словно стесняясь нарушить ее, молча шли, думая каждый о своем. Показалась оградка кладбища.
-- Ты смотри, что супостаты эти наделали! -- вскрикнул вдруг Федор, указывая Ермаку на поломанные могильные кресты, валявшиеся меж одиноких могилок, и груды конского навоза на них. -- Это они со зла, что городок не взяли.
-- А если бы взяли? -- Ермак наклонился и стал поднимать вывернутые из земли деревянные кресты, прислонять их к молодым березкам.
-- Тогда бы мы сейчас вот так лежали.
-- Вот именно. Чего на них обижаться. Отомстили как могли. Где могилка отца? Покажи хоть...
-- Да вот она, -- Федор снял шапку, перекрестился на крайний могильный холмик, зеленеющий лесной травой. -- Прости, отец, что не досмотрел, не уберег. Царство тебе небесное...
-- Вечная память... -- Ермак тоже снял шапку, перекрестился.
-- Делать нечего, надо мужиков звать, да в порядок все приводить. Пошли обратно.
-- Пойдем. А мне надобно в другие городки съездить, узнать, как там у них.
-- Ты атаман. Тебе надо доглядывать за всем, -- согласился, тяжело вздыхая, Федор. -- Слушай, я не спрошу все, а где Евдокия с матерью? Ту ведь Аленой звали? Так?
-- Алена, Алена... Она к себе обратно в Устюг подалась, а Дуся... Дуся в монастырь ушла.
-- Как в монастырь? Да что на нее нашло? Она тебя так ждала, а потом в Москву поехала искать. Нашла?
-- Нашла, прожили с ней более года, -- теперь уже тяжелый вздох вырвался из груди атамана, и он чуть поморщился, отгоняя от себя горестные воспоминания, о которых совсем было подзабыл в последнее время.
-- Детей-то не было у вас? -- допытывался все Федор.
-- Нет. Не было. И слава Богу. А может, потому и ушла в монастырь, что дите родить не могла. Не пытай меня о ней. Сам мучаюсь, а это хуже всего, когда ничего сделать не можешь.
-- Это точно... -- и больше до самого городка они не проронили ни слова.
За воротами распрощались, разойдясь в разные стороны. Федор отправился искать мужиков, чтоб идти с ними подправлять кладбище, порушенное сибирцами, а Ермак оседлал своего худенького коня, прихватил пищаль, панцирь и, не сказав никому о своем отъезде, уже вскоре миновал ворота.
После допроса пленных он явственно увидел себя взбирающимся на ханский холм и осторожно пробирающимся к шатру, стоявшему на его вершине. Из шатра доносится храп, и он, достав саблю, рубит крепежный шест, и сплеча рубит, рубит трепещущие внутри тела, не видя даже их лиц, не давая им выбраться наружу. Видение было так сильно, что он долго не мог отогнать его, и лишь задев головой за низко нависшую над тропинкой ветку, обронив шапку, пришел, наконец, в себя.
Он твердо решил поговорить по душам с Иваном Кольцо, которому незримо подчинялась половина пришедших с ним казаков. В Иване была какая-то глубинная удаль и озорство, чем не обладал сам Ермак. Во всех поступках Ивана Кольцо сквозила решительность идти напролом, редкое упрямство и уверенность в себе.
Ермак сам порой удивлялся, почему именно его казаки выбрали атаманом, доверились ему. Может, оттого, что он прошел Ливонскую войну, был награжден царским панцирем, знал Строгановых... А может, из-за чего-то другого, неведомого ему. Иван Кольцо больше подходил на атаманскую должность, был проще в обращении с рядовыми казаками и мало чем от них отличался. Он был своим для них, таким же как они. Про Ермака мало кто знал, откуда он появился в казачьих станицах, кем был ранее, где жил. Правда, редко кто рискнул бы выйти с ним на бой один на один. Но чтоб следовать за атаманом в походе, вверять ему свою жизнь, одной силы мало. Значит, было что-то иное, чего сам не мог увидеть в себе.
Но сейчас Кольцо нужен был ему как единомышленник, от того, что он скажет, зависело многое.
Ермак без труда увидел на возвышенности невысокие стены городка, подъехал, постучался в ворота и, назвавшись, попросил проводить его в дом, где стоял Иван Кольцо.
-- Здоровы будем, -- обратился он к казакам, сидевшим вокруг широкого стола.
