
Тихомировым, не в малой степени способствовал созданию такой
атмосферы, в которой обман коллег, эксплуатация труда художников,
поборы сделались явлением узаконенным.
Ни один творческий человек - известный художник, реставратор,
исследователь - к работе <узкого директората> не подпускался.
<Директорат> паразитировал на патриотических настроениях членов
общества, стараясь придать им шовинистический оттенок.
Из общественного фонда <Старины> Тихомиров уплатил тысячу сто
рублей переводчику Гинзбургу за то, что тот подготовил ему сто
страниц - выдержки из работ, посвященных <венскому периоду> Гитлера,
когда тот старался попасть в Академию живописи, но <по вине еврейских
профессоров не был зачислен на курс>.
Рекрутируя художников, Тихомиров широко пользовался этим
материалом, подчеркивая, что <денежные отчисления с договоров на
роспись и реставрацию необходимы лишь на первом этапе деятельности
<Старины>, чтобы оказывать помощь <национальным кадрам>, которым
намеренно не дают расти представители иной культуры, преследуя свои
корыстные цели, связанные с желанием искоренить традиции нашей
реалистической живописи>.
Когда художник Ежов заметил Тихомирову, что <именно
малоталантливые люди в искусстве более всего упирают на <национальный
момент>, стараясь обвинить в собственной бездарности всех, кого
угодно, но только не себя>, Русанов немедленно лишил его обещанного
ранее заказа на роспись станции техобслуживания автомобилей в
Среднеуральске, сфабриковав обвинение в том, что якобы художник
скрывал родственные связи с Ежовым, расстрелянным в тридцать восьмом
году как враг народа.
Попытка художника обратиться к Чурину результатов не принесла,
Ежов был опозорен как сутяжник и клеветник, в настоящее время
находится на излечении в институте неврологии.
Когда художник Штык занял определенную позицию по делу
Горенкова, вопрос с ним был решен чисто уголовным путем.
Вообще можно сделать вывод, что преступная группа во многом
копировала структуру итальянской мафии. Начиная с того, что Русанов
обещал <покровительство> художникам взамен на передачу ему семидесяти
процентов гонорара, и кончая коррумпированными связями Тихомирова,
выходящими за пределы министерских кабинетов, группа использовала - в
случае экстремальных ситуаций - уголовный элемент. Все это говорит за
то, что мы имеем дело с качественно новой преступной структурой,
подвизающейся в <околокультурном> мире.
Примечательно, что Тихомиров организовал в газетах хвалебные
рецензии на тех, кто состоял с ним в наиболее близких отношениях.
Очевидные посредственности короновались в этих рецензиях <истинными
талантами>. Таким образом, была предпринята попытка создать новую
<плеяду>, что позволяло Русанову требовать повышения гонорарных
ставок за исполнение живописных и реставрационных работ.
Принципы, проповедуемые Тихомировым о необходимости реставрации
памятников отечественной архитектуры, привлекают к нему значительное
количество честных людей; однако именно Тихомиров делал все, чтобы
затруднить реставрационные работы, особенно в том случае, если подряд
получали люди <со стороны>.
Коррумпированные связи Тихомирова, еще далеко не все выявленные,
носили тщательно продуманный конспиративный характер.
Чаще всего он старался действовать опосредованно, не впрямую,
используя весьма уважаемых деятелей из области идеологии и науки.
Тихомиров ни разу не виделся с Чуриным; необходимые контакты
осуществлял Кузинцов.
...В дальнейшем, когда количество <послушных> художников,
работавших по соглашению с Русановым, превысило сорок девять человек,
на <связь> с Чуриным вышел непосредственно Русанов. Это дало
возможность Тихомирову значительно сократить суммы с утвержденных
министерством договоров, выплачивавшиеся ранее Кузинцову.
Поскольку за поддержку заказов в Бухарской, Вышеградской и ряде
других областей местное руководство отказывалось получать
<вознаграждение> деньгами, Тихомиров привлек к деятельности
преступной группы ювелира Завэра и старшего эксперта Румину.
Связь с Завэром он поддерживал через Румину, встречаясь с ней не
дома, а на конференциях, посвященных уральским малахитам или же
калининградскому янтарю.
(После того как Русанов сократил выплату Кузинцову
вознаграждений за посреднические услуги, тот наладил <личную> связь с
Завэром, свел его непосредственно с Чуриным и решил работать
<автономно> от Тихомирова - Русанова, хотя <дружеских отношений> с
ними не прерывал.)
Судимый ранее за мошенничество Завэр (специализировался на
продаже горного хрусталя, который выдавал за бриллианты), работая в
паре с Руминой, скупал драгоценности у <бывших>, выплачивая им
двадцатую часть истинной стоимости.
Румина, выезжавшая по роду работы за границу, реализовывала
наиболее уникальные драгоценности и нелегально провозила в СССР
