Я потерял счет времени, оно исчезло, и возникло впечатление, что нахожусь в палате, обитой плотной звуконепроницаемой ватой. Я не мог даже представить суммы, образовавшийся в результате убойного талантища аутиста. Словом, находился я в состоянии близкому к состоянию буйного помешательства на почве феномена «очевидное-невероятное».
— Анатоль, — нашел в себе силы. — Надо проверить наш счет в «Бумеранге»? Если тебе нетрудно…
— Минуточку, — ответил господин Кожевников. — Сейчас подойду.
Илюша же выглядел весьма неплохо для человека, частично свернувшего выю капиталистической гидре МСБС. Сидел на стуле с опущенными плечами, глядя в одну точку, точно готовя новое наступление на валютную Систему.
— Умница, — похвалил его и, наконец, посмотрел на часы. — Ого, мы с тобой, брат, в борьбе десять часов! Проголодался? Поужинаем в «Метрополе», — пошутил. — Куплю тебе мороженое, какое захочешь, — фамильярничал, не понимая до конца, с каким природным чудом имею дело.
Понял это позже. Понял, черт подери! И хорошо понял, болван болванов! Понял на всю оставшуюся жизнь, оболтай из оболтаев!
— Что тут у вас? — подошел господин Кожевников. — Гонобобелись вы бодренько, — заметил. — Какая пароль в «Бумеранге» твоем-то?
— «Мая», — потупил взор.
— Лучше не придумать, — опытный трейдер ударил пальцами по клавиатуре. — Посмотрим, сколько нарубили «капусты»?
На экране высветилась классическая таблица, переполненная цифрами. Известно, цифры — мое слабое место, да и устал донельзя, и поэтому, опустив голову, как на плаху, ждал приговора.
И, ожидая его, пялился на свои ботинки — они желтели и напоминали о детстве, когда мы были счастливы, не понимая этого.
Потом услышал над головой всхлип. Именно — хлюпающий всхлип! Что такое? Вздернувшись, увидел Анатолия, который смотрел на экран с лицом человека, выкушавшего банку маринованных поганок. Или мухоморов. Лик трейдера был абсолютно землистым и обострившимся от некоего внутреннего потрясения. Мой коллега ловил воздух ртом, и не мог его поймать, как сачок — бабочку.
— Толя, — удивляюсь, — что с тобой? Не грибочки ли бунтуют? — позволяю своевременную шутку.
Поглядев на меня полоумным и трагикомическим взором, трейдер указывает рукой на экран:
— Сто двадцать одна тысяча, — выдавливает из себя, — пятьсот шестьдесят девять долларов и тридцать пять центов.
— И тридцать пять центов, — задумчиво повторяю я.
— И ещё сто двадцать одна тысяча пятьсот шестьдесят девять долларов, напоминает Анатолий, протирая глаза. — За десять часов. Это не сон? Или сон?
— Сто двадцать одна тысяча! — переспрашиваю и не верю: — Шутишь, негодяй?! Не шути так, убью!
— Какие шутки, — обижается трейдер. — Смотри сам, — указывает на таблицу. — Доллар к доллару! Цент к центу!
— Есть! — ору, выбрасывая руку вверх, как это делают победители олимпийских игр. — Илюха, мы их сделали — хорошо сделали! — Трясу аутиста за безучастные плечи. — Ты гений игры! Мы с тобой!.. Миллион наш будет!..
Естественно, на мое столь возмутительное поведение в серьезном учреждении было обращено внимание. Главный менеджер Попович прискакал, как зеленый кузнечика, ха-ха, взирал на меня, как бык на красную тряпку, ха-ха, а, узнав причину моей неистовой радости, посинел от горя синим морем, ха-ха!
— Дядя Попович, не переживай, — обслюнявил неудачника с физиономией удавленника. — Я тебе куплю чупа-чупсу, чтобы жизнь слаще казалась. — И обратился к коллегам, без должного, надо сказать, энтузиазма реагирующим на мою непритворную радость. — Господа! Всех приглашаю на ужин в «Метрополь»!
— На какие шиши, — прошипел Попович, пытаясь приостановить праздник на моей улице.
