установку. Колбочки, так и не вынутые из гнезд после того, месячной давности опыта, покрылись пылью. Как просто было тогда! Любой замер давал цифру, а цифра — это результат. Пусть даже Лаунд снова обошел бы его, все-таки результаты можно доложить на институтской конференции и опубликовать в сборнике рефератов. А вдруг ему удалось бы обойти Лаунда? Такие вещи непредсказуемы.
Взгляд Савервальда упал на стол. Там лежала принесенная Верунчиком распечатка. Институтский ВЦ делал обзор рефератов и посылал каждому из сотрудников материалы по его теме. Савервальд просмотрел заголовки. Ну конечно, вот он, Лаунд, опять впереди. А это что? 'Новый класс органических диамагнетиков с парадоксальными свойствами'. Автор незнакомый: Ракши из Бомбейского химико-технологического. А вещества? Какие же они новые? Вон, Санька Глебов похожие получает, не для диплома даже, а для курсовой. И ведь верно, должны они быть диамагнетиками, как же он раньше не догадался проверить? Но уж зато теперь… вещества индуса плюс методики Лаунда — получится отличная работа.
Савервальд вскочил, отыскал в эксикаторе бюксы с глебовскими веществами, помыл колбочки, включил термостат. Если первые замеры проводить при 20 градусах Цельсия, то с ними можно уложиться сегодня.
'А ковер? — кольнула мысль. — Ничего, ковер немного подождет. Сто пятьдесят лет ждал, подождет еще недельку.'
Мирно щелкал термостат, жужжали мешалки, блестели в гнездах четырехгорлые колбы. На душе у Савервальда было светло и спокойно. Он так увлекся, что не слышал шума за стеклянной дверью и вздрогнул лишь когда дверь распахнулась, и на пороге появился Цуенбаев, на неделю раньше обещанного вернувшийся из отпуска.
— Вы здесь, Олег? — спросил он. — Как удачно! Если вас не затруднит, помогите мне поставить на место шкаф.
Домой Савервальд возвращался в странном расположении духа. Обида за уплывшее открытие мешалась с надеждой, что уж на этот раз он утрет нос Лаунду. Савервальд привычно зашел в магазин, привычно купил булки, кефира и колбасы с клопоморным названием «Прима». С авоськой в руке вышел из магазина. Совсем как тогда. Жаль, конечно, тех детских мечтаний, но это даже хорошо, что они умерли. Пора наконец взрослеть, сорок лет скоро. В жизни, в науке не должно быть места волшебному чуду. И это справедливо.
Из-за угла выбежала лохматая, явно бездомная дворняжка. Принюхалась к савервальдовской авоське, забежала вперед и вдруг произнесла сдавленным скулящим голосом:
— Хозяин, угости колбаской. Очень хочется.
— Пшла вон!.. — завопил Савервальд и запустил авоськой в шарахнувшуюся собачонку.
Автопортрет
Валерий Александрович Полушубин вышел на пенсию. Провожали его хорошо, двумя отделами. Читали приказ директора, говорили прочувствованные слова о заслуженном отдыхе. Отдел Главного инженера подарил спиннинг, отдел Главного энергетика — большую хрустальную конфетницу. Валерий Александрович не был рыболовом и не ел конфет, потому что страдал диабетом, но речи ему понравились.
Инга Петровна, которую Полушубин про себя иначе как «фитюлькой» не называл, преподнесла репродукцию на спецткани — мадонну с младенцем. Такого Валерий Александрович не ожидал, отношения с «фитюлькой» были не из лучших. Ингу Петровну взяли специально на смену ему, они отрабатывали вместе три месяца: месяц до шестидесятилетия Полушубина и два «жадных» предпенсионных месяца. Теперь «фитюлька» будет сама себе начальником, а на радостях можно и мадонну отвалить.
Вечером Валерий Александрович спрятал ненужную удочку и конфетницу, потом начал рассматривать картинку. Что в ней люди находят? Сидит девица и кормит титькой голого рыжего мальчишку. Приличный человек, такое заметив, глаза отводит.