-- Садись с нами, атаман. Откушай, что Бог послал.
-- Спасибо. С превеликим удовольствием. Когда поели, то Ермак кивнул Ивану Кольцо, указывая на дверь:
-- Слышь, есаул, нам бы потолковать надобно.
-- Пойдем, -- согласился тот и с хитринкой сверкнул васильковыми глазами, -- поди, хочешь у меня казаков попросить в другую крепость? А? Не угадал?
-- Не угадал, -- покрутил головой Ермак, когда они нашли несколько неошкуренных бревен и уселись на них. -- С другой задумкой я приехал. Только не знаю, с чего и начать...
-- Да начинай, как знаешь. Я понятливый. Пойму, о чем речь. Только говори начистоту, без выкрутас, без балясин разных.
-- Вот чего я тебе скажу: скучно в крепости сидеть, маяться. Не только мне, но и по казакам вижу. Киснут, как капуста в кадушке.
-- Так зачем же мы сюда плыли? Оставались бы в станицах. Там воля. Беги, куда хошь. А тут тайга кругом, не разгуляешься.
-- Слышал про хана Кучума? -- неожиданно спросил его Ермак
-- Как не слыхать, слыхивал. От него и пришли басурмане. Только чего-то мимо нашего городка проскочили и не заметили. Может, шибко спешили?
-- На Чердынь они подались. Сам же хан остался без воинства. Разумеешь?
-- И что с того? Нам какое дело до Кучума? Мы здесь, он там.
--А в гости к нему не хотел бы прогуляться? Поглядеть, как там люди живут. Не бывал, поди, в тех краях.
Кольцо с интересом поглядел на атамана, огладил тонким пальцем усы и снова улыбнулся.
-- Вон ты куда клонишь. Хитер, атаман. А я бы не додумался до такого поворота. Ничего не скажешь, голова.
-- Ты не ответил. Готов прогуляться?
-- Как пойдем? Коней у нас нет. Да и зима на носу. Обратно вернуться не успеем.
-- На стругах пойдем, -- как о чем-то давно решенном сказал Ермак. -- А где зиму встречать, не все ли одно. Найдем местечко, где зазимовать можно. Есть у меня одно на примете. Все разместимся.
-- Сам-то бывал там?
-- Приходилось...
-- Носила же тебя нелегкая, -- уважительно протянул Кольцо, -- а с припасами как быть? Ни муки, ни сухарей, ни крупы. Мясо, ладно, по дороге зверя, рыбу добудем, а без мучицы никак нельзя. Да и пороху, и свинца на десяток выстрелов у каждого. Где возьмем?
-- А господа Строгановы на что? У них и попросим.
-- Дадут ли? Не верится, будто отпустят они нас и еще припас впридачу выдадут.
-- А вы с казаками пошумите малость, позадирайте кого из местных. С хозяевами потолкуйте по-свойски. Как ты умеешь. Помнишь, когда у Барбоши был, то как с несговорчивыми беседовал?
-- То дело нехитрое. Потолкуем со Строгановыми, за нами не станется. Пойдут ли казаки? Им зиму в крепости пересидеть куда сподручней.
-- Круг созовем, я свое слово скажу. Казаки, что в Ливонию со мной хаживали, за тех ручаюсь. Остальных ты на себя бери. Тебя послушают. Главное -- с есаулами накоротке перетолкуй. Их слово -- закон.
Кольцо слушал, не сводя с Ермака настороженных глаз, думая о чем-то своем. Хотелось возразить атаману, что тащиться Бог знает куда с уже обжитого места, да еще по осени, нет никакого смысла. И чего они там найдут? Чего добудут? А даже и добудут, то обратно еще вернуться надо, сколько сил потратить... Но что-то мешало перебить атамана, возразить, ответить отказом. Было в его словах нечто завораживающее, притягательное. Так молодой парень, забыв обо всем, идет следом за приглянувшейся девкой, не зная зачем. Идет и все. Манит ее улыбка, походка, озорные глаза. И атаман предлагал нечто такое, отчего дух захватывало. А почему бы и не рискнуть? Где он только не побывал, с кем не бился. Про Сибирь же только слышал и никогда в мыслях не держал, что сможет вдруг там оказаться. И еще не решив, не веря до конца самому себе, представил таинственную страну, где огромные широкие реки, леса до небес,