— Как это, на какие?! — взвился. — Смотри на экран, чурбанчик! Заработано потом и кровью!
— Их ещё получить, — гнусавил мой недруг, — надо.
Я расхохотался: за свои родные горловину всем перегрызу! Если кто меня не знает, то скоро узнает, это говорю вам я, погранец-поганец! Никто и ничто меня не остановит на нелегком пути к призу в один миллион! Миллион будем — и будем моим! И только моим!
Увлекся, это правда. И вел себя, как пестрый Петрушка на базаре, но ведь не каждый день приваливает такой сказочный фарт! Да, я верил в себя, однако то, что произошло, потрясло меня до самого до основания. Кто из нас не мечтает сцапать жар-птицу за хвост удачи. Все мечтают, да не всякому…
И тут мой пьяный от счастья взгляд упал на Илюшу Шепотинника. Он по-прежнему сидел на стуле — одинокий, убогий, с блуждающей ухмылочкой идиота.
Бог мой, я совсем плох! Ведь это все он — он, мой друг детства! Как мог о нем позабыть, оболтай! Только необыкновенная способность Ильи предугадывать движение валют привело к такой потрясающей нашей виктории.
Винясь, кинулся к аутисту. Не думаю, что он понимал происходящее, но ситуацию постиг я: без Ильи — я никто, точнее, дырка от бублика, о которой он, кстати, намедни лопотал.
— Пойдем, — взял его за руку. — У нас много дел.
Впрочем, дело было всего одно: топать в кассу и обналичить некую сумму, чтобы пристроить пир во весь мир. И что же я узнаю через минуту?
— Касса закрыта-с, — сиропно улыбнулись служивые людишки. — Приходите завтра-с.
Конечно, я не сдержался, виноват. И кто бы сдержался в такой ситуации, когда владеешь несметными богатствами, а в кармане — вошь поет на аркане? Я сказал все, что думаю о порядках в этом валютном вертепе, и потребовал к ответу господина Брувера.
— Или он уже убыл в неизвестном направлении? — бунтовал я. — Как бабки отбирать — все на месте, а как давать…
— Исаак Исаакович ждет вас, — сообщил главный менеджер Попович после того, как я устал вопить, и добавил, что такие вопляки, как я, на бирже долго не задерживаются.
— А ты не пугай нас, басмач, — огрызнулся. — Мы с Илюшей пуганные. И, обняв аутиста за плечи, отправился толковать к исполнительному директору ВБ.
Желание мое сказать все, что я думаю о делах скорбных на бирже, было велико. Огромно оно было, как небо. Однако не хотелось подводить Маю, коя нежданно нам подсобила в неравной битве на валютном поле. И поэтому я решил прикинуться заплатанным валенком, что было совсем нетрудно. То есть перед светлыми симитскими очами господина Брувера предстало два валенка — Илья и я.
— Вас, Слава, можно поздравить, — кажется, Исаак Исаакович был искренен в своих чувствах. — Не каждый день нашим трейдерам удается взять неприятельскую фортецию, — крепко жал наши руки. — Простите, не знаю вашего имени, — обратился к Шепотиннику.
— Ыыы, — ответил тот с радостью полиглота. — Чтобы хорошо было смотреть на жизнь, её игра должна быть сыграна хорошо, но для этого нужны хорошие актеры.
Изречение моего сумасшедшего друга было нельзя как кстати. Жизнь игра, а мы в ней плохонькие актеришки, пытающиеся скрыть свои настоящие намерения. Хотя уж мои желания были, как на ладони.
— Это Илюша, — объяснился я. — Мой брат, — солгал. — Не обращайте внимания, Исаак Исаакович. Он сегодня перетрудился на голову. Трудный денек выдался.
— Но удачный, — захихикал господин Брувер. — Весьма удачный, молодые люди, — взяв со стола лист бумаги, поднес к мелким своим глазам. — Сто двадцать одна тысяча пятьсот шестьдесят девять долларов…
— И тридцать пять центов, — жизнерадостно заржал я.
— И тридцать пять центов, — пожевал губами исполнительный директор, словно кушал мацу.
— А в чем дело, Исаак Исаакович? — насторожился я и посчитал нужным сообщить: мы победили в честной борьбе.