Репродукцию Валерий Александрович убрал на шкаф, положил мадонной вниз, чтобы не пылилась, и решил при случае кому-нибудь передарить. Самому Полушубину мадонна была ни к чему, а что касается младенцев, то дети у него ассоциировались с надоедливым плачем по ночам, да с графой в расчетной ведомости, по которой с него шестнадцать лет высчитывали четверть зарплаты. Но это было давно, теперь Валерий Александрович жил один и знать ничего не знал о бывшей семье.
Со следующего утра для Валерия Александровича началась новая жизнь. За годы работы он привык чувствовать себя необходимым человеком. Ежедневно с трех до пяти часов у его кабинета толпились люди, пришедшие на инструктаж, и если Полушубин почему-либо задерживался, они покорно ожидали. Ни одна инструкция не имела силы без его подписи, рацпредложения присылались к нему на заключение, а технологические регламенты для согласования. Так что причин для самоуважения было достаточно.
Сначала Валерий Александрович считался просто инженером по технике безопасности, потом, когда ему прибавили зарплату, стал требовать, чтобы на документах стояло: 'старший инженер по технике безопасности'. Без этого Полушубин ни одной бумаги не подписывал, хотя смутно подозревал, что такой должности в штатном расписании нет.
Теперь новоиспеченный пенсионер утверждал свою значительность другими способами. Он чуть не ежедневно инспектировал двор, заставляя скрежетать зубами дворника, да смерти надоел санэпидстанции и участковому инспектору телефонными звонками и сигналами, а работников ближайшего универсама довел до предынфарктного состояния жалобами на некультурное обслуживание и проверками: не прячут ли продавцы под прилавок дефицитные творожные сырки. Все это Полушубин совершал бескорыстно, ибо, как диабетик сладких сырков есть не мог.
Не обошел Валерий Александрович вниманием и задний двор универсама. Заглянул, устроил разнос рабочим за раскиданные ящики. Грузчики лениво отбрехивались, потом пообещали надеть неугомонному пенсионеру ящик на голову. Угроза Валерия Александровича не испугала, но все же он решил уйти. Однако, у ворот его остановил какой-то человек.
— Папаша, купи, — сказал он, протягивая сверток. — Задарма отдам.
Валерий Александрович невольно глянул. Продавец относился к разряду 'бывших интеллигентов' и, конечно же, не мог предлагать вещь хоть на что-нибудь годную. Но едва со свертка слетела бумага, Валерий Александрович сразу понял, что перед ним хотя и ненужная, но настоящая вещь. В крепком, сделанном из лакированной фанеры ящичке рядами лежали тюбики, в специальных круглых и овальных гнездах помещались бутылки и флаконы. Три разной толщины кисточки теснились сбоку.
Действительно, зачем все эти богатства бывшему старшему инженеру по ТБ? Но жила в Валерии Александровиче простительная слабость к добротным, пусть даже бесполезным вещам.
Продавец, заметив неуверенность на лице Валерия Александровича, резко пошел в атаку:
— Что, папаша, берешь? Тогда с тебя четвертной.
Цена сразу охладила Валерия Александровича, и он, для того больше, чтобы позлить, предложил:
— За три рубля возьму.
— Что?! — взревел бывший интеллигент, но тут же, сникнув, попросил: Восемь-то рублей дай. Ты вникни, какие краски. И не троганые. Этот набор втрое стоит, да еще и не достанешь нигде…
Валерий Александрович прикинул в уме, что сегодня дают в винном, и, определив таким образом минимальную сумму, сторговался на пяти рублях. Получив деньги, бич поспешил в отдел, а оттуда снова во двор универсама, где для любителей оборудован был закуток, и стакан не очень грязный стоял на ящике, а порой объявлялись соленые помидоры или иная полезная снедь, вытащенная во двор под засаленным грузчицким передником. Вышел он из закутка вовсе не умиротворенный, как можно было бы ожидать, а напротив, крайне агрессивный.
— Ну?! — закричал он, увидав, что Валерий Александрович еще не ушел, а следит за разгрузкой молочной машины. — Купил? А на кой он тебе? Это не краски, а мечта, я их для великой картины берег, а ты за пятеру у человечества великий шедевр украл! Дерьмо ты!..
Валерий Александрович хотел ответить, но растерявший остатки интеллигентности алкоголик
